Гл. 5 Цветы запоздалые, ремейк. Побег из отеля

 

Письмо А.П.Чехову.
Продолжение на другом листе.
1898

Что было потом?
А потом был долгий изнуривший нас обоих разговор в отеле в Ницце.

Мой спутник, Николай Семенович, мой доктор, привезший меня в Ниццу в надежде на чудесное излечение от чахотки, был категоричен и даже груб:я должна ехать с ним теперь назад, домой, в Россию и испытать лечение, мной проигнорированное ввиду безденежья, - лечение кумысом наших степей, напитком калмыков. Которые будто- бы не заболевают чахоткой потому что пьют кумыс, молоко верблюдицы.

Но милый доктор Чехов! Вы же сами знаете, как земский доктор, как мало и ненадолго такое лечение отсрочивает неизбежный трагический финал. Уж если консилиум, собранный моим доктором в Ницце из светил европейской медицины, в один голос сказали вердикт:"вы, наш коллега из России, и сами понимаенте:медицина безсильна", - то разве поможет калмыцкий кумыс?
Может быть, но не когда все уже настолько далеко зашло.
И я решила не бороться более за жизнь, уйти.
К чему ввергать к тому ж доктора в ненужные расходы, и так заплатил профессорам за консилиум баснословно. Чтобы они только подтвердили то, что он сам знал: что все безполезно.

Я захотела лишь, коли один раз судьба занесла меня за границу, во Францию, то взглянуть на море.

И на его берегу, если придется, то умереть под лучами садящегося на море светила нашего настоящего:Солнца. Такая мне открылась внутренно картинка, красивая и печальная. Немного эта картинка меня утешила отчего-то.

И когда, утомленная доводами доктора о необходимости все же ехать в калмыцкие степи, о чем он убеждал меня на всем протяжении нашего с ним знакомства, с первого визита в наш дом в Москве, о необходимости поездки теперь же в Самару, на кумыс, и потом снова и снова, словно не ведая, что у меня нет за душой ни гроша...А теперь уже поздно...Конечно, я тоже патриот и предпочла бы чтобы воздух, вода,  и еда Отчизны исцелили меня, а не пусть прекраснейшие, но чужие берега. И утомленная вконец увещеваниями, я прилегла на диван, и в полусне почувствовала, как доктор бережно накрывает меня пледом и тихонько покидает мой номер, возвращаясь в свой, рядом.
Мне не помог первоклассный европейский курорт, какие степи...И я  заснула крепким освежающим сном впервые за долгое время, после прерванного бала под вальс Берлиоза.

Проснулась я неведомо в котором часу, было не то поздно уже, не то рано, в такие моменты не сразу понимаешь, иногда случается:ночь теперь или светает?

Кажется, был предутренний час, об этом возвещала просинь неба за окном, и тут я вспомнила наш разговор и свое желание еще раз взглянуть на прощание на морскую гладь. Я решила сделать это, сейчас же, не мешкая, потом может не выдаться случая...и  как раз будет хорошо встретить солнце на море, никогда не видела.

Я встала, и босая пробралась по мягкому персидскому квору на полу, боясь надеть обувь на такой дорогой ковер, и подошла к столу. На столе был мне принесен прибор. Чай. Я отхлебнула стоявший в стакане в термосе очень горячего чаю, и фыркнула:кипяток, обожглась! Чай на подносе, принеснный горничной неизвестно когда в эту ночь или только что, и притом незаметно на сверхмягких тапочках, что не разбудят никого, как это умеют, наверное, только горничные французских отелей, ибо в наших российских коридорные топали не стесняясь нарушить покой постояльцев, на своих скрипучих башмаках. Европейский сервис не чета нашему! При виде подноса на столе, неизвестно когда появившегося, у меня, обычно из-за болезни мало и неохотно с начала болезни евшей, почти насильно заставлял наш слуга Никифор, что один из челяди остался верен с нами до конца наших злоключений, не бросил нас и ухаживал за мной, как умел. Но сейчас  вдруг разыгрался аппетит, уж очень красиво все выглядело. И я с большой охотой поела из стоявшего на столе накрытым салфеткой на красивом подносе к стакану чаю в термосе - ломтики нежнейших французских круассанов, с куском свежего масла в фольге, что при желании намазать на ломти француской булки тут же. Пару яиц в изысканной серебряной посуде, серебряные ложки и вилки, и еще что-то на тарелке, кажется салат, каковой напомнил наш москвский новогодний, что отчего-то у нас зовется салатом Оливье. А  в хрустальной  вазе лежали спелые фрукты, притом и не по сезону. Дорогой курорт!

Ах если бы видел в этот момент меня доктор, так аппетино уплетавшей все, что было на столе, то, быть может, справедливо решил, что есть еще во мне воля молодости к жизни! И не столько или, во всяком случае, не столько кумыс в степях, пусть бы и он тоже, сколько, возможно, что-то иное, не столь унылое, не больничное, а воодушевляющее-жизненное, могли бы помочь вернее. Вот только что?..


Даже электричество в номере, я с удивлением смотрела на электрическую лампочку. В нашем московском мирке электричество уже было у самых богатых и знатных, но наша княжеская знатность Приклонских не была уже обеспечена денежно и мы так и освящали свечами и керосиновой лампой, стараясь экономить свечи и не используя для освещения и отопления все комнаты нашего большого особняка, ставшего как-то незаметно холодным и темным. А летом еще и нестерпмимо душным ввиду отсутствия системы вентилирования.

И вентиляции здесь есть! Прохлада в номере. И я со стыдом вспомнила, как доктор приказывал:Открыть вентиляции, дышать чем же?
А моя матушка-княгиня отвечала, что вентиляций нет.
-Странно  Вот и лечи в таких условиях, - не скрывал неудовольствия доктор.
Но здесь в Ницце в отеле вентиляции были не как у наших знакомых и богатых родственников в Москве, а новейшей американской системы, и именовались кондиционерами.

Затем почистив зубы каким-то очень рекламируемым на этикетке французским зубным порошком и прополоскав тут же стоявшей розовой водой, я решила одеться в лучшее и самое красивое, раз я здесь для праздника. Я надела свое белое с золотом вышивки бальное платье и туфли, убрав волосы в прическу, накинула на плечи длинный палантин, взявши сумочку, решила было еще белые перчатки, как мой взгляд остановился на капле крови на них, что упали из меня накануне на балу...Перчатки я сложила в кулечек и выкинула в мусорку. Затем взяла свою широкополую парижскую шляпу с сеточкой вуали. И решила пробираться к выходу.
Но ведь швейцар не выпустит.

 Номер, снятый для меня доктором, был с огромной стеклянной стеной, в которой открывадась дверь с выходом на лоджию и тут же открывавшийся зеленный массив и вид на далекое море. И горы.

Дорогой номер с изумительным видом. Я легонько толкнула - и дверь открылась, она не была заперта.
Снчала я вышла и решила идти прямо, куда-нибудь, не разбирая дорог, тем более что город мне был незнаком, и у меня не было карты, как и денег лишь на первые дни в кошельке чуть-чуть. Но тут я вспомнила о бархотке.

Нелепо возвращаться назад из-за ненужной детали туалета, бархотки шейной! Вот же и палантин теплый есть. Но кто поймет душу девушки...Бархотку забрать! И я, рискуя, быть пойманной служащими отеля, вернулась и забрала из комода свою черную бархотку с жемчугом, в котором танцевала накануне. Я отцепила дорогой жемчуг, сняла золотое кольцо, подареное доктором, он сказал:ну хоть для бала возьмите, а там и совсем. Но нет, я положила на стол жемчуг и золотое кольцо.
И вышла, стараясь также. как горничные, неслышно, но это было намного труднее в моих туфлях для бала, вышла на воздух и по ступеньке спустилась вниз, а дальше пошла куда глаза глядели...


   
21.04.2025 16:45

© Copyright: Зера Черкесова1, 2025
-