Я слишком слаб, чтоб латы боевые
иль медный шлем надеть! Но я пройду
по всей стране свободным менестрелем.
Я у дверей харчевни запою
о Фландрии и о Брабанте милом.
Я мышью остроглазою пролезу
в испанский лагерь, ветерком провею
там, где и мелкой мыши не пролезть.
Веселые я выдумаю песни
в насмешку над испанцами, и каждый
фламандец будет знать их наизусть.
Свинью я на заборе нарисую
и пса ободранного, а внизу
Я напишу: "Вот ваш король и Альба".
Я проберусь шутом к фламандским графам,
и в час, когда приходит пир к концу,
и погасают уголья в камине,
и кубки опрокинуты, я тихо,
перебирая струны, запою:
вы, чьим мечом прославлен Гравелин,
вы, добрые владетели поместий,
где зреет розовый ячмень, зачем
вы покорились мерзкому испанцу?
Настало время, и труба пропела,
от сытной пищи разжирели кони,
и дедовские боевые сёдла
покрылись паутиной вековой.
И ваш садовник на шесте скрипучем
взамен скворешни выставил шелом,
и в нем теперь скворцы птенцов выводят,
прославленным мечом на кухне рубят
дрова и колья, и копьём походным
подпёрли стену у свиного хлева!
Так я пройду по Фландрии родной
с убогой лютней, с кистью живописца
и в остроухом колпаке шута.
Когда ж увижу я, что семена
взросли, и колос влагою наполнен,
и жатва близко, и над тучной нивой
дни равноденственные протекли,
я лютню разобью об острый камень,
я о колено кисть переломаю,
я отшвырну свой шутовской колпак,
и впереди несущих гибель толп
вождём я встану. И пойдут фламандцы
за Тилем Уленшпигелем вперёд!
И вот с костра я собираю пепел
отца, и этот прах непримиренный
я в ладанку зашью и на шнурке
себе на грудь повешу! И когда
хотя б на миг я позабуду долг
и увлекусь любовью или пьянством,
или усталость овладеет мной, -
пусть пепел Клааса ударит в сердце -
и силой новою я преисполнюсь,
и новым пламенем воспламенюсь.
Живое сердце застучит грозней
в ответ удару мертвенного пепла.
