Богомил Райнов. Утихнут с днём мечта, порыв...

***
Ще мине като вятър лек тъгата,
ще стихне шумният ни жизнен ден,
ще спре протестът, ще замре борбата,
и ти, и аз, любима, ще умрем.

Над гробовете кръстове ще сложат,
цветя от тенекии, кандила.
И ще потънат в грижи пак за кожата
роднините във черни облекла.

Къде ще бъде твоят гроб, любима?
Къде ще бъде моят труп зарит?
Със тифус ли за рая ще заминеш,
в скандал или в борба ще съм убит?

Кой знай. Кому ли трябва и да знае?
На кръстовете в черната гора,
не бих могъл аз череп гол, омаян,
да сложа върху твоите ребра.

Във гробищата вятърът ще вее,
ще зъзнат кръстове под ситен дъжд.
Тук никой нивга няма да запее,
не ще се смее никой ни веднъж.

Ще свети месец, остър като брадва,
ще зъзнат пожълтелите листа.
И само циганите ще се радват,
от гроба ни кога крадат цветя.

Богомил Райнов
1942


***
Утихнут с днём мечта, порыв и страсти,
наступит вечер вслед за сентябрём,
стемнеет так, что и тоска угаснет–
и мы как все, любовь моя, умрём.

Погибну ль я, убитый посторонним,
а ты умрёшь от тифа может быть.
Нас порознь и похоже похоронят
принарядя в сосновые гробы,

оплачут, повздыхают –и вернутся
на своя круги траура не сняв:
живому вольно к смерти прикоснуться–
зажмуриться на миг средь бела дня.

Я голый череп к твоим рёбрам голым
не прислоню, поэтому, когда
и где нас похоронят– полно
пытать себя, пока идут года.

Не выйдет на двоих отдельный камень
к совместному без пробуждения сну:
не поцелую милую зубами
и в рёбра голый череп не уткну.

Ветры по нам завеют и завоют,
живые позабудут как иных:
нам бесконечно время гробовое–
им суета, дела, мечты и сны.

Погосту ни охраны, ни ограды.
Едва целуя строгие кресты,
луна взойдёт. Цыгане будут рады
украсть в мешки лампадки да цветы.

перевод с болгарского Терджимана Кырымлы