Дмитрий Быков. Всё можно.Надежда Мандельштам учит нас, что в темные времена (пусть они даже не тянут на полноценный террор, зато уже дотянули до абсурда круче брежневского) надо думать не о причинах, а о целях. В самом деле, гадать о скрытых механизмах путинской эпохи, о перспективах культурной политики, о том, на каком повороте опять проскочили выход и вернулись на круг, — роскошь непозволительная. Негодовать еще смешней. Выяснять отношения и навешивать критические ярлыки тем более неправильно. Кому-то не нравится Константин Богомолов, кто-то не в восторге от рассказа «Настя» (есть у Сорокина рассказы гораздо лучше), — все это сейчас не важно. Объяснять читателю или самой Ирине Васиной, кто такая Ирина Васина (православный аналитик, руководитель общественного движения противодействия экстремизму или как она там себя величает), тем более глупо. С Ириной Васиной все понятно, в том числе самой Ирине. Когда она рассказывает Life, что обнаружила в рассказе «Настя» глумление над русским народом и православным духовенством, в ее глазах горит нехороший огонек. Мне кажется, в этот момент она испытывает самое что ни на есть глубокое удовлетворение — хорошо, если только моральное. В рассказе «Настя» обнаружено глумление над православием и унижение русского народа. В зажаривании шестнадцатилетней Насти участвуют православный священник о. Андрей и представители русского поместного дворянства. Ничего принципиально нового тут опять-таки нет — в 1947 году Михаил Бубеннов обнаружил глумление над русским народом в романе И. Эренбурга «Буря», поскольку русских героев там гибло больше, чем еврейских. То есть убивать русских автору нравилось больше. Тогда, к счастью, роман Эренбурга личным письмом защитил Сталин. Трудно предположить, что Путин читает Сорокина и вступится за Богомолова. Спасти картину, которая уже более чем наполовину готова, можно другим способом, применимым, кстати, к перелицовке прочей русской словесности. Этот способ кто-то должен был изобрести, потому что эдак глумление и русофобию можно обнаружить в любом тексте, где фигурирует русский отрицательный герой или гибнет положительный. Я предложил бы назвать этот новый метод письма васинским реализмом, поскольку социалистический упразднен, а другого пока не придумали. Не думаю, что рассказ Сорокина и его экранизация станут хуже, если действие в них будет перенесено в США. Ницше читают везде, природа в рассказе вполне нейтральная, и какая разница, где съели Настю? Вместо русского попа нужно вставить американского евангелиста, телевизионного проповедника, сектанта, лучше бы, для верности, чернокожего. Поскольку русофобию можно усмотреть и в классике, все отрицательные герои должны быть срочно переделаны в иностранцев. Так, Анна Каренина была замужем за американским сенатором, Грушницкий был французом (и Печорин убил его в рамках борьбы с иностранной агентурой), Раскольников был украинцем, старуха-процентщица — еврейкой, а проститутка Соня Мармеладова — гастарбайтером (не важно, какого пола). Оно же, скорее всего, и убило. В рассказе Сорокина разглядели пропаганду каннибализма. Это резонно, поскольку герои действительно с аппетитом поедают жареную Настю. Предметом литературы должны быть только те вещи, которые пропагандировать можно и должно. Герои современной российской прозы должны присоединять Крым, задерживать проникающих туда диверсантов, побеждать в медальном зачете, разоблачать НКО, креститься. Если же автору в художественных целях кровь из носу необходимо изобразить каннибализм, это может быть каннибализм украинских бойцов на территории самопровозглашенных республик. Богомолову в экранизации «Насти» достаточно всего лишь заставить Настю говорить по-русски, а жарящих и съедающих ее персонажей — по-украински, причем лучше одеть их в жовто-блакитное или черно-красное. Компьютерная графика позволяет и не такое. Или пусть положительные герои съедают представителя пятой колонны, который изжарил себя сам по заданию Госдепа. Возможен, наконец, вариант с усыновленным американцами русским ребенком. Представители православных экспертов ведь не против жестокости как таковой: один из руководителей «Антимайдана» уже пообещал посадить на кол и повесить за язык кандидата от «Парнаса» Мальцева. Просто эта жестокость должна быть направлена в верное русло. Секс допускается, но лишь при условии сознательного участия героев в демографической политике России или как акт воздействия на упомянутую пятую колонну. (В последнем случае разрешается даже гомосексуализм.) Педофилия — вопрос тонкий: пожалуй, можно инсценировать и «Лолиту» (спектакль по мотивам набоковского романа был однажды в Петербурге сорван казачьим патрулем) — при условии, что Лолита будет европейской девочкой русского происхождения, а растлевать ее будет мигрант при попустительстве Ангелы Меркель. Мастурбация тоже может быть допущена на страницы литературы или театральные подмостки — при условии, что исполнителем акта будет кто-либо из движения «Антимайдан», а объектом эротических грез — кто-либо из представителей администрации уровня не ниже муниципального. Таким образом обойти цензурные ограничения представляется плевым делом. Достаточно маркировать порок украинским или английским языком, а добродетель — камуфляжем, и извращайтесь, сколько позволит фантазия. Проблема ведь не в том, что в современной России чего-то нельзя. Она именно в том, что все можно: такое можно, что и не снилось. Вопрос — кому. 24.08.2016 © Copyright: Жиль Де Брюн, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
