В начале сезона

Говорят, у каждого слепка луны есть своя душа, эссенция; каждый юный её изгиб – именное оружие с гравировкой, имя первенца, эссе крови; в процессе роста – нечто, стремящееся прорваться по минному полю отдельных слов к цельности собственного существования, минуя иную мысль, как ловушку ясности, проступая пунктиром из угольных туши крупиц сквозь пустую печаль ледников на поверхности белой & гладкой сплошного листа бумаги в горячем обсидиане капсулы за полночь, в сфере лампы, в искристых зубах ампулы.

Ещё до возникновения, ещё ни малейшей тени; ни оборотов хищного света, задающего темп страху, когда наконец ни вверх, ни вниз по узлу нельзя. Каждое, что само по себе разбросано, познаётся в условии через внимание к остальному, когда отпускает корни из безусильной полости, подобно фонтанам, одолевамым тяжестью, ими одолеваемой, чтобы радостно жить под лавиной дня, под яростным меценатством солнца, пластующим страты накипи в город карста.

О ту пору неярким полднем им: обступающий покой окрестностей, его обступающих, слегка прикрыт тихими листьями и стемневшей зеленью мха на ангельски ветхой извести, а рельеф ландшафта предстаёт в статуарной детализации. Антенной высь превосходно разборчива вдалеке отсюда, и только успей смотреть, ведь недолго ещё постигается площадь плоская по зенита блику наилегчайшему в интенсивных стечениях навигации, пока нас, претворяя тугую пыль в турбулентности перехода, сбирая атомы в паутину, ещё не колеблет этот прохладный ветер, всегда весенний.

Незримое исцеление: сквозь, из-под. Наделяя цветом, оно повсюду, как безупречный, неуязвимый страж, сателлит, союзник. Пёстрый шелест хлопушками-всплесками голубей мягко вскрывается в состояниях каждой пролётной улицы: эластичным воздухом в ликах воздуха беспечно, розовой ностальгией устрицы, загустевшей каплей заката ждёт; терпко преющий вечный пригород соком неочевидного, как харизма гоблина, изобилия в искуснейшем срезе места; точнейшее «то, что есть» восстановлено к «только после» по факту обнаружения в монтажа регистрах.
 
В начале сезона. Что имеется у тебя? Пустая коробка воображения. Экспорт, но. Коррозия стержня в грёзе; годы. Сбивчивый выдох становится наготой свободы. Как бы там ни было, если даже. Рвения ветра россыпь по стеблю треф. Порядок избран задним числом в очерёдности узнавания, закреплён за ячейкой встречи.
 
Утрата и есть нить метаморфозы в подвижности сонных & сонливых пальцев повествования, обращений к сопровождающей речи, когда лишь едва отклоняясь взглядом к безвредной приманке своих же подлинников, которые все одинаково distant & frigid чувству, порой чуть терпкие, закипая, но всё так же с безукоризненной, ювелирной выверенностью не вполне совпадают с образами себя в падении.

Другое лицо: возведение волнореза всезастилающей белизне, которая, настигая, обрушивается неумолимо справа, которая никогда, в которую заточён с рождения, как в яйцо дистанции; другое – захват пространства, освоение леса к пашне, дело с нуля, новое, прорастающее рукам и простору взгляда. 
 
В повторном прочтении наконец обретает свойства сплава, ранее неизвестного; ведь вне отражений, само по себе ни одно полноценности не достигнет; на холмах, равнина внизу, восхитительный свет и мир, покров сзади и вокруг, поодаль, в тающей однородности пробелов, знаков препинания, без единого тире, – много лет жил подвигом на столбе праздности, изобретая газообразное восприятие, диковинные мосты через бледное небо скуки, паровые машины в виде деревьев.
 
Как бы то ни было. Ещё до, задолго до связи в зачатии, до касания. Так сосредоточенно познаётся текстура вещи в её сверхмедленном тлении. Это как удалённой зимой, когда ждёшь погоды: ряды – дуб, бук, клён, – безмолвны и параллельны морю, и стойко кажется навсегда, что здесь больше взойти нечему, здесь, где снег глыб бел устало до тусклой остаточной синевы в отставном пароходстве небес – и не более пуст вектором.

Но дай шанс ему: полей обстоятельств пепел раскрепощённым многоколенным пением гибких линий, преобразующим русло крови в лучевой сгусток сердца, лица воздуха воздухом непостижимо, резкость возлюбленной – в естественную черту тушью.
 
   Отчётливо
   ты, отсекая движением ладони на белом поле вправо и вниз японской тушью,
   скажешь: вот, darling, мы уже у цели.

27 – 31 марта, 2025 год.