Праздник ценой в 2 миллиона жизней.На дерзкий вызов Австрии по адресу Сербии и всего славянства Россия спешно стала мобилизоваться. Энтузиазму русского народа не было конца. Как будто наступил великий светлый праздник. Вся Русь от края до края жила теперь одними мыслями и чувствами. Ни днем ни ночью не прекращались восторженные манифестации по всей России. Священные для каждого из нас звуки «Боже, Царя Храни» чередовались с гимнами союзных и дружеских нам государств — Сербии, Черногории, Англии и Франции. Русские, поляки, латыши, евреи, армяне, калмыки – все народности России вышли на улицу, и каждый на своем языке несли «славу» Белому Русскому Царю за его «правду» и изливали заслуженный гнев по адресу насильников славян – Германии и Австрии. Еще сильнее проявились священные чувства Русских людей и их иноплеменных собратьев к Обожаемому Царю и горячо любимой родине с того момента, когда Германия объявила 19 июля России войну. В разных местах столицы коленопреклоненное население пело слова молитв и Отечественный гимн. Многие со слезами, как священную реликвию, целовали слова Высочайшего манифеста о Второй Отечественной войне. «Летопись войны», август 1914 года
Морис Палеолог, посол Франции в России Алексей Игнатьев, военный атташе России во Франции, полковник русской армии Валерий Брюсов, поэт, (из статьи в газете «Голос Москвы») Роберт Музиль, австрийский писатель, (из Эссе «Европейство, война, германство») Когда над нашей страной с каждым часом сгущалась тьма, и мы, народ в самом сердце Европы и народ самого сердца Европы, вынуждены были осознать, что во всех концах континента собирается заговор с целью нашего истребления,— тогда-то и родилось новое чувство. Общие основы, которых мы в обычной жизни не ощущали, оказались под угрозой, мир раскололся на немецкий и противонемецкий, и оглушительное чувство общности вырвало сердце из наших рук, которые, возможно, хотели удержать его еще на мгновение размышления. Как реагировала публика в россии
Я принялся наблюдать за человеком, сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с удовольствием поглощал содержание газет. Многие в пивной тоже читали газеты, и никто не проявлял ни малейших признаков отвращения. Это была их ежедневная духовная пища, привычная, как пиво. ... Они вовсе не были перекроены все на один лад, как я представлял раньше. В купе входили, выходили и снова заходили люди. Чиновников было мало. Все больше простой люд — с обычными разговорами, которые я слышал и во Франции, и в Швейцарии, — о погоде, об урожае, о повседневных делах, о страхе перед войной. Они все боялись ее, но в то время как в других странах знали, что воины хочет Германия, здесь говорили о том, что войну навязывают Германии другие. Как всегда перед катастрофой, все желали мира и говорили только об этом... Он стоял перед толпой и орал о праве на завоевание всех немецких земель, о великой Германии, о мщении, о том, что мир на земле может быть сохранен только в том случае, если остальные страны выполнят требования Германии и что именно это и есть справедливость». Эрих Мария Ремарк. «Ночь в Лиссабоне» © Copyright: Андрей Ганюшкин, 2022.
Другие статьи в литературном дневнике:
|