Глава 4. Баба-яга и две болотных Кикиморы

За пару дней до дня рождения Александры, ранним утром в дом её бабушки заявилась незнакомая старуха. Выглядела она точь-в-точь как Баба-Яга из сборника "Русских народных сказок" Афанасьева. Длинные седые волосы, прикрытые цветастым платком, завязанным сзади в узел, свисали вдоль морщинистого лица  нечёсаными прядями,  вместе с концами платка. Крючковатый нос подёргивался, как будто старуха к чему-то постоянно принюхивалась. Александре запретили выходить из комнаты, поэтому она подглядывала в замочную скважину. Один раз старуха так зыркнула на закрытую дверь, за которой находилась Александра, что та отпрянула точно ужаленная этим острым взглядом. Но любопытство оказалось сильнее страха.
 
Старуха заговорила на незнакомом языке и Александра разочарованно вздохнула. Каково же было её изумление, когда бабушка ответила незнакомке, словно понимала её.  Женщины удалились в самый дальний угол комнаты, откуда до Александры доносились лишь бессвязные обрывки странных слов: миро... пэ дрома... чаюри... кхэтанэ... камав - так ветер несёт клочки разорванных кем-то книг. Всё, что Александре оставалось - это следить за мимикой двух женщин. Кажется старуха пыталась в чём-то убедить бабушку, но в итоге махнула на неё руками и, выстрелив очередью слов, проковыляла к двери.
 
После того, как старуха ушла, бабушка впала в глубокую задумчивость. Изредка она подглядывала на Александру, но, судя по отсутствующему взгляду, находилась в это время где-то далеко-далеко.
 
– Бабушка ! - не выдержала Александра.
– Да, дорогая.
– Страшная какая старуха. Что она хотела ? Она тебя обидела ? Кто она такая ?
 И так как бабушка не реагировала, Александра повысила голос, помахав перед её лицом ладонью :
– Бабушка-а !?
– Мммм...
– Кто это был?
– Никто.
– Как же никто, бабушка, когда ты с ней говорила, а мне запретила выходить!
Когда Александра волновалась, то начинала активно жестикулировать. Вот и сейчас она протянула открытые ладони в сторону бабушки и потрясла ими, как бы выказывая недоумение.
– Не обращай внимание, дорогая, почитай-ка лучше книгу, – показывая, что разговор закончен, бабушка встала и подошла к окну, повернувшись к Александре спиной.
 
Поняв, что добиться от бабушки ничего вразумительного не удастся, Александра сдалась, возмущённо напоследок фыркнув. К тому же посыльный мальчишка как раз доставил на дом коробку с туфлями к новому наряду, которые ей не терпелось примерить.  Поэтому, прижав коробку с новенькими туфлями к груди, Александра почти взлетела на второй этаж,  где тут же, нетерпеливо стащив крышку,  достала туфли: из голубой парчи, с выгнутыми, по последнему писку моды, каблучками-рюмочками, острыми носами и атласными голубыми союзками, с пришитыми  к ним аккуратными тёмно-синими бантами.
 
Надев туфли и потопав для верности ногами – жмут или нет – Александра принялась за платье.  Зашнуровав самостоятельно спереди корсет, она расправила сначала чехол из голубого шёлка с вышитыми на нём синими блестящими нитками ирисами, а затем нырнула, точно в море, в приятно шуршащую синюю же атласную юбку.  Чтобы ещё часа два  крутиться у большого зеркала в резной раме из тёмного дуба, распуская волнами блестящие волосы и поднимая их наверх, прикладывая к шее то янтарные бусики, то ожерелье из жемчуга, в конце концов, остановившись на нитке простой бирюзы с белой камеей.  И так она себе нравилась, что один раз не сдержавшись пропела вслух:
– А-х-х, чудо же, чудо как хороша ! 
В конце концов, умаявшись собой восхищаться, Александра  переключила внимание на оставшуюся неподписанной часть пригласительных открыток.
 
Ближе к ужину заявились ещё две дамы. Одна из них, Елизавета Афанасьевна, сводная сестра деда Аркадия, была почти ровесницей матери Александры. Имея ладно скроенную фигуру, лицом Елизавета Афанасьевна напоминала крысу.  Благодаря скошенному подбородку и крупным выступающим вперёд верхним зубам. Поэтому свой внешний вид тётка, как про себя её называла Александра, старалась компенсировать стильными нарядами по последней парижской моде.  Муж Елизаветы Афанасьевны, мещанин, позапрошлой зимой скончался, отравившись грибами. Поговаривали что Елизавета Афанасьевна приложила к отравлению руку, но доказать её причастность к его смерти судебный следователь так и не смог. Денег тётке покойный супруг оставил достаточно, но так как жила она не по средствам, деньги закончились очень быстро, после чего Елизавета Афанасьевна вспомнила о сводном брате. К слову сказать, займы, которые тётка у Аркадия Сергеевича брала, она никогда не возвращала.
 
Второй дамой была актриса театра - Ирина Николаевна Зарецкая, со сценическим псевдонимом мадемуазель Ирен. Говорили, что она является внебрачной дочерью одного видного общественного деятеля. Одевалась Ирина тоже стильно, но через чур экстравагантно и откровенно. Что ей, как экзальтированному человеку искусства, прощалось. Вот и сейчас на Ирине было ярко-красное атласное платье, не подобающее дневному часу из-за излишне обнажённых плеч. Эти плечи, округлые, припудренные, словно выточенные из мрамора, поражали гладкостью и белизной. Тёмно-каштановые волосы Ирина собрала наверх в пышную причёску и украсила живыми красными розами. Взгляд её светло-карих глаз на бледном лице правильной овальной формы,  аромат, соблазнительный и обволакивающий нежным бархатом, низкий грудной смех, а так же демонстрируемая доступность,  заставили потерять голову не одного мужчину.  Именно аромат, в котором чувствовалось что-то цветочное, сладковатое и в то же время горячее, точно тлеющие угли, пленил Александру настолько, что она ходила за Ириной хвостом, лишь бы чувствовать шлейф её манящего запаха.
 
Дамы были взбудоражены приездом в город загадочного иностранца. Обмахиваясь объемными веерами из перьев одинаково чёрного цвета, они болтали без умолку о проводимых господином иностранцем сеансах спиритизма. Стоил сеанс всего каких-то десять рублёв с одной души.
 
– Но, Аркаша, ты обязательно должен сам сходить. Этот господин настоящий волшебник ! Можешь не верить, но я разговаривала с супругом, царство ему небесное. А Ирен с матушкой, так же ныне покойной. Скажи ему, Ирен ! - тараторила Елизавета Афанасьевна, оборачиваясь к Ирине и округляя глаза. Отчего нос её выдвигался вперёд, подбородок уходил назад и сходство с крысой становилось ещё сильнее. 
Ирина в ответ кивнула.
– Жаль, что он всё время в этой жуткой чёрной маске с клювом, отчего не понятно - ни какая у него наружность, ни сколько ему лет, - растягивая томно слова своим мягким, хорошо поставленным голосом,  Ирина не сводила глаз с Аркадия Сергеевича, а поймав его ответный взгляд, вдруг рассмеялась, прикрывая лицо веером. Вышло у неё это так естественно-стеснительно и в то же время кокетливо, что Александра, с одной стороны, почему-то рассердилась, а с другой ей срочно захотелось и точно такой же веер, и научиться обмахиваться им так же. И ещё духи. Да, духи. Надо попросить у тятеньки, чтобы подарил ей на день рождения духи, только выбирать будет она сама, чтобы не хуже как у этой ... этой... Не придумав, какой подобрать эпитет мадемуазель Ирен, Александра перевела взгляд на Аркадия Сергеевича, пытаясь понять, что такого в нём разглядела эта наглая актриса. Среднего роста, подтянутый, волосы, с проблеском благородной седины, зачёсаны назад, зелёные, слегка раскосые глаза и твёрдый подбородок с ямочкой довершали образ. Дед, как дед. Старый, ему же целых пятьдесят лет ! 
 
Нет, дедушку своего Александра очень любила. Даже, пожалуй, больше тятеньки -  призналась она себе, - но решительно не понимала, что в нём нашла такая красавица, как Ирина, за которой, по слухам, ухлёстывали и местные купцы с помещиками и разные московские хлыщи, присылая ей корзины живых цветов к каждому выступлению. Дедушка же, казалось, не замечал приглашающего взгляда Ирины. Но была во всём этом какая-то демонстративность и неискренность. И в затенённой улыбке Ирины и в том, как дедушка старается на неё не смотреть, поглядывая вместо этого изредка на жену. Проследив за взглядом деда, Александра в очередной раз испытала чувство гордости, смешанное с восхищением.
 
По красоте бабушка ничуть не уступала Ирине, несмотря на то, что последняя была младше её лет на десять, не меньше. Тяжёлый узел волос, небрежно закрученный на затылке, поддерживали шпильки и резной гребень. Ровная кожа с лёгким золотистым оттенком, словно светилась изнутри. Дополняли образ ярко-голубые глаза, полные, тронутые улыбкой, губы и ухоженные руки с длинными пальцами и идеально овальными ногтями, похожими на обработанные опалы. Одета бабушка была строго и просто, но закрытое домашнее платье не скрывало, а лишь подчёркивало её природную красоту - длинную шею, ровную линию плеч, округлую грудь, плавные изгибы талии и бёдер. Спокойная красота, в которой отсутствует вызов.
 
Александра снова посмотрела на Ирину.  Ей показалось, что лиф платья мадемуазель Ирен стал ещё ниже, отчего пышная грудь почти на треть оголилась. А взгляд, которым Ирина одаривала деда, становился всё более требовательным.  Александра впервые столкнулась с таким откровенно приглашающим и настойчивым взглядом со стороны дамы. Столкнулась и испытала что-то похожее на стыд.
 
Стыд разлился ярко-алым румянцем по её щекам, на что не преминула обратить внимание противная тётка.
–Смотри-ка, а девка-то растёт, скоро ухажёры обоссут все заборы.
 
Сказала и расхохоталась. Смех тот час же подхватила Ирина. Причём здесь женихи и заборы Александра не поняла, но и этот смех и само выражение показались ей очень неприятными и оскорбительными. Да и Елизавету Афанасьевну Александра недолюбливала, потому что чувствовала с её стороны необъяснимую неприязнь к бабушке, маме и даже к ней, Александре.  Иногда она ловила тёткин взгляд, полный злобы и ненависти, которым та смотрела на бабушку и маменьку, особенно на маменьку, когда казалось, что никто её не видит. И неприятное предчувствие сжимало сердце Александры.