Дана Сидерос. Серьёзно.

Жиль Де Брюн: литературный дневник

Ладно, давайте серьёзно, в последний раз. Не буду говорить о гомофобном законе, скажу о себе, это очень удобно и чуть менее неприятно.


Я терпеть не могу публично высказываться.
Мне не нравятся слова "лесбиянка" и "гей", а от слова "натурал" меня просто выворачивает.
Меня нервируют бесконечные перепосты текстов про фашизм.
Меня утомляет необходимость объяснять кому-то по сотому кругу очевидные, бесспорные вещи.


У меня в трудовой написано, что я художник.
Некоторые утверждают, что я поэт. Ну шут с вами, пора мне уже и правда перестать кривляться. Я поэт. Я хочу сидеть в углу и сочинять свои стишки или сидеть в углу и рисовать глупые картинки. Я хочу думать об изнанке мира, подземных родниках, лучах света, бьющих сквозь листву, сыром асфальте после грозы и бесценной человеческой хрупкости. А о том, не убьют ли сегодня кого-то из моих друзей за образ жизни и убеждения - я думать не хочу.


Я, честное слово, не помню имён депутатов, отчества президента и какой сейчас год. Иногда натыкаюсь на эти бесполезные данные, но потом сразу забываю. Это не кокетство, это правда. Вся происходящая неподалёку от меня политическая возня не вызывает у меня ничего, кроме тоски и брезгливости. Мне неинтересно, мне тошно и мутно от этого, ничего не могу с собой поделать. И именно поэтому меня бесит то, что в последнее время любая беседа неизбежно заканчивается обсуждением последних принятых законов. Можно было бы ни с кем не разговаривать, но беда в том, что я тоже не могу перестать думать обо всём этом. И вот тут я уже впадаю в ярость.


Мне противно жить на территории, где некую группу людей официально объявляют вне закона, вторым сортом, не имеющим права на существование. Отчасти им объявляют и меня, потому что я вообще редко обращаю внимание на пол и возраст. Я любила мужчин и женщин, я дружила с мужчинами и женщинами, я спала с мужчинами и женщинами. Сейчас, положим, я люблю мужчину, но это не делает меня лучше других. Зато это делает меня менее уязвимой перед законом, убиться веником, пляшу от радости по этому поводу.


Я бы уехала, не задумываясь, но какого черта? Здесь и мой дом тоже, я имею не меньше прав жить здесь, чем все эти кровопийцы, почему-то считающие себя хозяевами. Правда, мне кажется, я уже и так в эмиграции.
Моя родина - не Российская Федерация.
Моя родина - русский язык. Моя родина - мои друзья и родные - разные, странные, невероятные.
Моя родина - бесконечный внутренний ноябрь, зал Серова в Третьяковке, финно-угорская магия, заточенная в коробки в музейных запасниках.
А упыри, натравливающие людей своей страны на соотечественников, законодательно одобряющие убийства - не моя родина. Они мне не земляки, я не хочу иметь к ним никакого отношения.


И последнее. Я не разделяю оптимизма моих оппозиционных друзей, мне кажется, что в ближайшее время ничего не удастся изменить, никого не получится продавить или убедить. Всё, что мы можем - это игнорировать преступные законы.
И я буду их игнорировать, а вы - как хотите.


13.06.2013



Другие статьи в литературном дневнике: