Мигрень

Дружелюбно под вечер похлопают
по плечу — и отправят домой,
где уютные сумерки в шлёпанцах
с тёплым чаем приносят покой

и ведут разговор задушевности
под мелодию джазовых нот
с запылённым окном повседневности,
забывая, какой сейчас год.

Забывают обратную сторону
от картины, пейзажа, весны —
и на радость беспечному ворону
смятый полдень бросают в кусты.

Там на ветках застывшего шороха
среди липкой кленовой листвы
в паутине теней, в пёстром ворохе
ветер что-то плетёт для Луны.

Для Луны, для полночного праздника
с карнавалом бесчисленных звёзд,
что мерцают на небе от насморка,
от простуженных пройденных вёрст.

Я на млечном пути, я на паперти
с нераскрытой ладошкой души,
ожидаю кого-то, кто набело
без труда сочиняет стихи.

Кто напишет их мне на бессоннице,
на закрытой пустой темноте;
когда мысли копытистой конницей
скачут пыльно, бесцельно — не те.

Скачут быстро — мгновенно проносятся,
оставляя болезненный тик
в лобной части, в глазах, в переносице —
к сумасшествию, к бездне впритык.

Сколько выпито литров из вечности,
сколько выспато красочных снов;
я опять на пороге конечности
подаянье прошу у богов.

Мне бы магию слов благозвучия,
словно бисер на нитку строки;
и сияние тонкого лучика
где-то дальше, чуть-чуть впереди.

Дружелюбные люди похлопают
по плечам и проводят домой,
где соседи ногами затопают
над моей сумасшедшей башкой.