Над пропастью в горах...

Такого никогда не было со мной. Я удивлялась сама себе, вспоминая, как когда-то весь мир сжался в одну точку. Казалось, что улица, затопленная восхищенными туристами, растворилась в туманной дымке, где-то далеко-далеко. Радостные лица, неоновые огни рекламных щитов, голоса, музыка – всё расплылось, как мазок тушью, сделанный неумелым каллиграфом. Я словно смотрела сквозь стекло, в то время как по его поверхности хлестал дождь. Ясной осталась только одна единственная точка, которая безнадежно удалялась от меня, без которой всё теряло смысл. Я хваталась за воспоминания, копалась во всем, что когда-то было дорого, лишь бы вернуть смысл, отыскать его. Это было подобно падению с небоскреба на Гуомао: ты срываешься вниз, и, летя, из последних сил пытаешься ухватиться хотя бы за что-нибудь, а в голове всё крутится: «Жить больше не хочется».

«Боже, как я могла так разбрасываться словами!» Теперь, когда жизнь висела на волоске, мысли о бессмысленности собственного существования казались на редкость легкомысленными. Мы ехали по горным серпантинам Гималаев. Происходящее больше напоминало на кадры кинофильма: дорога в колдобинах, темнота ночи и шум дождя.   Местные, вероятно, привыкли к таким путешествиям, но мне казалось, что я в парке аттракционов. Однако на русских горках всё длилось бы около пяти минут, в то время как в реальности наше путешествие составляло около трех-четырех часов. Сердце замирало каждый раз, когда я выглядывала в окно: мы ехали по самому краю пропасти… внизу синели мокрые от дождя деревья и редкие селения, рассыпавшиеся по склонам гор. Через некоторое время прекрасные и в то же время пугающие виды скрыла наступающая темнота. Однако при моем воображении покров ночи оказался скорее не другом, а врагом.
 
Мы сидели в самом конце автобуса, поэтому трясло нас больше, чем счастливых обитателей средней его части. Обхватив свой огромный рюкзак так, чтобы в случае опасности он смог сыграть роль подушки безопасности, я вцепилась в переднее сиденье, которое занимал йог – худой мужчина в легкой накидке из оранжевой ткани. Представляю, как он увеличил свою положительную карму, а в месте с ней и шансы выйти из колеса сансары за время нашего совместного путешествия: столько нужно терпения и выдержки, чтобы оставаться спокойным и безмятежным, когда заднее колесо наскакивает на валун, автобус накреняется, а иностранка сзади мертвой хваткой держится за твое сидение. Непринужденным оставался не только йог, но и все вокруг, исключая, разумеется, европейцев. Казалось, что мы ехали в разных автобусах: непальцы мирно и благополучно разъезжали по ровным, безопасным степям Казахстана, а европейцы неслись по ухабистым гималайским дорогам, пролегающих рядом с крутыми склонами. Я, шутя, заметила: «Кроме нас никто даже не осознает всю серьезность положения». Это, действительно, было так. Сидящая в цветном сари девочка то и дело искоса поглядывала на меня и мило улыбалась. Особенно широкой улыбка становилась после опасных моментов, ведь именно тогда мне труднее всего было сохранить непринужденный вид и скрыть свой страх. Девчушка же, заметив это, украдкой посмеивалась. Но мне было все равно: пусть думают, что хотят, лишь бы выйти из автобуса живой.

Немного успокаивала веселая музыка, лившаяся из трещавшего проигрывателя. Песенки походили на те, что пели Гита и Зита в трагичных до комизма индийских фильмах. Вот если бы еще водитель не поднимал руку вверх (приемник висел сверху, над рулем) и не переключал проигрыватель, ища свою любимую композицию, а крепко держал руль и смотрел на дорогу, было бы просто замечательно! Вскоре музыкальное сопровождение стало фоном и перестало заглушать чувство опасности.
 
Тогда я решила занять себя чем-то и стала разглядывать столь загадочных и необычных для меня туземцев: как европейцев и американцев, так и азиатов. Больше всего изумляла разница между женщинами Востока и Запада. Я вспомнила немку, которая путешествовала одна до тех пор, пока к ней в попутчики не навязался испанец, на ее фоне казавшийся совсем мальчиком. Высокая, крепкая, светловолосая, спокойная и независимая, она напоминала героиню скандинавского эпоса, женщину-воительницу. Недалеко от меня сидела непальская женщина, одетая в яркое малиновое сари. Невысокого роста, изящная, смуглокожая, с ребенком на руках она была воплощением женственности, богиней Сарасвати, Лакшми, Гуаньинь, Девой Марией, сошедшей в мир людей. От атласной ткани доносился запах неизвестных мне благовоний, красные с золотым браслеты весело звенели на запястьях, когда она поправляла одеяльце своего малыша. Какими же разными были женщины Востока и Запада. Тем не менее, каждая из них обладала чувством собственного достоинства, внутренней независимостью и силой, но делала это по-разному.

Мои размышления прервались тем, что автобус снова резко накренился на одну сторону: видимо левое колесо в очередной раз наскочило на валун. Больше всего я боялась того, что выйду из него совсем седой, хотя вскоре я поняла, что цвет волос не так важен, главное – выйти из этого автобуса пусть и седой, но живой. Первое время я говорила: «Лишь бы мы не упали!» Позже моя планка снизилась, и я была готова упасть, но только не в тот момент, когда мы проезжаем рядом с обрывом.
 
Гид, один из местных, сидевший впереди (йог куда-то исчез), повернулся к моему соседу слева и спросил его что-то на непали. Он мельком взглянул на меня, в эту же секунду на его лице пробежала какая-то мысль. Я уже давно оставила попытки понять ход мышления других людей. Чужая душа, действительно, потемки, а если эта душа непальская, то тем более. Каждый живет в своем субъективном мире, кроме разве что некоторых буддистов, научившихся смотреть на все без оценок и суждений, способных видеть более или менее объективный реальный мир. Пусть думает, что хочет, главное – выйти из этого автобуса живой. Он мило улыбнулся мне. Хотя непальцы все очень приветливые и дружелюбные, но его улыбка сбила меня с толку, я на долю секунды забыла о своих страхах, внимание непроизвольно переключилось с крутого обрыва и молитв о спасении на моего попутчика.

- Привет, ты, первый раз едешь в непальском автобусе? Дорогу немного размыло дождем, да?
- Второй раз. Да, размыло.
- Я смотрю, вы путешествуете совсем одни, даже без гида? Не трудно с такими рюкзаками?
- Нет, у нас есть карта.
- Тогда хорошо. Молодцы. Я гид тех американцев. Ты из какой страны?
- Из России.
- Правда? Мой друг учится в Москве. Не холодно у вас там?
- Не холодно.

Несмотря на то, что скованная страхами за сохранность своей жизни, я отвечала сжато и сухо, диалог все же завязался. К нему также подключился сосед слева, смотревший на меня с любопытством и неподдельной радостью. Беседа шла непринужденно, то заканчиваясь, когда та или иная темы были исчерпаны, то начинаясь вновь.

- Сам ты не был в России?
- Не был, хотя я люблю путешествовать, наверное, поэтому и устроился работать гидом сразу после Университета. Пока мечтаю поехать в Индию, на родину Буддизма.
-Ты буддист?
- Да, я из народности Таманг, мы исповедуем Буддизм. Ты очень похожа на девушку народности Таманг.
- Правда? Мне все говорят, что я похожа на шерпу. Вот бы подучить немного непали, и совсем не отличишь.
-Ты говоришь на непали?
- Аkati-akati. Tapaai sancai hunuhuncha?
- Sancai  cha.
- Mero desh Russia ho. Mero name Elena ho.
 
Он заговорил на непальском, и мне пришлось сказать фразу, которая всегда меня выручала.
- Ma nepali boldina.
Мой собеседник снисходительно улыбнулся.

Какое-то время мы ехали не разговаривая. Я немного успокоилось, почти заснула, как вдруг наш распрекрасный автобус склонился над обрывом, словно раздумывая, падать ему или нет. Я подалась направо, делая это автоматически, так как было бы наивно полагать, что если я всем телом прижмусь к правой стороне, равновесие автобуса восстановится. Со всей силой вцепившись в уже настрадавшийся от моей железной хватки рюкзак, я начала было вспоминать Святого Николая и Архангела Михаила, защитников всех путешественников, как вдруг:

- А как тебе непальцы? Все мои подопечные иностранцы считают нас дружелюбными? – мой собеседник неожиданно повернулся ко мне и возобновил закончившийся было диалог. 
 
Прежде чем ответить я поймала себя на мысли: «Мы же сейчас полетим в тартарары, какая ему разница, что я думаю?!». Однако даже в экстремальной для меня ситуации (в последние минуты моей неожиданно короткой жизни, как мне тогда казалась), мое воспитание (спасибо родителям и учителям) не позволило мне проигнорировать вопрос или же ответить грубо:

- Да, непальцы дружелюбные. Но чтобы понять другую культуру, образ мышления народа, нужно как минимум знать язык. Еще мне нравятся дома непальцев. Пусть обстановка небогатая, зато все чисто, аккуратно, обставлено очень мило, хотя и скромно. Наши же квартиры бывают завалены ненужным дорогим хламом.

Прекрасный, логичный ответ! Хотя мозг опутан паутиной страха, я еще способна соображать. И не просто соображать, а соображать на английском! «Уф…, – про себя выдохнула я, – проехали опасный участок – водопад позади, можно расслабиться, хотя бы ненадолго. Что будет, если наш автобус все-таки упадет? Говорят, в такие минуты вся жизнь проходит перед глазами. Но в моей голове никаких воспоминаний не проносилось. О чем я жалею? Что не успела? Что сделала бы, останься я в живых? О, Боже! Я уже думаю о себе в прошедшем времени!» Я начала перебирать свою жизнь, мечты, надежды, разочарования, планы. Амбиции, карьера, творчество, призвание и признание – нет-нет, всё не то, пустые плоды тщеславия. Именно этот порок подменяет собой истинные мечты, ослепляет глаза, затыкает уши, загрязняет сердце, которое жаждет совсем иного.
На высоте в 4 тысячи метров, в автобусе, на котором ездили еще хиппи 70-х, так любившие Непал, я поняла, что больше всего жалею о том, что не смогла познать, что такое семья, не увидела первую улыбку своего малыша, не почувствовала на плече родную ладонь, присутствие которой ничего не говоря, говорило, что все хорошо. Ну, что ж, может быть в следующей жизни? А пока надо думать о Боге, ведь о чем думаешь в момент гибели, то с тобой и будет в следующей жизни, как утверждают некоторые индусы. Видимо, мои мрачные мысли накликали беду, и водитель притормозил, чтобы проехать трудный участок. Автобус резко закачался, точно пьяный. Обрыв пугал своей темнотой.

- О городе Бени есть песня, мы всегда поем ее когда подъезжаем, – снова раздался спереди уже знакомый голос.
«Он сумасшедший! Мы подъезжаем?! Автобус висит над обрывом, а правая пара колес, кажется, и вовсе не касается земли! Да мы скорее слетим на Бени, чем доедем до него! Этот парень редкий оптимист, как я посмотрю!»
 
- Кесан, давай!
Мой сосед справа подхватил задорную мелодию, заставившую забыть о том, что я до сих пор в автобусе. Непальский язык очень полюбился мне, в песне он звучал еще мелодичнее, легче и веселей. Стоит заметить, что многие народные песни стран Азии разительно отличаются от европейской музыки. Помню, как-то в студенческие годы, когда мы собрались всем интернациональным составом, чтобы отметить какой-то праздник, девушка из Новой Зеландии спела для всех гимн своей страны (хотя он написан европейцем). Мелодия лилась, подобно маленькой змейке или небольшому ручейку, от нее веяло ветерком, свободой, свежим морским воздухом. Текст гимна полностью соответствовал музыке. Хотя точное содержание мне вспомнить достаточно сложно, но оно определенно было связано с горами, Богом, радостью и счастьем, любовью к родной земле. После девушки из Новой Зеландии гимн исполнили португальцы. Он был похож на песню для военного похода: бравурная, важная музыка. В  каждой ноте слышалась отвага, решительность, бодрость духа завоевателей. Гимн, как нам объяснили португальцы, был написан под влиянием воспоминаний о «великом прошлом»:
 
«К оружию, к оружию
На море и земле!»

 Помню, в тот момент наступило непонятное, неловкое молчание, все переводили глаза с португальцев на миниатюрную девушку из Новой Зеландии: вот они завоеватели и завоеванные, представители разных цивилизаций. Вдруг я пришла в себя, вернулась из любимого, находящегося на равнине, а поэтому такого безопасного городка, и обнаружила, что я все еще в автобусе, а песенка, которую только что для меня исполняли, закончилась.

- О чем песня? Наверняка, в ней рассказывается о красотах города?
- Почти. Но если честно, о его красавицах – смущенно ответил сосед слева.
- Твой друг назвал тебя Кесан. Что означает твое имя?
- Мое имя дословно переводится как «король голоса».
- Родители выбрали его, чтобы ты стал певцом?
- Не знаю, – не переставал улыбаться Кесан, – певцом я не стал, да и пою так себе, но петь все же люблю.

Я хотела спросить имя собеседника, сидевшего впереди, но постеснялась.

Прошло несколько минут, и я, не поверив своим глазам, поняла, что мы приехали! Это был вокзал. Скопление автобусов, непальцев, других иностранцев, торговцев, стремившихся продать огурцы даже пассажирам уже отъезжающих автобусов (приходилось бежать за ними, чтобы получить плату за свои овощи). Наш автобус остановился, и я поблагодарила всех ангелов, державших его на своих крыльях, когда мы были на волоске от гибели (по крайней мере, мне так представлялось). Счастливые пассажиры встали и начали собираться.
 
Сосед спереди обернулся: «Теперь ты в безопасности. Дорога от Бени до Покхары гораздо лучше, местами даже есть заасфальтированные участки, так что и боятся совсем нечего. Можешь мне поверить. А я должен сопровождать моих подопечных американцев. Да, кстати, меня зовут Промо, – он наклонился ближе, улыбаясь и смотря мне в глаза, повторил, – Промо». Это было сказано так, как будто он открыл мне секрет, словно действие пьесы закончилось, и финал известен всем. В моей голове родились какие-то мысли, но еще не обрели форму слов. Нужно было подумать.
 
- Спасибо тебе – я сказала «спасибо», но за что спасибо поняла только через некоторое время. Анализируя весь путь, нашу беседу, я обнаружила, что диалог возобновлялся именно тогда, когда мы висели над обрывом! Промо и Кесан, разумеется, видели, что я ужасно боюсь, и едва ли выдержу эти три часа пути. Только я сильнее вжималась в свой спасительный рюкзак, как они тут же начинали спрашивать меня о России, моей жизни, впечатлениях о Непале или же сами рассказывали о себе. «В конце, – размышляла я, – он добавил, что мне больше нечего боятся – это словно было разгадкой, он как будто выдал свою тайну. Но зачем им было меня поддерживать и развлекать? Они же не мои гиды? Им за это не платят? Да! Я настолько испорчена, что даже не верю, что люди еще способны делать что-то просто так! Это именно то, о чем писал Кришнамурти, то, что задело меня, когда я читала его труды. Делать что-то просто так, помогать кому-то просто так, заботится о ком-то просто так. Из добрых побуждений, от самого сердца, не думая, а просто следуя за позывом своей души, откликающейся на душу другого человека. Кесан и Промо заставили меня вспомнить, как важно быть чуткой и внимательной, уметь слушать и смотреть даже тогда, когда голова забита уймой своих проблем, страхов и надежд. Именно эта тонкость восприятия позволяет увидеть другого человека, не кричать о себе, а почувствовать тонкие вибрации его живой души, чтобы заиграть с ней в унисон, ответить пассажем на пассаж, аккордом на аккорд, ведь только тогда сможет родиться самая трепетная, самая тонкая, самая удивительная мелодия. 

Вечером добравшись до Покхары мы как следует отдохнули, а на утро отправились в Музей Альпинизма. Там был один зал, рассказывающий о народностях Непала. Я подошла к стенду, посвященному народности Таманг. С карандашного рисунка на меня смотрел улыбающийся своей доброй, открытой улыбкой Промо.