Улыбка Николая

Темный Николай светом улыбается
Белая березка в красках раскрывается
Со второй и третей рюмочки красота и добро
Но мы знаем как разрушает алкоголизма зло

Ты слащав, как мятный раф — лицо как икона,
В девяностых держал алковарню, осталась корона.
Не ушёл без грязи — видно, липла к рукам,
Даже на водку иконы лепил по цехам.

Иконы размещал где хотел и нужно, там его Бог,
Хоть на водку, хоть чекушку для него восторг.
Святость на этикетке — и всё, пошёл народ,
А совесть что? Ну, совесть не пьёт, не ест и не орёт.

На камеру нынче — как будто святой,
Говорит: "Украсить всё и вычистить под ноль!
Чтобы было красиво — везде красивая красота,
Ну а что скрылось под покраской — не наша беда."

Он берёзкой своей машет, как флагом любви,
Хоть тогда продавал то, что жгло народ изнутри.
И пьяный батя в падике и жутковатый его смех,
Теперь глаголет он про рай и в бороду втирает крем.

"Я нес добро!" — говорит нам Николай Святой,
"Без меня, спился бы народ палёною водкой!"
Ну конечно... ведь этикетка на бутылки с крестом
Очищает яд, превращая в нежнейший бальзам!

Он теперь на камерах, с мудрой тоской,
Рассуждает о смысле: "Жизнь — это покой".
Пост теперь не про водку! Пост про красоту,
Я зла не помню, всё было в рекламном бреду.

Он на видео шепчет: «Отпустите вину,
Обнимите себя и пейте родниковую в..» (ну!).
А внутри себя не ощущает и капли вины,
Что бурлит в памяти спиваемой страны.

Глядит в объектив седой старик-философ,
В глазах всё та жажда — больше заработать.
«Я тогда не продавал — красоту я в массы нёс!»
Только в морге видно, как «красота» цвела всерьёз.

Берёзка в рекламе — как банный к попе лист,
Прикрывает красиво позорно-бухой эгоизм.
И иконка на этикетке — не благословенье,
А маркетинговый беспредел, зла откровенье.

Может скажешь: «Ну что ты, да брось, перегнул!»
А я видел людей кто в ту жуть водки заглянул.
И как у детей стекленели глаза в темноте —
Бизнес его — это ад, замаскированный в свете.