По трафарету Бориса Корнилова

          Иегуде Шалелашвили

По брошюре политиздата
научили нас. Бен Гурион.
Всё, карьера моя поломата,
и пошёл я с тех пор под уклон.

Стал чертить я на инее, в окнах,
могендовиды, Тель Авив.
Не от школьной любви мне сдохнуть,
нет, меня подчиняет миф.

То есть, за́ морем, в вечном лете,
есть страна для евреев. Молчок.
Жизнь -- кино и оно в лучшем цвете.
Сачковать там не буду. Сачок!

Zionism. Почему так назвали?
Что за чудо для юден, Сион?

Вот ответ. Леуми, генацвале.
Из Сухуми ты прибыл в Холон.

А в Холоне живут и наблусцы,
самарийский квартал. Вроде штибл.
А умеют держать плоскогубцы?
Нет, в штиблетах, высокий пошиб.

Здесь мы пишем гушданную повесть,
здесь пылит и Киббуц Галуйот.
Здесь внедряем понятья и совесть,
здесь кудрявая песню поёт.

Обмирай в ожидании жизни,
хоть смертёнка потушит при всех.
Удалось нам пожить в сионизме.
Прочь унынье! Уныние -- грех.

™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™™
Разъяснения

Иегуда Шалелашвили, мой приятель, он уехал давным-давно.

Леуми -- народный. Банк Леуми.

Самаритяне в Наблусе и Холоне.

Штибл -- молельня, идиш.

Гуш Дан -- район Тель Авива.

Киббуц Галуйот, дорога в Холон из Тель Авива.

Кудрявая -- из песни "Нас утро встречает прохладой...
Кудрявая, что ж ты не рада призывному пенью гудка?.."

Две еврейки -- жёны русского самородка. Ольга Берггольц и девушка Борнштейн.

БОЛЬШАЯ СЕРИЯ Б-КИ ПОЭТА отредактирована именно Михаилом Петровичем Берновичем, который, возможно, дописал предсмертное стихотворение Бориса Корнилова.

А гранитный памятник Борису Корнилову в городе Семёнове.
Наши семёновские родственники, где они сейчас?