Чёртова дюжина О любви

***
Забросает снегом вьюга,
Отогреюсь у печи.
Ты - охотник, я – зверюга,
Не убил, так приручи.

Буду шить, готовить ужин,
Окна мыть, полы мести.
Если стану я не нужен
В лес дремучий отпусти.

Вспоминать я стану чаще
Женщины твоей красу.
Ворох ландышей из чащи
В пасти волчьей принесу.

Парижанка
***
В чулане сломанная шпага
И шляпа с выцветшим пером.
Я был задирой, был бродягой
Неисправимым драчуном.

Над головою месяц рыжий,
Плывут по небу облака.
Пройду по улицам Парижа
Под гром ботфорт и звон клинка.

Промчится лёгкая карета
По сколам тротуарных плит.
За шторками Антуанета
На встречу с вечностью летит.

Мост через Сену переброшен,
Извозчик дремлет на часах.
И ярче изумрудной броши
У парижанки свет в глазах.

Хлестни, извозчик, лошадь плетью,
Садись, девчонка, в экипаж.
Я дам тебе тысячилетья,
А ты мне эту ночь отдашь.

Априори
***
Открыт ларец Пандоры.
По залу тут и там
Слышны пустые споры
Видавших виды дам.

И я, с душой скитальца,
Держа в руках бокал,
Разжал нервозно пальцы,
И мой бокал упал.

На тысячи осколков
Распался блеск стекла…
Со лба откинув чёлку,
Подруга в зал вошла.

И свежий воздух горный
Наполнил ветром грудь.
Но кто-то с лентой чёрной
Встал, преградив ей путь.

Сказал он: «Став поэтом,
Я в блуде знаю толк…
Господь простит мне это,
Прощенья - его долг».

Девчонка, с ним не споря,
С певцом слепой судьбы,
Сказала: «Априори,
Поэты так глупы.

Гляди ж на грудь, на плечи
Как на добычу волк,
Пытаясь частью речи
Сорвать меха и шёлк.

Понять могу я это,
Но кладбище в душе,
Могилу для поэтов
Я вырыла уже».


Истерика тоски
***
В том мае, в том июле,
И каждый раз потом
Девчонкой с ближних улиц
Входила гостья в дом.

И чёрный, чёрный кофе,
Черней, чем ночь в окне,
С оттенком философий
Она варила мне.

Надев мою рубашку,
Помятую слегка,
Бросала сахар в чашку
Три маленьких куска.

И вместе, понемногу,
От счастья одурев,
Молчали, грусть в дорогу
Как нить в иглу продев.

Короткой встречи строчки
Ложились на листки,
Ведя до жирной точки
Истерику тоски.

В том мае, в том июле,
И каждый раз потом
Девчонкой с дальних улиц
Входила гостья в дом.


***
На стенах головы медведей,
В окне кровавая луна.
В ночном кафе ночная леди
Сидит за столиком одна.

От лампы свет полоской белой
Ложился на зеркальный стол,
Когда она вошла и села
Как королева на престол.

Она вошла и, сбросив шубку,
Внесла величие побед.
Их чертит сердцем как зарубки
Воображений сладкий бред.

И я, в плену у алкоголя,
Пытаюсь отыскать предлог,
Чтоб рядом сесть за круглый столик
С надменной леди Бриалок…

Её улыбка, жест и взгляды
Как в мир безумия билет,
А с ними след губной помады
На тонких фильтрах сигарет.

На стенах головы медведей,
Луна кровавая в окне...
В пустом кафе ночная леди
Улыбку подарила мне.


***
Скучна мелодия капели
И не тревожат краски мая.
Играю тихо на свирели,
На небо душу выдувая.

А сердце по привычке ищет
Встреч с нелюдимою девчонкой.
Такие грустные глазища
Я видел прежде у волчонка.

А за рекой волчица воет,
И заблудилась полночь в роще,
И небо в речке звёзды моет
И рог серебряный полощет.


Левый галс
***
Покой и волю, отбирая
Зелёными глазами кошки,
Она вошла, ключи от Рая
Сжимая в маленькой ладошки.

В Сиднее, Нимбо, на Кайманах
Ночная леди из трактира
Поила страстью хулиганов,
Поэтов ублажала лирой.

Звенит гавайская гитара –
История любви недлинной.
И бунтари у стойки бара
Опустошают погреб винный.

Здесь в полутьме морской картиной
В душе пробоина закрыта,-
На левом галсе бригантина,
И небо в звёздах, словно сито.

И я, на скомканной салфетке,
Пишу рифмованные строки.
И голосом ночной брюнетки
Со мною говорят пророки.

***
Я пропах табаком и виски,
Перевёрнут пустой бокал.
Шарик скомканной мной записки
Покатился и вниз упал.

А за окнами в звёздах гавань,
В трюмы свален табак и ром.
Утром осени лёгкий саван
Корабельным порвёт винтом.

День поставил на сердце риску,
Ночь поставит ещё одну.
Паренёк принесёт записку
Мне от той, с кем пошёл ко дну.

***
Мне снится даль и шум прибоя,
Порвавший горизонты бриг.
Нас на Земле осталось двое,
Кто глубину разлук постиг.

Когда ты берег покидала,
Волна ударила в корму,
Рука на клавиши упала,
Дав пищу сердцу и уму.

И друг за другом пальцы гнали
Табун ветров, дождей и вьюг
По белым клавишам рояля,
По чёрным клавишам разлук.

***
За мной спешит усталый месяц,
Подпрыгивая на ухабах.
Я еду. Черти в сердце месят
Тоску библейского масштаба.

Корявый тополь машет веткой,
Созвездия огнями дразнят.
Как бунтаря в железной клетке
Везу я душу к месту казни.

Прозрачным тонким покрывалом
Запеленала даль дорогу.
И вглубь меня глядят устало
Глаза, повёрнутые к Богу.

***
Я пью вино и ем с ножа,
Рассказывая небылицы,
И ночь, минуты сторожа,
Плутает в шатких половицах.

Согреть пытается мой дом
В печи сгоревшее полено.
А за окном, а за окном
Мороз и снегу по колено.

И мажут сумраком стекло
Созвездий гаснущих чернила.
И делит ночь со мной тепло,
Как холод поровну делила.

***
Весну толкает пьяный март
В объятия земной потери.
И я, как школьник из-за парт,
Безумию проспектов верю,

Где, бросив уличных воров,
Их воровская королева
Идёт колодцами дворов,
Собрав весну из пазлов гнева.

Её со мной попутал бес,
Вложив слова в усталость ночи,
А день, он как маньяк исчез,
Он в подворотне нож свой точит.

И боль крадётся по пятам
Меняя тайный смысл сюжета,
Не дав на беглый поезд нам
Купить счастливых два билета.


             Григорию Левину (учителю Окуджавы)
***
Легкой тенью печальной голубки
Ты ушла в холод улиц, в пургу,
Оставляя на сердце зарубки
И любовь словно кровь на снегу.

А за стёклами, хлопья сшивая,
Ночь рисует цветы на окне.
Подобрать к ним пытаюсь слова я
К белым розам, печальным вдвойне.

И насквозь по пустынному дому
Прохожу, жизнь приняв за игру,
Но душа, полоснув по живому,
Шепчет тихо: « Я скоро умру.

Я умру и за чёрною тучей
Будет долог во мгле Млечный путь,
Он откроет загадочный лучик,
Изменивший привычную суть.

Он влетал к нам в окно сквозь гардины,
С ним смотрели меж редких ветвей
И почившая рано Марина,
И ушедший до срока Сергей.

Перед ними, став первым поэтом,
Над собой поднял чашу Творец.
И вино со страницы Завета
Полилась через край в глубь сердец.

На пиру том и Байрон, и Гёте,
И влюблённый как школьник Шекспир.
Поднял чашу Бодлер, кубок кто-то,
Пригубил, приглашённым на пир...

Жизнь моя, по пустынному дому
Я брожу, боль приняв за игру,
И душа, полоснув по живому,
Шепчет тихо мне: «Скоро умру».

А за окнами хлопья сшивая,
Ночь рисует цветы на окне,
Подобрать к ним пытаюсь слова я
К белым розам, подаренным мне.