Искушение Ламетри

Есть мысли, подобные заброшенным в душу камням – они вызывают круги на воде сознания, тревожат тишину привычных убеждений. Таков дерзкий голос Жюльена Офре де Ламетри, доносящийся сквозь века, голос о мире, рожденном из хаоса материи и слепого танца случая. В его вселенной нет места для божественного замысла, лишь вечное движение, столкновение, комбинация. Бесчисленные, как песчинки на берегу вечности, комбинации – и вот, из этой игры природы, из этой лотереи бытия, выпадает выигрышный билет: "совершенное животное". А затем, как его венец и, возможно, его самая изощренная шутка – человек.

Ламетри не церемонится. Человек – машина. Сложная, да, но машина. И его колыбель – не Эдемский сад, а сама Земля, выступившая в роли гигантской, безличной матки. Представим эту картину, отрезвляющую и пугающую в своей первобытной простоте: Земля, как гигантская рептилия или птица, сносит яйцо. Не золотое, не волшебное, а человеческое. И когда время, отсчитанное не Богом, а геологическими эпохами и случайными химическими реакциями, пришло – скорлупа треснула. Явился первый человек. Без отца, без матери, без родословной, уходящей к Адаму или звездам. Просто – вылупился.

Кто же вскормил это сирое дитя хаоса? Земля, его же породившая, и животные, ее старшие, возможно, менее удачные эксперименты. Ламетри, не чуждый едкой иронии, подбрасывает нам образы, балансирующие на грани мифа и зоологического абсурда: польские медведицы, утаскивающие младенцев у нерадивых кормилиц и воспитывающие их в своей звериной вере. Люди-медведи – грубый, но наглядный образ того, что среда и случай лепят нас без всякого высшего надзора.

И дальше – больше. Происхождение народов? Забудьте о Вавилонской башне или Ноевом ковчеге. Ламетри поведает слухи, от которых веет древним, хтоническим ужасом и карнавальной дикостью: датские короли от союза человека и собаки, жители Пегу – от бродячей собаки и китаянки, выброшенной на берег бурей. Первые китайцы – того же, собачьего, происхождения. Это не просто этнографические курьезы, это метафоры радикального материализма: человек – не венец творения, а лишь одна из ветвей на древе жизни, способная к самым причудливым и случайным скрещиваниям, лишенная изначальной сакральности. За всем этим – лишь природа, равнодушная художница, и ее вечный соавтор – слепой случай.

Так ли это? Вот он, вопрос, раскалывающий душу. И ответ, как предчувствует автор исходного текста, раздваивается, предлагая два пути, и оба – искушение.
Искушение первое. Принять эту картину мира. Ощутить холодное, но по-своему честное дыхание вселенной, где нет ни награды, ни наказания, ни смысла, кроме того, что мы сами себе создадим. Сбросить бремя ответственности перед высшей силой, признать себя продуктом случайных комбинаций, затерянным во вращающейся пыли космоса. Это искушение простотой, искушение атеистическим стоицизмом, искушение свободой от метафизических пут. Но это и искушение отчаянием, признанием своей фундаментальной незначительности, сиротства во вселенной без Отца.

Искушение второе. Отвергнуть эту картину, ухватиться за спасительную веру в Промысел, в замысел, в любящего Творца. Увидеть в человеке не машину, а образ и подобие, в истории – не хаос, а разворачивание божественного плана. Это искушение смыслом, теплом веры, обещанием конечной гармонии и справедливости. "Да будет воля Твоя..." – это формула доверия, формула принятия высшего порядка. Но это и искушение закрыть глаза на противоречия, на жестокость природы, на кажущуюся бессмысленность страдания, на сам факт существования таких мыслей, как у Ламетри. Это искушение уютной иллюзией перед лицом хаоса.

И между этими двумя полюсами, между ледяной пустыней "слепого случая" и теплым, но, возможно, самодельным очагом "воли Твоей", мечется человеческая душа. Мы молимся: «…и не введи нас во искушение». Какое? Возможно, именно это – фундаментальное искушение выбора между миром как механизмом и миром как тайной, между бессмыслицей и смыслом, между отчаянием сироты и верой дитя.

Ламетри своим радикальным материализмом лишь заострил этот вечный выбор, довел его до предела, до образов, от которых содрогается культурная память. Его мир, где люди вылупляются из земных яиц и роднятся с медведями и собаками – это не просто научная гипотеза прошлого, это вечный вызов нашему стремлению к уникальности, осмысленности, трансцендентности. И пока существует человек, способный мыслить о своем происхождении и своем месте во Вселенной, этот голос из глиняного лона, это искушение выбором между Случаем и Волей, будет звучать. И молитва о защите от него будет возноситься – до скончания века. Ибо такова природа нашего сознания – быть полем битвы этих великих искушений.