Лучший рассказ Кира Булычёва

Вячеслав Дорошин: литературный дневник

Автор Яндекс-дзена: Ещё один блог о кино


ПРИМЕЧАНИЕ В. Д.: не буду ничего редактировать, пусть этот умник будет «екать» везде – пускай у него будет Ее, пошЕл, придЕте, БулычЕв и тому подобное. За каждым задницу не подотрЁшь, так же, как и не переучишь сетевых колхозных писак – они шпарят все, как один, по дубовым стандартам. И если у человека есть самосознание, то он не будет допускать в текстах подобную хератень, убивая тем самым любой интересный пост (как этот), а вычищать Авгиевы конюшни – это уже из репертуара Геракла…
Единственное, кавычки заменю на нормальные, где мельком увижу перед публикацией.


__________________



Этот рассказ Кира Булычева я прочитал в детстве, мне было лет 12, а может быть, 13. И он поразил меня своей пронзительностью и какой-то удивительной, теплой и светлой, человечностью. С тех пор я неоднократно перечитывал этот рассказ, и отмечал про себя, что ничего не изменилось - текст все также действует на меня, он все также пронзителен, он все также вызывает светлое, доброе чувство.


Называется этот рассказ «Можно попросить Нину?». Написан он в жанре городской фантастики, подлинным мастером которой был Кир Булычев.


В рассказе нет бластеров, нет космических кораблей, нет межзвездных путешествий. Фантастическое допущение здесь очень камерное, небольшое, что лишь усиливает воздействие рассказа. По сути дела, перед нами рассказ о войне, причем, один из лучших рассказов о войне из написанных в Советском Союзе.


Позволю себе вкратце пересказать этот рассказ.


Итак. Мужчина по имени Вадим Николаевич, живущий в СССР в 70-х годах прошлого века, решает позвонить своей знакомой женщине по имени Нина. Он звонит, но отвечает ему девочка, которую также зовут Нина.


Он понимает, что ошибся номером, извиняется и кладет трубку. Вадим Николаевич снова набирает номер, но на этот раз делает это со всей внимательностью. Звонит. И снова попадает на девочку Нину!


Девочка просит его не бросать снова трубку и поговорить с ней. Вадим Николаевич соглашается. Оказывается, что Нине тринадцать лет, она живет с мамой, мама медсестра в госпитале и ушла на ночную смену. Они разговаривают о жизни, о Москве, и Вадим Николаевич замечает странности в репликах Нины.


Например, она, москвичка с Арбата, не знает кинотеатра «Россия». Посмотрев на часы, Вадим Николаевич говорит:


— Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.
— Вы со мной заговорили как с ребенком.
— Нет, что ты, я говорю с тобой как со взрослой.
— Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку.
Вадим Николаевич вешает трубку, садится к телевизору. На часах - десять вечера. Посмотрев телепередачу, мужчина снова собирается позвонить Нине. Если же опять попадет на девочку, он решает сразу повесить трубку. Он звонит, и ему отвечает девочка Нина.


– Я так и знала, что вы еще раз позвоните, – сказала Нина, подойдя к телефону. – Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано.
– Ладно, – сказал я. – Давайте разговаривать. А почему вы так поздно
не спите?
– Сейчас только восемь, – сказала Нина.
– У вас часы отстают, – сказал я. – Уже двенадцатый час.


Нина считает, что Вадим Николаевич разыгрывает ее или же хочет от нее отделаться. Тут же выясняется еще одна странность - девочка уверена, что на дворе октябрь, а за окном Вадима Николаевича - декабрь.


Вдруг девочка спрашивает, ужинал ли Вадим Николаевич. Тот искренне отвечает, что не помнит.


— Значит, не голодный.
— Нет, не голодный.
— А я голодная.


Вадим Николаевич узнает, что у девочки дома шаром покати, нет вообще никакой еды. Ему это кажется очень странным и горьким обстоятельством. Он хотел бы помочь Нине, но не знает, как. Нина же спрашивает, что у него есть дома из съестного. Тот удивляется и говорит, что нужно подойти к холодильнику. Девочка удивляется, что у него есть холодильник, а еще тому, что он с телефоном может перемещаться по квартире.


Вадим Николаевич идет к холодильнику, перечисляет продукты, среди которых есть мороженая французская курица.


— Да, — ответила Нина совсем тихо. — Зачем вы так шутите? Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.
— Это еще почему? В самом деле так проголодались?
— Нет, вы же знаете.
— Что я знаю?
— Знаете, — настаивала Нина. Потом помолчала и добавила: — Ну и пусть! Скажите, а у вас есть красная икра?
— Нет, — признался я. — Зато есть филе палтуса.
— Не надо, хватит, — сказала Нина твердо. — Давайте отвлечемся. Я же все поняла.
— Что поняла?
— Что вы тоже голодный.


Вадим Иванович очень удивлен, а Нина внезапно спрашивает, что видно у него за окном. Мужчина подходит к окну, начинает рассказывать о том, что видит. Девочка смеется и говорит, что поймала его на лжи. Вадим Иванович недоумевает и даже обижается. Просит Нину объяснить, на чем именно она его «поймала».


— Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули затемнение, то потушили свет. Правильно?
— Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?
— Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?


И вдруг тон девочки резко меняется, становится подозрительным. Она спрашивает Вадима Николаевича, почему тот не на фронте? Он инвалид? У него бронь? Вадим Николаевич удивленно спрашивает, на каком фронте он должен быть.


— На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может быть, вы не врете о курице и яйцах?
— Не вру, — признался я. — Никакого фронта нет.
— Так я в самом деле не шучу! — почти крикнула Нина. — И вы перестаньте. Мне было сначала интересно и весело. А теперь стало как-то не так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.
— Честное слово, девочка, я говорю правду, — сказал я.
— Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала.


И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос:
— Вы почему не на фронте?
— На каком я могу быть фронте? Какой может быть фронт в семьдесят втором году?!
— Вы меня разыгрываете?


Внезапно Вадим Николаевич вспоминает свое собственное детство. Детство, которое прошло в войну. Голодное, холодное, одинокое. Он вспомнил, как сидел, закутавшись в тряпье перед едва теплой буржуйкой и старался не думать о еде, а курица казалась неведомой сказочной птицей.


Кажется, это тоже был октябрь, как у Нины. Да-да, это был октябрь. И они с матерью весь месяц жили на одну, ее хлебную карточку, потому что он, мелкий охламон, свою карточку на этот месяц потерял.


— Нина, — сказал я, — какой сейчас год?
— Сорок второй, — ответила Нина.


И сразу все странности в разговоре девочки встали на свои места. Все до единой. Затемнение, кинотеатр "Россия", которого в 42-ом еще не было, холод, голод, мама в госпитале, папа на фронте - все. Можно ли так придумать, можно ли так разыграть человека?


Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она сорокалетняя женщина, заболела еще тогда, девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?


— Послушайте, — сказал я спокойно, — не вешайте трубку. Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет назад. Вы это знаете?
— Нет, — сказала Нина.
— Теперь знайте. Сейчас двенадцатый час… Ну как вам объяснить?
— Ладно, — сказала Нина покорно. — Я тоже знаю, что вы не привезете мне курицу. Мне надо было догадаться, что французских кур не бывает.
— Почему?
— Во Франции немцы.
— Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. Но немецкие туристы бывают и у нас.
— Как так? Кто их пускает?
— А почему не пускать?
— Вы не вздумайте сказать, что фрицы нас победят! Вы, наверное, просто вредитель или шпион?
— Нет, я работаю в СЭВе, в Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь венграми.
— Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.
— Венгры давным-давно прогнали своих фашистов. Венгрия — социалистическая республика.
— Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.


И Вадим Николаевич рассказал этой девочке, а может быть, сошедшей с ума женщине с детским голосом, все. Он рассказал, что мы победим фашистов 9 мая 1945 года, рассказал, что Гитлер покончит с собой в бункере вместе с Евой Браун, о том, что страна воспрянет из пепелища и отправит в космос первого космонавта.


Рассказывая о том, что будет после войны, Вадим Николаевич силился вспомнить одну деталь, важную, невероятно важную! Деталь, которая казалась ему сейчас важнее всего на свете. И он вспомнил! Конечно же, он потерял хлебную карточку, когда гонял с ребятами мяч во дворе дома на Петровке. Он бросил пальто на решетку вентиляции, и карточка выпала из кармана в подвал.


— Ты знаешь Петровку?
— Знаю, — сказала Нина. — А ее не переименуют?
— Нет. Так вот…


Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего, лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе играли в футбол, и я эту карточку потерял.


— Какой ужас! — сказала Нина. — Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Сделайте это.


Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она, ни я не понимали, в каком году мы находимся, — мы были вне времени, ближе к ее сорок второму году.


— Я не могу найти карточку, — объяснил я. — Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты.


И в этот момент нас разъединили.
Он бросился снова набирать номер Нины. Голодной, одинокой девочки из 42 года, года, когда конец войны кажется таким же далеким, как Сириус. Но ему ответила другая, взрослая Нина. И он повесил трубку. И снова набрал. Ему нужно было поговорить с Ниной, понять, что она все расслышала про хлебную карточку. Но аппарат снова соединил его со взрослой Ниной. Он сказал пару слов и повесил трубку.


Разговор с девочкой из страшного 42-го года не давал Вадиму Николаевичу покоя. Через пару дней он решил разыскать ТУ Нину, узнать, кем она стала. Найдя старый телефонный справочник, Вадим Николаевич определил нужный адрес, а также узнал, что Нину зовут Фролова Нина Сергеевна. И он пошел к ней. Это было странно, это казалось диким, и он сам это прекрасно понимал, но он не мог поступить иначе – ему нужно было знать.


В квартире никого не было. И по тому, как гулко разносился звонок, мне показалось, что здесь люди не живут. Уехали.


Я хотел было уйти, но потом, раз уж забрался так далеко, позвонил в дверь рядом.
— Скажите, Фролова Нина Сергеевна — ваша соседка?
Парень в майке, с дымящимся паяльником в руке, ответил равнодушно:
— Они уехали.
— Куда?
— Месяц как уехали на Север. До весны не вернутся. И Нина Сергеевна, и муж ее.


Я извинился, начал спускаться по лестнице. И думал, что в Москве, вполне вероятно, живет не одна Нина Сергеевна Фролова 1930 года рождения.
И тут дверь сзади снова растворилась.


— Погодите, — сказал тот же парень. — Мать что-то сказать хочет.


Мать его тут же появилась в дверях, запахивая халат.


— Ну вот, — обрадовалась женщина, — чуть было вас не упустила. Она бы мне никогда этого не простила. Нина так и сказала: не прощу. И записку на дверь приколола. Только записку, наверное, ребята сорвали. Месяц уже прошел. Она сказала, что вы в декабре придете. И даже сказала, что постарается вернуться, но далеко-то как…— А вы кем ей будете?
— Так просто. — ответил я. — Знакомый.
— Не Вадим Николаевич?
— Вадим Николаевич.


Женщина стояла в дверях, глядела на меня, словно ждала, что я сейчас открою какую-то тайну, расскажу ей о неудачной любви. Наверное, она и Нину пытала: кто он тебе? И Нина тоже сказала ей: «Просто знакомый».


Женщина выдержала паузу, достала письмо из кармана халата.


«Дорогой Вадим Николаевич!


Я, конечно, знаю, что вы не придете. Да и как можно верить детским мечтам, которые и себе самой уже кажутся только мечтами. Но ведь хлебная карточка была в том самом подвале, о котором вы успели мне сказать…».



Другие статьи в литературном дневнике: