Метаморфоза

«Пуффф!» — плотный, круглый,
Серый и лиловый, молочно-белый дым,
А Ружья: «Трах-та-тах».

Пьер наблюдает, как идут дела
На поле, мало — скачет неумело
(«И я, и я») за генералом вслед.

Сначала ездит он по батальону, 
Толкают лошадь у него прикладом,
Кричат отъехать.
Встречный адъютант…
— Вы, верно, не привыкли ездить, граф?
— Нет, ничего, но прыгает уж очень.
У лошади раненье пулевое.

На батарее, в той же белой шляпе
Разгуливает вежливо, солдаты
Удивлены, житейская потеха,
А он все ходит, словно самый храбрый,
Поскольку очевидно же — бессмертный…
Присвоили, заладили: «Наш барин»,
Тем принижая статус дворянина…

Совсем уже, признаться, загулялся,
Пора бы закругляться с этой… «Бах!» —
Ядро взрывает землю в двух шагах!
Счищает землю с детскою улыбкой.
— И как вы не боитесь барин, право! —
Солдат ему, оскаливая зубы.
— Ты разве не боишься? — А то как же!
Волочат пушку, аки бурлаки.
— А барину-то нашему чуть шляпу
Не сорвало! — смеется краснорожий.

Заминка краткая перед солдатом
С оторванной ногой, пальба и крики,
«Вороны» называются, «лисицы»,
Как будто людям жители лесные
Пришли на помощь, что за кутерьма…

Вот Пьер стоит пред ящиком зеленым.
Взорвался! Опрокинут, на заду,
Где ящик был — нет ящика в помине —
Лишь доски обожженные, тряпицы.
Обратно побежал на батарею
Раевского.
Теснят французов, гонят. 
Отлив сраженья обнажает много
Калек кровавых.

Вышел на курган.
Теперь-то, думает —
Оставят, ужаснутся.

«Но солнце, застилаемое дымом,
Стояло… высоко».

А здесь по времени — промер немалый…

В Москве дурной, горящей и чадящей,
Сомнамбулой по улицам ходящий,
В кафтане, в шапке на глаза, с кинжалом
На Бонапарта…
— Батюшка! Отец! —
Кричит чиновница и за ноги хватает…
А до того он встретил по дороге
Зеленый ящик, может, это знак? 
Бежит спасать он из огня девчушку,
Ее находит вскоре под скамейкой,
Вернулся — нет уж тех, кто так просил.
Их ищет, ищет… Новая напасть —
Солдат за шею тискает нещадно
Красивую армянку. Возмущенье!
Негодника отбросил, тот бежал,
Другой ему:
— Voyons, pas de b;tises! —
Его в «восторге бешенства» молотит
Граф, позабыв про истинную цель
Вояжа своего…
Так в бурный день
Монарх Европы спасся от кинжала,
Его сберег собой простой служака,
Не требуя ни орденов, ни даже
Увесистых наполеондоров.

Заметили тут Пьера офицеры…
Он обронил свой вид простолюдина.
Что это тут? С трехлеткою спасенной
Рябая баба — девочку — куда?
— Кто эта женщина, и что ей надо? —
Французский офицер загадки ставит.
— Жена моя, уносит дочь мою,
Которую из пламени я спас! —
Так молвил Пьер, а ей сказал: «Adieu!»,
Бесцельной ложью удивлен, но что уж,
Се — чувствовал. С торжественностью —
В плен!

Отец, жена, родная дочь... Вот так-то
Живет народ, когда желает жить.

Все по Москве волочатся пожары,
Повсюду их виднеются хвосты…
Он в поджигательстве (логично) заподозрен,
Чуть было не расстрелян, уточненье
Изрядное… Дни черствые, не барство,
А что тогда? Переверните буквы.
Лишь обжились — погнали без пощады
Стада людей. Зачем? Лиха загадка!
Чтоб гнать, наверное, пока их тоже гонят
Дорогою щебеночной Смоленской.
Без слез не глянешь, слезы не помогут,
Поэтому без слез — идут и мрут,
Рукой подать до полного бессмертья,
Тут мыслям и простор про бытие,
Про эту жизнь, и прошлую, про веру.
Он сбросил вес, оброс, преобразился,
Здоровье оказалось из железа
Как будто бы сработано, присниться
Могла, наверное, приличная постель…
Так в скорости он в ней и очутился,
Тут как-то кстати умерла Элен,
Что символично — полнота свободы.
И в целом — чистый ветер перемен.
Теперь решил за дело он приняться
По-новому, иначе, приобрел
Свою оценку общества, да. Да,
Он стал другим, не тем. Когда приехал,
То, в сущности, не понимал, куда,
А как же, что с восьмого по девятый
Он был главой столичного масонства?
Да, видимо, никак. Метаморфоза
Его произошла на поле битвы,
В скитаниях безумных и в плену.
В них руки Бога изменили этот
Земной общенародный материал.