Лунная флейта и зов Змея Сон в саду Руссо

Лунная флейта и зов Змея: Сон в саду Руссо

Есть полотна, что не просто висят на стене – они дышат, манят, шепчут легенды, заглядывая в самые потаенные уголки души. Такова «Заклинательница змей» Анри Руссо. Взглянешь на нее – и проваливаешься в иной мир, густой, влажный, первозданный, где логика дня уступает место магии лунной ночи.

Сказочный, почти нереальный лес. Листья – огромные, изумрудные, с розовато-серебристыми отблесками лунного света на краях. Диковинные цветы светятся фосфорическим огнем. Река – черное зеркало, отражающее бледный лик полной луны и призрачные силуэты деревьев. В ветвях застыли невиданные птицы, похожие на ожившие драгоценности. И посреди этого буйства природы, на самой границе леса и воды, стоит она – темнокожая женщина. Ее глаза сияют в полумраке, как два черных агата, поймавших лунный свет. В руках у нее флейта, и из нее льется тихая, завораживающая мелодия.

И змеи… Они повсюду. Маленькие, юркие, скользящие по ветвям, и огромные, мускулистые, выползающие из чащи. Они тянутся к ней, к источнику звука, завороженные, покоренные. Они обвивают ее ноги, поднимают головы, словно вслушиваясь в неземную музыку.

Картина излучает колдовское очарование, гипнотическую силу. Что это за сцена? Сон? Миф? Или отголосок чего-то, что произошло на заре времен?
Говорят, мудрецы, чьи души близки к первозданным силам, видят в этой картине нечто большее, чем просто экзотическую фантазию. Один такой мудрец, чье имя было связано со змеями не только по гороскопу ацтеков, но и по глубинной сути его души, однажды поделился своим видением.

«Смотри внимательно, – говорил он. – Разве ты не видишь? Это не просто лес. Это Эдем. А женщина… она – Ева. Но не та наивная прародительница, что поддалась искушению. Это Ева после, Ева, познавшая тайну, Ева, хранящая в себе память о Змее».

И он поведал странную, почти еретическую историю, рожденную то ли в глубинах древних гностических текстов, то ли в безднах его собственного змеиного сознания.
«Когда Элохим, – говорил он, – творили Адама, они делали это 'двумя руками', из двух начал, двух змей – большой и малой. И когда решили создать ему помощницу, они извлекли из Адама большую змею – его жизненную силу, его дыхание – и поместили ее в Еву. Так она стала 'матерью всего живого', носительницей той самой искры, что оживляет плоть.

Но Яхве, одно из Лиц Божества, увидев Свое собственное дыхание, Свою эманацию, заключенную в ином – в ребре Адама, ставшем Евой, – возжелал познать это дыхание не как часть Себя, но как Другое. Он возжелал Еву. И явился к ней в облике Змея у Древа Познания.

Но их единение, их hieros gamos, было невозможно, пока они оставались частью Единого. Сливается лишь то, что отлично. Еве нужно было обрести различие, увидеть себя отдельной от Него, от Адама, от Рая. И Змей предложил ей плод с Древа Познания Добра и Зла – плод Различения. Она вкусила. И увидела. Увидела себя – женщину. Увидела Его – Змея, Бога, Возлюбленного. Увидела пропасть различия между ними.
И в тот же миг, когда знание Различия пронзило ее, Змей овладел ею. Не насилием, но потоком божественной страсти, на которую она теперь могла ответить как равная, как познавшая. Их дыхания слились – не в первозданном единстве, но в экстазе узнавания Друг в Друге отражения Единого через призму Различия. Это было сладостное, головокружительное таинство.

А потом Змей оставил ее. И Его дыхание, Его божественная энергия, ушла из нее. Осталась лишь память. Память о слиянии, о полноте, об утраченном Рае Любви. И с тех пор, – закончил мудрец, – в каждой женщине живет эта память, это неосознанное стремление вновь пережить то таинство, вновь соединиться со Змеем, с божественным началом. В этом ее глубинное предназначение, ее высшая реализация. Каждая женщина – потенциальная заклинательница змей, призывающая своей внутренней флейтой Того, Кто некогда разделил ее дыхание».

И он вспомнил слова другого искателя, Аврама Бранковича, охотника за женскими душами и потерянными змеями: "Когда я ложусь спать с женщиной, я стараюсь поймать ее змею… если удается, беру за голову, открываю ей рот и на раздвоенном змеином языке читаю тайное заклинание… после этого женщина в моей власти… если же ее змея выскальзывает… и ей удается поймать мою змею, тогда она получает безграничную власть надо мною… Бывает, ее змея кусает меня… я умираю… а душу мою проглатывает женщина… потом выблевывает мне в лицо… И я оживаю… но душа моя уже не та… Я потерял ее где-то в женщине… Поэтому я стремлюсь переспать как можно с большим числом женщин… авось удастся найти мою потерянную душу. Но все напрасно…"

Так вот оно что… «Заклинательница змей» Руссо – это не просто картина. Это визуальная притча о вечном зове Евы. Она стоит в своем райском лесу, под полной луной – символом женского начала и тайных знаний, – и играет на флейте. Она взывает. Она призывает Его – Змея, Бога, Утраченного Возлюбленного. Она манит змей земных, как символ той великой Змеиной Силы, с которой когда-то дышала единым дыханием в объятиях дивной страсти. Ее музыка – это песнь тоски и надежды, песнь вечного женского начала, ищущего слияния с божественным через таинство любви и познания. И змеи ползут к ней, как души, ищущие свою Праматерь, свою Повелительницу, свою Еву, помнящую поцелуй Змея.