Одиночество жизни, стихами
в утомлённой скрываешь душе,
улетел бы сейчас на Багамы,
отложив в долгий ящик ТТ.
Вспоминаются юные годы,
на Таганке, на Трубной, Тверской,
и друзей моих верных, уходы,
кто от пуль, кто от смерти другой.
Вот Есенин, вот Бродский, вот Чехов,
а вот я над стихами сижу,
с девяностых-лихих, слышу эхо,
что доносит мне слово «убью».
Вот беру Мандельштамовский сборник,
и читаю взахлёб каждый стих,
и проходит за чтением вторник,
и среда, как у многих других…
Жизнь свою переполнил я разным,
всем ненужным, по правде сказать,
для одних был по-моему грязным,
для других, чистым был, на мой взгляд…
Непутёвая жизнь получилась,
старика от всего что устал,
что-то медленно сердце забилось,
не пора ль на «Казанский вокзал»?
Каждый стих у чеченца седого,
переполнен житейской фигнёй,
в этом Мире, где много плохого,
что с банальной всегда простотой.
Про любовь внеземную все пишут,
только где ж она эта любовь,
а весна в полный рост уже дышит,
молодит апрель старую кровь.
А теперь Блок, Апухтин, и Бунин,
и наверное Бродский, и Фет,
но уж точно не будет Бакунин,
не читает таких чечен-дед.
На базарах шумихи большие,
и толкается разный народ,
старичок был счастливым в лихие,
а сейчас, где посмотришь, там сброд.
Но когда нибудь скажут: он умер,
вольнодумный и странный поэт,
что страдал, потому что был умным,
потому что, в нём жил человек.
2025–04-11
Свидетельство о публикации №125041102759