Лучший рассказ Кира БулычёваАвтор Яндекс-дзена: Ещё один блог о кино ПРИМЕЧАНИЕ В. Д.: не буду ничего редактировать, пусть этот умник будет «екать» везде – пускай у него будет Ее, пошЕл, придЕте, БулычЕв и тому подобное. За каждым задницу не подотрЁшь, так же, как и не переучишь сетевых колхозных писак – они шпарят все, как один, по дубовым стандартам. И если у человека есть самосознание, то он не будет допускать в текстах подобную хератень, убивая тем самым любой интересный пост (как этот), а вычищать Авгиевы конюшни – это уже из репертуара Геракла… __________________
Называется этот рассказ «Можно попросить Нину?». Написан он в жанре городской фантастики, подлинным мастером которой был Кир Булычев. В рассказе нет бластеров, нет космических кораблей, нет межзвездных путешествий. Фантастическое допущение здесь очень камерное, небольшое, что лишь усиливает воздействие рассказа. По сути дела, перед нами рассказ о войне, причем, один из лучших рассказов о войне из написанных в Советском Союзе. Позволю себе вкратце пересказать этот рассказ. Итак. Мужчина по имени Вадим Николаевич, живущий в СССР в 70-х годах прошлого века, решает позвонить своей знакомой женщине по имени Нина. Он звонит, но отвечает ему девочка, которую также зовут Нина. Он понимает, что ошибся номером, извиняется и кладет трубку. Вадим Николаевич снова набирает номер, но на этот раз делает это со всей внимательностью. Звонит. И снова попадает на девочку Нину! Девочка просит его не бросать снова трубку и поговорить с ней. Вадим Николаевич соглашается. Оказывается, что Нине тринадцать лет, она живет с мамой, мама медсестра в госпитале и ушла на ночную смену. Они разговаривают о жизни, о Москве, и Вадим Николаевич замечает странности в репликах Нины. Например, она, москвичка с Арбата, не знает кинотеатра «Россия». Посмотрев на часы, Вадим Николаевич говорит: — Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу. – Я так и знала, что вы еще раз позвоните, – сказала Нина, подойдя к телефону. – Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано. Нина считает, что Вадим Николаевич разыгрывает ее или же хочет от нее отделаться. Тут же выясняется еще одна странность - девочка уверена, что на дворе октябрь, а за окном Вадима Николаевича - декабрь. Вдруг девочка спрашивает, ужинал ли Вадим Николаевич. Тот искренне отвечает, что не помнит. — Значит, не голодный. Вадим Николаевич узнает, что у девочки дома шаром покати, нет вообще никакой еды. Ему это кажется очень странным и горьким обстоятельством. Он хотел бы помочь Нине, но не знает, как. Нина же спрашивает, что у него есть дома из съестного. Тот удивляется и говорит, что нужно подойти к холодильнику. Девочка удивляется, что у него есть холодильник, а еще тому, что он с телефоном может перемещаться по квартире. Вадим Николаевич идет к холодильнику, перечисляет продукты, среди которых есть мороженая французская курица. — Да, — ответила Нина совсем тихо. — Зачем вы так шутите? Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно. Вадим Иванович очень удивлен, а Нина внезапно спрашивает, что видно у него за окном. Мужчина подходит к окну, начинает рассказывать о том, что видит. Девочка смеется и говорит, что поймала его на лжи. Вадим Иванович недоумевает и даже обижается. Просит Нину объяснить, на чем именно она его «поймала». — Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули затемнение, то потушили свет. Правильно? И вдруг тон девочки резко меняется, становится подозрительным. Она спрашивает Вадима Николаевича, почему тот не на фронте? Он инвалид? У него бронь? Вадим Николаевич удивленно спрашивает, на каком фронте он должен быть. — На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может быть, вы не врете о курице и яйцах? И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос: Внезапно Вадим Николаевич вспоминает свое собственное детство. Детство, которое прошло в войну. Голодное, холодное, одинокое. Он вспомнил, как сидел, закутавшись в тряпье перед едва теплой буржуйкой и старался не думать о еде, а курица казалась неведомой сказочной птицей. Кажется, это тоже был октябрь, как у Нины. Да-да, это был октябрь. И они с матерью весь месяц жили на одну, ее хлебную карточку, потому что он, мелкий охламон, свою карточку на этот месяц потерял. — Нина, — сказал я, — какой сейчас год? И сразу все странности в разговоре девочки встали на свои места. Все до единой. Затемнение, кинотеатр "Россия", которого в 42-ом еще не было, холод, голод, мама в госпитале, папа на фронте - все. Можно ли так придумать, можно ли так разыграть человека? Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она сорокалетняя женщина, заболела еще тогда, девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война? — Послушайте, — сказал я спокойно, — не вешайте трубку. Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет назад. Вы это знаете? И Вадим Николаевич рассказал этой девочке, а может быть, сошедшей с ума женщине с детским голосом, все. Он рассказал, что мы победим фашистов 9 мая 1945 года, рассказал, что Гитлер покончит с собой в бункере вместе с Евой Браун, о том, что страна воспрянет из пепелища и отправит в космос первого космонавта. Рассказывая о том, что будет после войны, Вадим Николаевич силился вспомнить одну деталь, важную, невероятно важную! Деталь, которая казалась ему сейчас важнее всего на свете. И он вспомнил! Конечно же, он потерял хлебную карточку, когда гонял с ребятами мяч во дворе дома на Петровке. Он бросил пальто на решетку вентиляции, и карточка выпала из кармана в подвал. — Ты знаешь Петровку? Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего, лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе играли в футбол, и я эту карточку потерял. — Какой ужас! — сказала Нина. — Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Сделайте это. Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она, ни я не понимали, в каком году мы находимся, — мы были вне времени, ближе к ее сорок второму году. — Я не могу найти карточку, — объяснил я. — Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты. И в этот момент нас разъединили. Разговор с девочкой из страшного 42-го года не давал Вадиму Николаевичу покоя. Через пару дней он решил разыскать ТУ Нину, узнать, кем она стала. Найдя старый телефонный справочник, Вадим Николаевич определил нужный адрес, а также узнал, что Нину зовут Фролова Нина Сергеевна. И он пошел к ней. Это было странно, это казалось диким, и он сам это прекрасно понимал, но он не мог поступить иначе – ему нужно было знать. В квартире никого не было. И по тому, как гулко разносился звонок, мне показалось, что здесь люди не живут. Уехали. Я хотел было уйти, но потом, раз уж забрался так далеко, позвонил в дверь рядом. Я извинился, начал спускаться по лестнице. И думал, что в Москве, вполне вероятно, живет не одна Нина Сергеевна Фролова 1930 года рождения. — Погодите, — сказал тот же парень. — Мать что-то сказать хочет. Мать его тут же появилась в дверях, запахивая халат. — Ну вот, — обрадовалась женщина, — чуть было вас не упустила. Она бы мне никогда этого не простила. Нина так и сказала: не прощу. И записку на дверь приколола. Только записку, наверное, ребята сорвали. Месяц уже прошел. Она сказала, что вы в декабре придете. И даже сказала, что постарается вернуться, но далеко-то как…— А вы кем ей будете? Женщина стояла в дверях, глядела на меня, словно ждала, что я сейчас открою какую-то тайну, расскажу ей о неудачной любви. Наверное, она и Нину пытала: кто он тебе? И Нина тоже сказала ей: «Просто знакомый». Женщина выдержала паузу, достала письмо из кармана халата. «Дорогой Вадим Николаевич! Я, конечно, знаю, что вы не придете. Да и как можно верить детским мечтам, которые и себе самой уже кажутся только мечтами. Но ведь хлебная карточка была в том самом подвале, о котором вы успели мне сказать…». © Copyright: Вячеслав Дорошин, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|