Ведява

Ведява

мокш. Ве;дява
дух, хозяйка воды.
Мифология мордовская
Сфера влияния водоёмы
Толкование имени мать воды
Пол женский
Функции покровительствует любви и деторождению
Связанные события ведьозкс
В иных культурах Вуд-Ава
Ведя;ва[1][2][3], Ведь-ава[4] (мокш. Ве;дява, эрз. — ударение свободное; ведь — «вода», ава — «женщина, мать»)[2] — в мордовской мифологии богиня/дух воды, дождевания в образе молодой женщины либо девушки с длинными светлыми волосами[1], которые она любит расчёсывать[4]. Её образ дуалистичен: она наделена и положительными, и отрицательными чертами[5], что характерно для всей мордовской мифологии и сходно с индо-иранскими мифологическими концепциями[3].
У марийцев аналогичный персонаж: Вуд-Ава (мар. в;д, «вода»)[4].
Мифология
Ведява в разных источниках может также именоваться Ведьазора;ва (мок.), Ведьпаз, Лисьмань кирди / Лисьмань гирди (эрз.)[6].
Во взглядах на Ведяву сохранились аниматические и антропоморфические, изображаясь и как олицетворение воды и как сама вода одновременно[2]. Иногда в сказках выступает в образе рыбы[7].
Олицетворяя опасность водной стихии, образ Ведявы вызывал у людей чувство страха. Каждый источник имел свою Ведяву. По некоторым поверьям духом мужского пола в мордовской мифологии или её мужем был водяной старик Ведятя (ведь-атя — от мордовского атя «мужчина, старик»)[5][4]. Сыном Ведявы был Пурьгане Пас — божество грома, здоровья, чадородия, выступающий в эпических песнях о мироздании охранителем животных, заповедной рыбы[8].
Согласно легендам, в прежние времена на берегу реки было место, где часто появлялась Ведява и громко плакала. Парни прибегали на голос и видели обнажённую Ведяву, которая жаловалась, что её одежду кто-то украл и бросил в самое глубокое место. Тот, кто вытащит платье, станет её мужем. Находились эрзянские парни, которые верили ей и ныряли в Суру за нарядом, да там и оставались[9].
Культ
Люди верили, что Ведява и Ведятя могу утопить купающихся или наслать водяную болезнь (нарфотть)[1], которую только само мифическое существо может вылечить. Откупиться от неё можно, бросив в воду деньги, просо и т. п. Бытовало представление о целебной воде ведь-пря (морд, пря, «голова», «поверхность»), которую нужно зачерпнуть, обращаясь за помощью к Ведяве и Ведяте, и омыть больного[4].
Полагали, что Ведява покровительствует любви и деторождению: её просили о помощи невесте, молили об избавлении от бездетности[4]. В воду бросали лепёшки, яйца и просили взамен детей[10]. Бездетные женщины устраивали особые моления (ведьозкс)[источник не указан 2023 дня].
У мордвы издревле существовало поверье, что во время родов, которые проходили в полутёмной бане (покровительница Банява)[11], нередко случалась подмена новорожденного: Вирява, Ведява или нечистые подкидывали на его место своего ребёнка[12].
Она же посылала дождь (чтобы вызвать дождь, устраивали культовую трапезу у источника и обрызгивались водой, призывая Ведяву-«кормилицу»)[4]. Поэтому в произведениях устного народного творчества образ Ведявы наделён не только отрицательными, но и положительными чертами.
Мокей Мокрый
 
«Солнечный восход багрян – лето с грозами идёт»
Тип народно-христианский
Иначе Мокросей, День обновления Царь-града
Также Мокий, Мокей, Кирилл и Мефодий (церк.)
Значение ожидание дождя, пробуждение русалок
Отмечается восточными славянами
Дата 11 (24) мая
Традиции крестьяне наблюдали за погодой, мужчины приостанавливали посев хлебов
Моке;й Мо;крый[1] — день в народном календаре восточных славян, приходящийся на 11 (24) мая. Название дня происходит от имени святого Мокия Амфипольского. По этому дню крестьяне судили о погоде на лето, мужчины приостанавливали посевные работы[1].
Другие названия
рус. Мо;кий, Мо;кий Мокрый, Мокий-погодоуказчик[2], Мокросей[3], День обновления Царь-града, Макрида[4] полес. Целагря;д, Целагря;дный день[5].
Обряды и поверья
Утром наблюдают восход солнца и погоду. Исходя из наблюдений делают прогнозы на лето[6]: «Мокро на Мокия — жди лета ещё мокрее»[7]. «Туман на Мокия — к мокрому лету»[8]. «Восход солнца багряный — к грозному, пожарному лету»[8].
Православная церковь отмечает в этот день обновление Царьграда (Константинополя). Народ это событие переосмыслил по-своему. Крестьяне считали, что в этот день происходит празднование Царя-Града, насылающего грозовые тучи и град[9]. Земледельцы считали за грех на «христианский день обновления Царь-града» сеять хлеб, иначе градом побьёт[10].
Считалось, что в этот день зацветает незабудка. По народному преданию, назван этот цветок так для того, чтобы у людей память сохранялась, чтобы не забывали они своих предков, защитников Отечества, учителей. Незабудку дарили в память о ком-либо из близких. В этот день вспоминали тех, кто оставил по себе добрую память[11].
Поговорки и приметы
• Мокро на Мокия — жди лета ещё мокрее[2].
• В день Мокия мокро, все лето мокрое, и наоборот[8].
• На Царя Града не работай, чтобы град не побил полей[12].
• Перун
• Юрьев день или Юрий ключник
• Марк Ключник
• Иван Купала
• Ильин день

Нингё (мифология)
Нингё (яп. ;; — «человек-рыба», часто переводится как «русалка») — бессмертное существо, подобное рыбе, из японского фольклора. В древности описывался с человечьим лицом, обезьяньим ртом, полным мелких зубов, рыбьим хвостом и блестящей золотой чешуёй. Обладал тихим голосом, сходным с пением жаворонка или звучанием флейты. Его мясо имеет приятный вкус, и те, кто его отведал, достигнет необычайного долголетия. Однако, поимка нингё, по поверью, приносила бури и неудачу, поэтому рыбаки, которые вылавливали этих существ, отпускали их обратно в море. Нингё, выброшенный на берег, был предзнаменованием войны или бедствия.
История Яо-химэ
Одна из самых известных японских народных сказок о нингё называется «Яо Бикуни» (;;;;; — «восемьсот (лет) буддийской служительницы») или «Хаппяку Бикуни». История рассказывает, как рыбак, который жил в провинции Вакаса, однажды поймал необычную рыбу. В течение всех лет, в которые приходилось промышлять рыбалкой, никогда ему не попадалось ничего подобного, поэтому рыбак пригласил в гости своих друзей, чтобы отведать мяса добытого существа.
Один из гостей, однако, заглянув на кухню, заметил, что голова этой рыбы напоминала человеческое лицо, и предупредил остальных, чтобы они не притрагивались к сомнительной пище. Таким образом, когда рыбак закончил приготовление своего кушанья и предложил своим гостям отведать жареного мяса нингё, те тайно завернули его в бумагу и спрятали на себе, чтобы выбросить по дороге домой.
Но один человек, не в меру пьяный, забыл выбросить странную рыбу. У него была малолетняя дочь, которая, когда отец прибыл домой, потребовала от него какой-нибудь гостинец, и тот по неосторожности отдал ей жареное мясо. Придя в себя, отец попытался остановить её от вкушения странной пищи, опасаясь отравления, но к тому времени было поздно, дочка уже всё съела. А так как ничего плохого с девочкой не произошло, то этот человек больше о произошедшем не беспокоился.
Прошли годы, девочка Яо-химэ выросла и вышла замуж. Но после этого она больше не старела, имея всё тот же молодой вид 15-летней девушки, в то время как первый муж состарился и умер. После многих лет неувядающей молодости и неоднократного вдовства женщина стала буддийской монахиней и странствовала по различным странам. Наконец, она возвратилась в свой родной город в Вакасе, где закончила свою жизнь в возрасте 800 лет. А в честь неё был построен храм.
Культурное влияние
• Образцы поддельных нингё находятся в японском «Национальном музее этнологии»[1][2].
• В префектуре Окинава существует поверье, что есть мясо нингё — путь к неудачам, поэтому местные жители не едят дюгоней.
• Манга и аниме «Mermaid Forest» («Русалочий цикл») писательницы-мангаки Румико Такахаси основаны на мотивах сказки о Яо-химэ, когда главные герои обретают бессмертие, отведав в разное время мясо русалки-нингё.
• В манге и аниме «My Bride is a Mermaid» («Морская невеста») главный женский персонаж, как и многие другие, является русалкой (нингё).
• В видеоигре «Touhou Kishinjou ~ Double Dealing Character» (Touhou 14) босс 2 уровня — нингё Вакасагихимэ.
• В видеоигре «Sekiro: Shadows Die Twice» один из сюжетных боссов — Падшая монахиня по имени Яо.
• Сказочная история о Яо-химэ (Хаппяку Бикуни) легла в основу сюжета фантастического рассказа Сакё Комацу «Смерть Бикуни».
•
• Фиджийская морская дева
•
• Фиджийская морская дева[1] — общее название популярного в XIX веке экспоната всевозможных бродячих «выставок диковин» и уличных шоу. Объект представлял собой туловище и голову небольшой (или неполовозрелой) обезьяны, пришитые к задней части туловища крупной рыбы и покрытые папье-маше. На «выставках» этот объект был представлен как мумифицированное тело реального существа — «морской девы», которое якобы было наполовину млекопитающим и наполовину рыбой; поскольку испокон веков таких существ в фольклоре называли морскими девами (англ. mermaid), то это же название закрепилось и за данным экспонатом. Термин «фиджийская» в название попал из-за того, что Финеас Барнум в своих показах популяризировал версию о том, что такие существа якобы отлавливаются у берегов Фиджи, которые в те времена (середина XIX века) были практически неизвестны простому населению США и Европы.
• История
•• «Морские девы» выставлялись на импровизированных «выставках диковин» на публике в течение столетий. В качестве экспонатов нередко выступали тела загримированных дюгоней или детей, страдавших редким заболеванием — сиреномелией. В эпохи Ренессанса и барокко «морские девы» оставались одними из главных экспонатов так называемых кабинетов курьёзов. Однако экспозиция, которая создала концепцию «фиджийской морской девы», стала популярной из-за деятельности Финеаса Тейлора Барнума, хотя с тех пор многократно копировалась другими мистификаторами, в том числе в коллекции знаменитого Роберта Рипли. Оригинальный экземпляр был показан по всем США в ходе турне, но был потерян в 1860-х годах, когда музей Барнума сгорел. Последующий экземпляр был приобретён Музеем археологии и этнологии Пибоди Гарвардского университета и по настоящее время размещён в мансарде хранилища музея.
• «Фиджийская морская дева» поступила во владение Барнума через его бостонского коллегу Мозеса Кимбалла[англ.], который привёз подделку Барнуму в конце весны 1842 года. 18 июня Барнум и Кимбалл вступили в письменное соглашение на использование этого «курьёза, который, должно быть, есть морская дева». Кимбалл оставался единственным владельцем трупа существа и сдавал его Барнуму в аренду за 12 с половиной долларов в неделю. Именно Барнум окрестил его «Фиджийская морская дева». В выставке Барнума говорилось, что существо якобы было поймано у берегов островов Фиджи в 1842 году «доктором Дж. Гриффином». Дж. Гриффином на самом деле был Леви Лайман, один из ближайших соратников Барнума.
• Хотя многие люди верили Барнуму, Фиджийская морская дева на самом деле была всего лишь туловищем и головой детёныша обезьяны, пришитыми к задней части большой рыбы и покрытыми папье-маше. Тем не менее обман существовал на протяжении десятилетий: идея Барнума была подхвачена и развита множеством дельцов, став одной из самых известных мистификаций XIX и первой половины XX века.

1 июня наступает Духов день — Русалочья неделя, время, когда, по поверьям наших предков, можно было запросто встретить русалок и мавок.
Так кто же такие русалки — морские девы или речные нимфы? Вот тут образ этого существа меняется в зависимости от географической принадлежности. Она и хвостатая птица, и полурыба, и бледная красавица, и птице-дева, и даже райская рыба. Мы же попробуем понять, как выглядят русалки, и кто они такие в представлении наших предков-славян.
В нашем современном сознании и искусстве русалка воспринимается как очаровательная красавица с длинными волосами и рыбьим хвостом, живущая в воде, любящая пение и музыку, завлекающая в пучину молодых людей. Однако на самом деле, образ этого мифологического существа разнится. Так многие считали, что русалки страшны и безобразны: их отличают высокий рост, крупное телосложение и полнота или, наоборот, невероятная худоба, обрюзглость, непомерно большие груди, которые они закидывают за плечи, длинные зубы и когти, косматые зеленые волосы до земли.

В народном воображении демонический облик такой русалки дополнялся огромной расческой в виде бороны, которой она пыталась привести в порядок свою прическу, тело почти прозрачное, лицо синее или бледное, а подчас лица не видно вовсе, глаза неподвижные или закрыты, руки тощие и холодные. В Витебской губернии их тоже представляли старухами, грязными, злыми и угрюмыми, с клюкой в руках.
А вот для южнорусской традиции наиболее характерным был тип привлекательной девушки-русалки с волосами зеленого или серебряного цвета, появлявшейся в обнаженном виде или одетой в белую рубаху, с венком из осоки и кувшинок на голове, их воображали именно в том виде, в котором обычно хоронили молодых девушек. Такие русалки наделялись в народном сознании необыкновенной красотой и вечной юностью.
Именование «русалка» по мнению исследователей восходит к названию античного праздника роз rosalia, посвященного душам умерших, хотя историк С. М. Соловьев производит его от женщины «с русыми волосами». Есть еще такая версия: «рус» — русая, «ал» — то, что принято в себя, полнота этого, то есть, мудрость.

Выходит, что «русалка» — это мудрая дева, способная посоветовать, дать мудрость предков. В народной среде существовали и другие названия этого персонажа. На Русском Севере, на Урале русалок называли «шутовками» (от шута — «черт»), а во многих местах, например, у забайкальских казаков, — непосредственно «чертовками». Это подчеркивает принадлежность русалок к разряду нечистой силы. А некоторые восточнославянские названия русалок отражают их локализацию в пространстве — белорусское «водяницы», а также характерные для них действия — белорусское «купалки», украинское «лоскотухи» (от лоскотать — «щекотать»). Кое-где у русских — на южных и юго-западных территориях — русалок называли «мертвушками», а также «мавками» или «навками». Последние названия восходят к слову «навь», или «навьи», означающему «души умерших», «покойники». Действительно, представление о том, что русалки — это души умерших некрещеными детей или девушек, которые не успели вступить в брак, было повсеместным.
О происхождении русалок из некрещеных детей ярко свидетельствует поверье о том, что они, качаясь на деревьях, поют или приговаривают: «Меня мама породила, некрещену положила». Кроме того, во многих местностях крестьяне считали русалками также утопленниц, мертворожденных, детей, загубленных матерями или обмененных, девушек, пропавших без вести или проклятых родителями и не заслуживших при жизни прощения.
Таким образом, русалки относились к разряду покойников, чей жизненный потенциал не был исчерпан и потому сохранялся и после смерти. Вследствие этого им в народном сознании приписывалась большая магическая сила, которая могла проявляться как с положительным, так и с отрицательным знаком.
Время пребывания и активной деятельности русалок на земле — Русальная неделя — совпадает с так называемой Семицкой, или Троицкой, неделей. В некоторых местностях срок жизни русалок на земле определялся как период цветения ржи. Покинуть землю они могли и в Петров день, а в Калужской и Орловской губерниях полагали, что русалки гуляют до осени, безмолвно катаясь «на волнах нивы». На Русальной неделе русалки не только резвились в полях и на поверхности вод, но и посещали человеческие поселения, обосновывались в лесах на деревьях. Особенно ими были любимы старые дубы и березы, а также склонившиеся над водой деревья. В традиционном сознании вода и растения, особенно деревья, осмыслялись как путь и граница между «этим» и «тем» мирами. В этот период, появляясь в мире живых, русалки становились видимыми для человека. В полдень или в полночь, а также после захода солнца человек мог наблюдать, как русалки качаются на ветвях, призывая друг друга: «Кума, кума, приходи!», как они плетут венки, прячутся во ржи, водят хороводы.
Представления же о появлении русалок в полях в период цветения ржи тоже неслучайны: как существа, связанные с водой, они должны были способствовать вегетации растений и плодородию земли в целом. Действительно, крестьяне были уверены, что там, «где русалки бегали и резвились, там трава растет гуще и зеленее, там и хлеб родится обильнее».
Они осмыслялись также как хранительницы посевов. Но в их силах было и причинить посевам вред: как и другие умершие не своей смертью, русалки могли наслать сокрушительные бури, проливные дожди, град. В некоторых местах верили, что русалки портят овощи и обтачивают зерно.
Считалось, что если русалки благосклонны к людям, то они могут опекать ребенка в поле, пока его мать жнет, а также могут вернуть хозяевам пропавшую скотину, верили, что русалки могут предсказывать будущее. Однако по большей части русалка — предвестник всего плохого, ее обычная фраза: «Год к году хуже». Хотя в некоторых местностях полагали, что вредоносное действие русалок распространяется и на домашних животных: они могут отобрать у коровы молоко, загонять коня в хлеву до появления пены. Чтобы противостоять этому, кое-где у белорусов 23 июня вешали в хлевах крапиву и венки из освященных трав.
Мавка
Кроме того, по народным верованиям, русалки были связаны с некоторыми женскими занятиями. На Владимирщине считали, что они прядут ночью в домах и в банях, где женщины оставили пучки волокна на гребнях. Широко распространены были представления и о том, что русалки похищают пряжу, нитки, оставленные для беления холсты у тех, кто ложится спать без молитвы. Крестьяне рассказывали, что видели их сидящими на деревьях и разматывающими украденную пряжу. Известны мифологические рассказы о том, что ворованные холсты русалки расстилают возле источников и моют их ключевой водой.
их игрой на каком-нибудь музыкальном инструменте. Те, кого погубили русалки, сами становятся русалками. К смерти человека вели и любовные отношения с красавицами-русалками. В народе верили, что познавший любовь русалки или хоть единожды поцелованный ею умирал от тоски или кончал жизнь самоубийством.
По народным представлениям, благотворное или вредоносное действие русалок, их отношение к людям складывалось в зависимости от соблюдения последними предписанных традицией запретов и обычаев, приходившихся на Русальную неделю. Особенно строго их придерживались в тех семьях, в которых умерли незамужние дочери, то есть где «в роду были русалки». Так, в течение всей недели на ночь русалкам на столе оставляли еду, а во дворе или в доме для них вывешивали холст или какую-нибудь одежду, чтобы они могли переменить свое мокрое одеяние на сухое. Запрещены были все действия, которые, по народным представлениям, могли принести вред душам умерших.
В Русальную неделю нельзя было подметать пол, чтобы не испачкать русалок, обмазывать печь и стирать, иначе можно забрызгать русалкам глаза глиной и грязной водой. Под запретом были и женские рукодельные работы: прядение, снование, тканье, шитье. Если им пренебрегать, то, по поверьям, русалка повадится ходить в дом. Запрет шить объяснялся также опасением зашить русалке глаза или пришить ее к одежде, и тогда она целый год будет пищать в доме.
Бытовали запреты, связанные с работами и появлением в тех местах, где могут находиться русалки. Так, нельзя было купаться, особенно в полдень и полночь, и полоскать белье в водоемах, осуществлять работы в поле, огороде и лесу, в эти дни крестьяне не работали ни в поле, ни в огороде, старались не ходить в лес и по посевам в одиночестве, не водили в лес лошадей и скотину, не разрешали детям бегать в поле и лес, залезать на деревья.
Чтобы обеспечить расположение русалок, их задабривали, оставляя им на границах полей и перекрестках «относы» в виде хлеба, меда, соли, блинов. В Воронежской губернии для них по деревьям в лесах и по кустам, растущим около рек, развешивали холсты «на рубахи». Мотив выпрашивания у людей одежды русалкой — один из распространенных в восточнославянских троицких песнях:
Известны мифологические рассказы о том, как русалка благодарит женщину, которая сжалилась над ее голеньким ребенком и накрыла его своей одеждой. Обычно в благодарность русалка дает хороший урожай льна, трубку полотна, которая при разворачивании никогда не кончается, умение хорошо прясть, «спор в руки» на все дела.
Встреча с русалкой обещала несметные богатства или оборачивалась несчастьем. Русалок следовало опасаться девушкам, а также детям. Считалось, что русалки могли увести ребенка в свой хоровод, защекотать или затанцевать до смерти. Поэтому во время Русальной недели детям и девушкам категорически запрещалось выходить в поле или на луг. Если во время Русальной недели (неделя после Троицы уже во время христианства) погибали или умирали дети, то говорили, что их забрали к себе русалки. Чтобы от них уберечься надо было носить с собой резко пахнущие растения: полынь, хрен и чеснок.
Также увидев русалок, как и в случаях с любыми представителями нечистой силы, необходимо было осенить себя крестным знамением или очертить круг около себя и закрестить его. Магический круг обводили обычно острым металлическим предметом типа серпа или ножа, а также кочергой или головней, которые были связаны с огнем и очагом. Защитной мерой, по традиционным представлениям, считались чтение молитвы, а также использование матерной брани. По поверьям, русалки не могли подойти к человеку и соответственно причинить ему вред, если у него на шее было два креста: один на груди, другой — на спине. Оберегом считали не только нательный крест, но и острую булавку или иглу.
Последний день недели в разных местах именовался «русальным воскресеньем», «русальным» или «крапивным заговеньем». В этот день в южнорусских и поволжских губерниях — Астраханской, Воронежской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Тамбовской, Тульской, Саратовской, Симбирской — устраивали обычно обряды чествования и проводов русалок.
Центром праздника был обряд похорон или проводов русалки. Его участники выбирали самую красивую девушку, украшали многочисленными венками и «гирляндами» зелени. Затем процессия проходила по деревне, ближе к вечеру участники выводили «русалку» за село, чаще всего на берег реки. Исполняя особые песни, с русалки снимали венки и гирлянды, бросали их в воду или в костёр (если поблизости не было реки).
После завершения обряда все разбегались, а бывшая русалка стремилась догнать и поймать одного из сопровождавших. Если она довила кого-либо, это считалось дурным предзнаменованием, предвещая будущую болезнь или смерть.
В некоторых местах русалку изображали в виде чучела. В Рязанской губернии в заговенье перед Петровым постом делали из тряпок куклу величиною с шестинедельного ребенка, намалевывали ей нос, глаза, рот, наряжали в платье. Сделав из досок гроб, клали туда куклу, покрывали кисеей и убирали цветами. Парни, девушки, молодые женщины несли гроб на берег реки; девушки рядились кто священником, кто дьячком, кто дьяконом, делали кадило из яичной скорлупы и пели: «Господи, помилуй!» Все шли со свечами из стеблей конопли, тростника, полыни. У реки «русалке» расчесывали волосы и прощались с ней, целуя ее. Одни плакали, другие смеялись. Заколотив гроб, привязывали к нему камень и бросали в воду. После этого начинали петь песни и водить хороводы.
Обряды эти сохранялись у славян повсеместно вплоть до начала XX века, а сам образ русалки оказал огромное влияние на искусство.