Сильнее смерти. Глава 21

Глава двадцать первая

  Придя в тот воскресный день на могилу Модеста, Саша застала на могиле незнакомую девочку-подростка.
  Та старательно и с искренней заботой убирала с могильного холмика опавшую листву.
  - Классный музыкант! – сказала девчушка, и тут же ее миловидное лицо сделалось непритворно печальным. – Жаль, что так рано ушел…
   Разговорились. Девочка, которую звали Кристиной, охотно поведала о себе. Учится в школе. Живет недалеко отсюда с родителями и взрослой сестрой. Заслушивается металлом. После смерти любимого музыканта, то бишь Модеста, неожиданно начала писать стихи.
   Она прочла Саше несколько строк. Строки были корявые, но жаркие и искренние. В них плакало, кричало, горело сердце их юного автора. Автор рассуждал на вечную тему жизни и смерти.
   Стихи девчонки тронули Сашу до глубины души. По щеке сама собой потекла слеза.
   - Не убивайтесь так! – попыталась утешить Кристина. – Мама говорит, глупо плакать из-за чужого человека…
   Саша расплакалась окончательно.
   - Да какой же он нам чужой!..
   Под «нами» она имела в виду себя и ближайшее окружение Модеста, но девчушка все поняла по-своему.
   - Это верно, - обняв Сашу, задумчиво проговорила Кристина. – Он ведь для всех нас родным стал, наш Модест…
   Потом, подумав, добавила:
   - Говорят, человек жив, пока о нем помнят. А это в наших с вами силах! Я про Модеста всем рассказываю. Группу эту друзьям посоветовала, сестре. А сестра – своим друзьям. Вы тоже кому-нибудь посоветуйте. Тогда Модест Валентинович будет жить вечно!
  Сквозь душащие слезы Саша сумела выдавить всего лишь одно слово:
   - Спасибо!..
   Помолчали. Девушка смотрела на свою собеседницу. Джинсы, черная куртка. Серо-зеленая шапка с выбившейся из-под нее рыжеватой прядью. На первый взгляд, подросток как подросток. Но, однако, природа наделила эту девочку пытливым умом, наблюдательностью и пылким, истинно бунтарским сердцем.
   - А все-таки как мало он прожил! – снова всхлипнула Саша, глядя на фотографию Модеста.
   - Да, это верно, конечно, - вздохнула девчушка. – Но поверьте, это – не самое главное!
   Саша, разом перестав плакать, изумленно посмотрела в ее не по-детски серьезные глаза.
   - А что же, по-твоему, главнее?
   - А вот что. Смотрите, - Кристина показала на соседнюю, по-видимому, давно заброшенную, могилу. – Этот мужчина прожил втрое больше Модеста, а кому он сейчас нужен, кто о нем помнит? Никто! Памятник давно менять пора, на нем даже имя прочитать невозможно!
   Ее слова были недалеки от истины. Поросшая травой, с покосившимся памятником, могила имела весьма плачевный вид.
   - Обывателя кто помнит? Только его собственные родственники. А через два-три поколения, когда и они умрут, он становится вообще никому не нужен. Потому что не оставил ничего после себя. Хоть тридцать лет жил, хоть восемьдесят, хоть сто. Без счету людей вот так жило, и никто никогда не вспомнит о них. Вот они – умерли. Вы своего прапрапрапрадедушку, хотя бы одного, помните? Как его звали, чем он занимался? И я своего не помню. А талантливых, выдающихся помнят вечно, причем совершенно посторонние люди.
   - Да ты философ! – поправляя ленту на венке, восхищенно покачала головой Саша. – Мне бы в твоем возрасте такие мысли и в голову не пришли.
   - Так они и не мои. Сестры моей. Мы с ней часто о жизни разговариваем.
   Саша вновь занялась венком. Девчонка и ее сестра, бесспорно, правы на все сто, только легче от их слов Саше не стало. Теперь что ни говори, что ни делай – нет на земле ничего сильнее смерти…
   И тут произошло то, что разом вывело девушку из скорбного оцепенения.
   Сначала она даже не поняла, что это. Только растерянно смотрела на Кристину.
   Это была… песня. Звонкий молодой голос, как кинжал,  распорол тишину кладбища. Девушка узнала мелодию, слова. Это была та самая песня, что Модест считал одной из своих лучших.
   «Эта песня переживет меня!» - говорил он без ложной скромности.
   И вот теперь она звучала на его могиле.
   Саша не заметила, как начала подпевать. Сперва нерешительно, потом все смелее и громче. Проходящая мимо пожилая супружеская пара остановилась и недоуменно глазела на них, не понимая, как можно петь в таком месте.
   А песня рвалась наружу. Живая и неистовая, она бросала вызов смерти, алым цветком жизни прорастала из праха. Саша больше не сомневалась: Модест жив – и не в каких-то россказнях о загробной жизни, а здесь, на земле, среди людей. Он жив и будет жить, пока живет его искусство, которому он служил, которое любил и в которое вложил свою душу.
   Вот так, нежданно-негаданно, открылась Саше простая истина.
   Память – это и есть бессмертие.   

Продолжение: http://stihi.ru/2025/04/10/5930