http www. stihi. ru 2013 04 26 93Он любит Он любит просыпаться раньше неё. Обычно к утру она спит на левом боку, и он, приподняв край одеяла, пару минут любуется открывающимся видом, неизменно приводящим его в приподнятое состояние духа. И в этот момент нет ничего слаще, чем сознавать, что через несколько долгих секунд, в течение которых начинает ускоряться сердечный ритм, его ладонь властно сожмёт тёплое бедро, а после, огладив окружности ягодиц, протечёт по изгибу талии, по тонкой спине до дремотной, разомлевшей груди, чтобы принять её в горсть, целиком заполниться упругой тяжестью и замереть на мгновение, зарывшись лицом в спутанные волосы. Именно по утрам запах её – тайный, до сих пор неразгаданный, включающий в себя едва уловимую горчинку её любимых духов, и пряный дымок накануне выкуренного кальяна, и цитрусовую терпкость цедры обожаемых ею апельсинов, будоражит особенно сильно. Поэтому руки его становятся всё более требовательными, он всё настойчивее прижимается к податливому телу и с трудом подавляет в себе желание сжать зубами её затылок, прикусить до боли кожу и войти, ворваться в горячее её нутро, чтобы в несколько глубоких толчков выплеснуться и освободиться от её власти хотя бы на время. Но он подавляет звериный порыв и ждёт, когда она медленно вернётся оттуда, где их дороги никогда не пересекаются, вернётся отчуждённой, потерявшейся, в первые секунды не принадлежащей этому объяснённому и обустроенному для неё миру, и протянет руку к низкой прикроватной тумбочке, и моргнёт подсветкой мобильника, и вздохнёт, и забормочет хрипловатым со сна голосом: «Не, ну вот ты человек, а? Суббота… Семь утра… Спааать хочу, спать хочу, потом, всё потом, всё…» Утренние пробуждения для неё, прирождённой «совы», всегда были и остаются тяжким испытанием, и любым чувственным удовольствиям она предпочитает несколько дополнительных минут блаженного сна. Он знает об этом, как знает обо всех других её привычках, открытых и пристрастно изученных за много лет общей жизни. Но раз за разом он будит её – потому что именно её и только он может, имеет право разбудить именно так. Да, она снова спит, крепко и безмятежно, и далеко не всегда на его плече, поскольку даже во сне предпочитает свободу, а он лежит, раскинувшись, на спине, смотрит в сереющий потолок и слушает, как медленно утихает в ушах пульсирующий шум внутреннего прибоя. Ещё пару часов – и закружит шумное субботнее утро, и расплавится жёлтый сыр на семейной пицце, и зашумит чайник, и заварится чай на четверых, и начнётся хлопотный день, включающий в себя множество мелких хозяйственных дел – всё как обычно. Но будет вечер, и закроется дверь, отсекая звуки объяснённого мира, текучий халатик послушно соскользнёт с её плеч, и она – жажда, и она же – вода, она, невозможная, до сих пор непознанная, всякий раз новая, таящая в себе множество до потемнения в глазах желанных, изредка страстно ненавидимых и всегда не зависящих от него женщин, шагнёт навстречу, прильнёт, в одно движение найдя именно то, единственно верное положение, и зверь, не таясь, пристально глянет на него из её зрачков. Он любит.
© Copyright: Алёна Рычкова-Закаблуковская, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
