Чуковская Маша...

Кладбищенский храм, металлический крест,
Алупкинский воздух неистово нежен,
Звучит благодушный, нелепый протест,
Зачем же страдать, коль исход неизбежен.

Послышится голос лукавой тиши,
Молитвы невнятной цветочной напевы,
Чуковская Маша теперь без души,
Хранит под землёй свои детские нервы.

Лежит сиротливо несчастный вяхирь,
На перьях поблёкших знакомая муха,
Могильное море, базальтовый штиль,
Чуковские сказки для Божьего духа.

Жила цокотуха, колхозина дней,
Седой Мойдодыр пил чаёк с сухарями,
Казалось душа всё смелей и смелей
Сама управляла стальными морями.

Ведь набок склонивши свой каменный лоб
Усердно глядело безмолвие в травы,
У Маши Чуковской давно был озноб,
Теперь же жестокая детская слава.

Прошёл скрофулёз, золотуха, печаль,
Крикливые стайки покинули душу,
Уже Айболита и мухи не жаль,
От знойного счастья крылатится груша.

Лишь глас грубоватый истлевших крестов,
Стеснительность белых осинок на склоне,
Чуковская Маша с блаженным Христом
Стоит как снегурка в терновой короне.

Давно переспевшая грустность прошла,
В бока упирается радость руками,
Взыскательным тоном златая душа,
Спросила у Бога, мне можно с Христами?

А Бог ей ответил, голубка иди...
Якшается вера с надеждой на склоне,
Хороший прирост даёт семя Любви,
Коль вечная радость спасла от бездомья,
А Бог ей ответил, голубка смотри,
Лишь только в Христе дух страдавший спокоен...