Сергей Гандлевский
50 с лишним лет назад в университетской поэтической студии «Луч» очевидно возвышались над остальными студийцами два поэта: Алексей Цветков и Бахыт Кенжеев, оба в придачу писаные красавцы, обоих, к несчастью, уже нет в живых.
Не сводя с них влюбленно-ревнивых завидущих глаз, я, конечно, мечтал сойтись с ними покороче. Действительность превзошла мои ожидания – мы стали друзьями: Александр Сопровский, Бахыт Кенжеев, Алексей Цветков и я. Эта дружба в ряду главных и лучших событий моей жизни.
2 августа – день рождения Бахыта Кенжеева, впервые в его отсутствие.
Первое стихотворение из этой маленькой подборки я знаю наизусть уже больше полувека, в Сети я его не нашел, воспроизвожу по памяти, оно мне по-прежнему нравится.
Четыре давние стихотворения Бахыта, приводящие на память далекое прошлое.
***
Ты выздоравливаешь рано,
спешить не надо, перестань.
Еще затягивает рану
соединительная ткань.
И был я глуп невероятно,
и был беспомощен до слез,
но невозможный путь обратно
еще травою не зарос.
Калечит миг, а время лечит,
но я микстуру пью, ворча.
Невыносимо слушать речи
такого скучного врача.
Он исцеленье мне пророчит,
по капле сутки нацедив.
А я уверен - нынче к ночи
опять случится рецидив.
Любимая, что будет с нами?
Луна качает головой.
А я, заваленный словами,
забыл их все до одного.
Полынью, горечью, обманом
любовь колышется в груди.
Ты выздоравливаешь рано,
спешить не надо, погоди.
1971
***
Прошло, померкло, отгорело,
нет ни позора, ни вины.
Все, подлежавшие расстрелу,
убиты и погребены.
И только ветер, сдвинув брови,
стучит в квартиры до утра,
где спят лакейских предисловий
испытанные мастера.
А мне-то, грешному, все яма
мерещится в гнилой тайге,
где тлеют кости Мандельштама
с фанерной биркой на ноге.
1974
***
в южной франции где в море
льются ленточки дорог
где свое дневное горе
лечит звездами ван-гог
происходит эта драма
он богат она скупа
ночь наследство телеграмма
связи с мафией стрельба
и кричит она рыдая
голос тоненький дрожит
у тебя у негодяя
труп в багажнике лежит
комиссар умен и молод
любит женщин пьет вино
утолив культурный голод
мы выходим из кино
как картина ну законно
обсуждают фильм друзья
к а к он там у телефона
ну железно ни ***
это полночь заговорщица
это русь мой нежный край
между креслами уборщица
собирает урожай
мы-то жизнь свою поносим
а она довольна всем
пять бутылок по ноль-восемь
и двенадцать по ноль-семь
1979
***
До горизонта поля полыни
до горизонта поля полыни
а за полынью поля сирени
а за сиренью поля беглеца
до самой смерти попытка жизни
до самой смерти возможность жизни
до самой жизни возможность смерти
и так без конца, без конца
Я сам не знаю, чего мы ищем
паря меж городом и кладбищем
чего мы ищем, о чем мы помним
когда глядим в небосвод ночной
в полях пшеницы, в полях сирени
убегают в прошлое наши тени
ускользают в прошлое наши тени
надеждой мучаясь и виной
До горизонта вместе с грозою
синие ночи долгие зори
вплоть до подземного дома грома
до расставанья а дальше врозь
дальше на выбор — свист соловьиный,
оклик совиный, явка с повинной,
в полях несжатых дорога к дому,
покуда сердце не сорвалось.
А с двух сторон, с двух сторон пригорка
снежная наземь легла скатерка,
где шелестели поля полыни,
полынья протяжная глубока.
Заснежено сердце, а в небе ночами
не замерзает речка печали —
не замерзает эта река.
1977
Спасибо за все, дорогой Бахыт!
Другие статьи в литературном дневнике:
