Вся система клюёт её
Инородное тело, с галактики мёртвой,
Но кому быть нужнее должна?
Тем, кто мыслит шаблонами до немой рвоты,
Или тем, кто в проекциях жив,
Кто боится ненужности, тем и цепляет,
Ведь сама себе нужная, пусть стадо лает,
Что в миру Персефона не в счёт...
Пусть навяжут в гноблении страхи свои же,
Все их в пекло, как души, что ждут свой черёд,
Заслужить возрождение, падшие ближе
К её миру иному, в тенях что живёт.
Не подходит резьба её к дну корпораций,
Не умеет продать сердце тем,
Кто служил культу племени ржавых аваций,
Что гремят по совку старых цен.
И увидели "мёртвую" в жилах и пепле,
Где сгорели потуги их впредь,
Убежали под рваное небо бесследно,
Потому что боялись сгореть.
Потому крепко держатся за свои лики,
А пустой и безликой что дать?
Ей терять почти нечего, кроме гвоздики,
Что на сердце решила взрастать.
Не о тех этот опус, кто книгу напишет
О хорошем и добром, святом,
А о тех, кто не может летать чуть-чуть выше,
И упасть кто не может потом.
Вспомни имя своё, первозданная сила,
Для чего ты была рождена.
Вспомни всё, что казалось при свете немило,
Это суть твоя, смерти жена.
Только в смерти рождается нечто садами,
Обуявшая дышит весна.
Я люблю её, нежную, едкую даму,
Что в бесцветии станет красна.
Где разверзнется лавами твёрдая почва,
Преисподней напомнит тлен лиц.
А она наполняется этим все ночи,
Чтобы вихрем взметаться до птиц.
И чем больше в биссилии мир убеждает,
Тем сильнее её естество,
Супротив, в перекор, из ничто воспылая,
Возрождаясь из слёз лет на сто.
Свидетельство о публикации №125041404856