Некрасивая женщ. или прекрасная незнакомка 26, 27

Part 26.

Хоть и был я очень благодарен Жуковым, за то что они предложили пожить у них первое время, моё самолюбие было сильно задето. Мне было напрямую указано моё место. Видя моё удивление и недовольство, Кира извинилась, и сказала, что несмотря на то, что их квартира и кажется большой, но чулан - это единственное место, куда они меня могли поместить. Думали первоначально о комнате для игр, но там стоял компьютер и им не хотелось ущемлять интересы их 14 летнего сына, который часами просиживал у монитора.

Я знал эту семью не очень хорошо, в основном из восторженных слов брата, который описывал Жуковых как потомков, наследников непревзойденной русской интеллигенции, дворян, дальних родственников Льва Николаевича Толстова, возможно даже и носителей громких титулов.

Сам я, хоть и низкого рождения - отец, правда, был профессором в Московского Университета, но начинал он разнорабочим и каменщиком - считал, что гостю нужно отдать лучшее. Так я всегда поступал в России, так, в последствии я вел себя по отношению к новоприбывшим в Америку.

Можно было, конечно, спать и в этой конуре, спали же там кухарки, не жаловались. Но какой же черствостью нужно было обладать, чтобы не понимать, что любой иммигрант обладает повышенной чувствительностью к неуважению.

Только потом, через несколько лет я понял, что в Америке с человека слетают наложенные коммунистическим режимом оковы и он показывает свою суть, становится тем кто он есть на самом деле. Гениальный математик становится миллиардером, поэт начинает спекулировать недвижимостью, забитый и нещадно эксплуатируемый инженер еврей вдруг делает головокружительную карьеру.

Нет не книги, не игра на скрипке, не "интеллигентность" были главным для семьи Жуковых, а их дворянство, их титулы. Не спорю, были они добрыми господами - не забудьте приказать накормить людей - но всё же владетельными господами с дворнёй, горничными, конюхами и кухарками.

Кира была держательницой литературного салона, конкурировавшего с другими литературными салонами города (вспоминается "как в лучших домах Бостона и Филадельфии"), к ней запросто приходили известные писатели, и Кандид со своими чемоданами в игровой комнате ей был совсем не в масть. Кандид же, живущий в чулане, служил доказательством гуманистического направления её салона, и был поэтому даже полезен.

Part 27.

Не хочу чтобы читатель счел меня неблагодарным потребителем. Я понимаю, я отдаю себе отчет, какую ношу берёт на себя семья приютившая новоиспеченного иммигранта. В последствии я и сам отдал дань этой разновидности гуманизма приняв 9 семей из России.

Первую из них уже через пол года после моего собственного приезда, когда у меня ничего своего не было, ни машины, ни дома - снимал я тогда комнату. Было только сильное желание помочь людям, да и, конечно, самоутвердиться, опять почувствовать себя сильным. Я отдал им свою комнату, сам три дня ночевал у каких-то малознакомых мне людей. Потом я снял для них квартиру, оформлял их документы, учил водить машину и даже возил на интервью.

Затем была вторая семья, третья и еще, и еще, и еще. И почти всегда наши отношения прерывались, почти всегда моим подопечным казалось, что я сделал недостаточно, что мог бы дать больше. Пару раз я даже нарывался на серьёзные неприятности из за своей страсти к гуманизму.

Постепенно я остыл к бурной гуманистической деятельности, ушел в тень, но всё же продолжал заниматься чужими делами.

Думаю, что критикуя Жуковых, я поступаю не лучше тех, кто впоследствии критиковали меня. Тем не менее, считаю, что законы литературы поощряют честное описание если не самих событий, то хотя бы ощущений автора.