Из Былого. 2020. Опыт неудавшегося Розыгрыша

Скоро (ровно через неделю: 07.04) мне предстоит отметить трёхлетие с момента моего то ли освобождения (от казённого гнёта), то ли изгнания (собственно – непродления контракта).
А за два года до свершившегося, по принятой у нас традиции, я проходил свой последний курс т. н. «совершенствования» (повышения квалификации).
На всех навалился ковид. А потому практически всё действо происходило в системе «онлайна».
«Совершенствованием» нашим занимался какой-то столичный (Менский) Институт.
Обязательной формой отчётности со стороны «школяров» было написание реферата (под предложенную тематику).
Вот тут-то я и решил (в силу своей наглости) чуть поиздеваться над столичными мэтрами.
Вообще-то я рассчитывал (несильно) на возможную дискуссию. К чему и сделал заброс-запрос.
Ответом (из Менска) было красноречивое молчание. Ну, и – вручение диплома об успешном завершении курса.
А свою проверку на «вшивость» столичников-опричников я раскручивал сразу по нескольким измерениям. Сохраняя (при некоторой развязности тона) видимость почтения к ведущим и – насколько мог себя сдержать – лояльности к Системе. То бишь, не особенно нарываясь.
И это – в год начинавшегося у нас «бунта-мятежа».
-----------------------------------------------

РЕФЕРАТ. «Образование – как социокультурный феномен: основные характеристики (записки герменевта)»

СОДЕРЖАНИЕ:

ВВЕДЕНИЕ
1. Камо грядеши (Quo vadis). Историко-этимологический экскурс
2. К антропологической катастрофе
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ. Несколько лирических отступлений (приближений)

ВВЕДЕНИЕ
На фоне философических «проектов-прогнозов», касающихся Конца Истории, тема Конца Образования выглядела бы само собой разумеющейся и уж точно не более шокирующей, чем разговоры о Конце Цивилизации или Культуры как таковой. В самом упоминании о «конце» нет ничего фантастического, странного и даже пугающего. Уже хотя бы потому, что всё когда-то заканчивается. Даже очень респектабельное и грандиозное. Вплоть до Вселенной. И даже…
Не говоря уже всего лишь о какой-то «цивилизации», пусть временами и упивающейся собственным (чаще сомнительным во многих отношениях) могуществом на фоне неиссякающей цепи преступлений, катастроф, саморазоблачений и дискредитаций. Не спешите уличать нас в мизантропии, тем более что последняя может рассматриваться в ряду стандартных видовых отличий всего рода «хомо сапиенс». Опровергнуть давний диагноз, восходящий отнюдь не к Томасу Гоббсу, а по крайней мере, к Титу Макцию Плавту («Homo homini lupus est») человечеству пока не удалось.
Ни христианам, ни гуманистам, ни коммунистам…
Об иных помолчу, ибо они не отличались и особыми декларациями по этому поводу. А происходящее сегодня особой почвы для оптимизма отнюдь не предлагает. Между прочим, каждая из рукотворных катастроф не только обнажает фундаментальную порочность нашего существа (при желании её можно описать в таких этических характеристиках, как трусость, зависть, месть, жадность, честолюбие…– если на выбор, я бы остановился на первой), но и предоставляет очередной шанс для радикального переосмысления, реабилитации, поворота и даже прорыва в этой угнетающей ум и совесть канители. Однако воз с удивительным постоянством (и издёвкой) откатывается в принципе на исходную позицию. А претенденты в вожатые лишь слегка меняют оперение и очертания, чтобы снова начать свой перетяг…
А бесконечным он быть всё-таки не может. Не мог…Кстати, оптимисты под «Концом Истории» как раз и разумели завершение этого перетяга, с переходом в состояние полноценного взаимопонимания и сотрудничества. При желании, радикальным оптимистом можно считать бородатого немецкого классика. Полагаю, до двухсотлетия начала шествия того Призрака по городам и весям человечество всё-таки дотянет. Значит, в указанном смысле, Конец Истории и наш переход в более благоприятную (вернее достойную) стадию своего существования пока не предвидится.
Но это нисколько не отменяет иного Конца. И даже в нескольких его модификациях, указывающих на неизбежное приближение последнего Фиаско. Вот здесь-то и можно начинать разговоры о «Смерти Культуры» и Образования. Если последнее считать неотъемлемой составляющей первой. Её (Культуры) образующей и несущей, вплоть до «способа существования». А после… Пожалуй, и не «новое варварство» (в духе «надежды на Возвращение»), а …
То, что после Человека. Реальный Трансгуманизм. Эпоха «Людена». Но это уже – без нас. Без Языка. Но с каким-то паллиативом-суррогатом-аналогом. Со своей терминологией. Сугубо внешне нашу чем-то до поры до времени напоминающую. Понятно, что случилось это не так сразу. Что последние лет пятьдесят мы себя к этому готовили и «несли».
Извините!

1. Камо грядеши (Quo vadis). Историко-этимологический экскурс
Представление о том, что Образование выделяется в особую сферу социальной жизни с того времени, когда процесс передачи знаний и социального опыта «становится делом лиц, специально занимающихся обучением и воспитанием; когда были созданы общественные структуры или социальные институты, специализирующиеся на накоплении и распространении знаний» – по-своему, банально и исчерпывающе. Банально – в силу стандартности такого определения. Исчерпывающе – ибо раскрыто основное содержание данной «специальности», её отличительные признаки.
Позволим себе сделать несколько замечаний.
О «банальном». Во-первых, в банальном, как таком, нет ничего предосудительного. С ним трудно поспорить, поскольку общепринято, трафаретно, обтекаемо, беспристрастно и т.п. Понятно, что «недостатки есть лишь продолжения достоинств»: вроде безразличия и невыразительности вслед той же «беспристрастности». Если очерчивать предмет в рамках социологии, так кроме такой банальности лучшего и желать не стоит. А вот если подойти к нему с позиций философии…
Конечно, многое здесь будет определяться самим пониманием «понимающего искусства»: то ли, как мышления «в предельности бытия», то ли, как «вчувствования», или даже почти мистического виденья (в духе символизма). Хотя где-то всё это почти совпадает (в «различённой самотождественности» смысла).
Притом, что приведенное определение («образования»), по сути, универсально и подходит едва ли не для любой социальной ниши, с более или менее чёткими очертаниями «специализации деятельности» (возможно, профессионализма) первой в ассоциативном ряду видится Наука. Мы уже привыкли воспринимать эпоху становления Science, как эпоху Просвещения. А Просвещение и Образование… Как частное и общее. Как конкретно историческая модель (парадигма) единого концепта.

Министерство просвещения Российской Федерации (Минпросвещения России) – федеральный орган исполнительной власти России в сфере общего образования, среднего профессионального образования и соответствующего дополнительного профессионального образования, профессионального обучения, дополнительного образования детей и взрослых, воспитания, опеки и попечительства в отношении несовершеннолетних граждан, социальной поддержки и социальной защиты обучающихся, а также функции по оказанию государственных услуг и управлению государственным имуществом в сфере общего образования, среднего профессионального образования и соответствующего дополнительного профессионального образования, профессионального обучения, дополнительного образования детей и взрослых, воспитания.
Министерство просвещения Российской Федерации образовано в мае 2018 года и представляет собой часть существовавшего в 2004-2018 годах Министерства образования и науки (Минобрнауки), оставшуюся после выделения из него Министерства науки и высшего образования Российской Федерации в качестве отдельного органа.

Вас не смущает некоторое смешение (накладки-смещения) от этой дифференциации и игры с именами? В различных философских традициях к самим именам относятся по-разному. От технического термина – через знак – к символу. В истории того же СССР с названиями многих министерств и «органов» происходила и не такая чехарда. А в этом (российском) – изящным движением манипулы «брюки превращаются…». В смысле превращения одного то ли в часть другого, то ли в нечто «почти самостоятельное». Мы о рокировке терминов («наука» – «образование»). Вот и слово «просвещение» задействовали. Занятная эквилибристика!
Увы… – «Слово, что дышло…». А что бы из «песни» его не выкидывать, позволим справку из Википедии чуть продолжить.

Министерство народного просвещения Российской империи было создано 8 сентября 1802 года (в 1817-1824 гг. в связи с присоединением Главного управления духовных дел иностранных исповеданий называлось Министерством духовных дел и народного просвещения).
В ноябре 1917 года образован Народный комиссариат просвещения РСФСР (Наркомпрос РСФСР), который в марте 1946 года был переименован в Министерство просвещения РСФСР. В 1937-1989 годах в областях существовали областные отделы народного образования (ОблОНО), в районах – районные отделы народного образования (РайОНО), в городах – городские отделы народного образования (ГорОНО).
В 1988 году при объединении Министерства просвещения РСФСР и Государственного комитета РСФСР по профессионально-техническому образованию создали Министерство образования РСФСР (Минобр РСФСР).

В угоду чему производилась эта манипуляция? Да, прежде всего, в угоду Идеологии. И тем или иным подвижкам в её чреве.
О Республике Беларусь – отдельный разговор. У нас для этого и тезаурус свой наличествует: «адукация», «асвета». Весьма выразительный и колоритный, кстати.

Эдукационная комиссия (Комиссия национальной эдукации, польск. Komisja Edukacji Narodowej, от лат. educatio «воспитание», полное название польск. «Komisja nad Edukacj; M;odzi Szlacheckiej Doz;r Maj;ca») – руководящий орган системы просвещения в Речи Посполитой в 1773-1794 годах. Первое в Европе ведомство, по функциям аналогичное общегосударственному министерству просвещения.

Латинское – «воспитание». Важный нюанс, касающийся некоторой тяжбы уже между обучением и воспитанием в рамках Образования. Хотя в самом «корневом» слышится не только «водительство» (кiраванне, ductu), но и отголоски «учительства» (doce – научить).
А в латинском и для «просвещения» не находится ничего лучшего, как educationem. Хочешь верь, хочешь нет. Французский (а они-то – среди первых!) нам здесь подбрасывает и вовсе illumination, отдающее сразу и физикализмом, и масонским мистицизмом. Хотя «просветитель» там опять выглядит вполне «приличным» романцем: educateur.
Чем оказались обусловлены упомянутые учреждения-именования? Мы о не чужих нам (хотя бы исторически) Речи Посполитой и Российской Империи. Первая уже вписывала последние штрихи в свою биографию. Вторая переваливала аккурат через «медиану» ей отпущенного. Шляхетская нация и «народ самодержавный».
Именно Просвещением! Европейским. В большей степени, вероятно, французским. А нашпигованность данного проекта масонскими идеями и инструментовкой – исторический факт. Обсуждать и, тем более, осуждать идеологию вольных каменщиков мы здесь не собираемся. Ею была охвачена верхушка российской аристократии, включая императора. За шляхту говорить не будем.
При желании, масонство и вовсе можно вывести за скобки, дабы не нервировать как его одержимых разоблачителей, так и возможных сторонников.
Введение указанного института в Ржечи во многом являлось вынужденной мерой, по причине свёртывания иезуитских коллегиумов. Свято место пусто не бывает. Однако латинское «воспитание» даже в своём имени отдаёт дань прошлому. Отчасти средневековому, отчасти античному. В любом случает «духовный» или, по крайней мере, душевный элемент превалирует в нём над рациональным. А вот русское «просвещение» с куда большим основанием инициировано если не непосредственно масонской идеологией, то, во всяком случае, деистическим картезианством, лейбницианством или ньютонианством. На выбор.
Не случайно именно в связи с охлаждением к масонским соблазнам произошло слияние новой структуры с «управлением духовных дел».  Причём «духовное деланье» в этой паре (с «просвещением») ставилось во главе. Или так: просвещение (народное) ставилось под «духовный» контроль. Это, если по касательной…

Что в имени тебе моём… (А.П.)
Имя «Просвещение» имеет чёткую историческую, смысловую и идеологическую нагрузку. К сожалению, оно нередко размывается, размазывается и переносится на уже существенно отличный предмет. А вещи бы желательно называть своими именами… Так полагали и киники, и древние китайцы, и номиналист-просветитель Ф. Бэкон, и символисты… Да мало ли кто!
Строго говоря, сама эпоха Просвещения закончилась уже к середине XIX века. Закончилась вместе с верой в абсолютную (!) мощь человеческого разума. «Рационализм» помимо всего прочего – категория идеологическая, заточенная своим именем в эту веру. Здесь – всё на тоненького.
Что считать первым сигналом? – Философию Канта? Позитивистов? Или, напротив, романтиков, символистов и т.д.? Суть в том, что треножник Науки (Science) заколебался. Заколебался в сознании самих учёных (настоящих, а не так себе…). Заскрипели и расшатались сами основания. Основания той же математики – головная боль для едва ли не всего следующего (XX-го) века. Боль, так и не излеченная. Теория множеств, соблазн актуальной бесконечности, конструктивисты…
С некоторых пор остаётся говорить о существовании множества наук (разных настолько…) при отсутствии (исчезновении?) Науки. А пресловутый критерий «истины» в лице Практики оказался настолько же силён, насколько и слаб.
Зашаталась математика, упёрлась (в стену) физика… Великих «открытий» нет уже давно. Точка отсчёта? – Отчасти, дело вкуса. Чтобы угодить многим, укажем на Единую теорию взаимодействий («теорию всего»). Не срастается…
Зато прорвало по линии информатизация-компьютеризация. А вот куда она нас вывезет… Есть существенные (колоссальные?) различия между «знанием» и «информацией», «знанием» и «пониманием», и – вероятно, самое важное – «мышлением» и «вычислением». И это уже спустя более, чем полтора столетия, после Просвещения. Строго говоря.
Science. Естествознание (математическое)… А как следует именовать нечто противное Естеству? – Сверх… Это – о Духе. Это – не в нашей власти. Тогда: противоестественное, извращённое. В каком-то смысле – искусственное. Хотя само Искусство в этом не повинно.
Техническое. Как-то – к «техне», мастерству, но куда больше к технократизму, техноцентризму, а где-то и к технологизму. Для многих всё это уже стало «почвой и судьбой».
Технику демонизировать не рекомендуется. Даже если она уже мало напоминает исходное «техне». А как быть с «техницизмом»?!

К аналогии с Наукой.
Связка «Просвещение – Science» несомненна. Вторым столпом Модели, помимо Науки, являлось «Право». Точнее: Правовое Государство (Национальное Правовое Государство). А саму образующую Нацию можно величать «буржуазной». В отличие, допустим, от той же «шляхетской», или «бюрократической». Последняя имеет место быть у нас. В современной Беларуси. Если вещи называть своими именами. Без всяких обид! Ибо имя нации достойно производить от того социального слоя, который играет решающую роль в строительстве государства. Всякие домыслы о «народном» государстве лучше оставить его штатным идеологам и, по крайней мере, в этом, можно согласиться с Карлом Марксом.
О ПГ и образующей его нации мы упомянули опять-таки в пару к Просвещению. Если быть точным до конца, Просвещение в чистом виде начинает уходить с исторической арены, уже c середины XIX века. С Наукой и ПГ происходит ряд метаморфоз. В принципе, их историю также можно считать завершённой. Притом, что и Наука (но не Science!), и Институт Права в каком-то виде продолжают своё существование.
Естественно, сохраняется и Образование. Тем более, если не преступать рамки всё той же банальности. А вот если…
Позволим себе чуть пристальнее и, как бы остранённо-отстранённо всмотреться в самое Имя. Образование. Разумеется – Человека. То есть выстраивание оного исходя из некоторого Образа (Образца?). Найденного, заданного, предзаданного, предчувствуемого и т.д., и т.п. Нет Образа – нет и Образования, как воз-растания или раз-вёртывания. Ибо Образ подобен семени, зародышу. В этом смысле понятия Образование и Культура (лат. «взращивание») не просто тесно соприкасаются, но перекликаются. Правда, без Образа, скорее всего, просто ничего нет.
Или. Допустим, в основе «обучения и воспитания» лежит не Образ, а… Хотя бы Структура. Просто допустим. Тогда и само «специальное деланье» лучше именовать чем-то вроде «структурирования», «конструирования» и т.д.
Какая разница?! – По аналогии: «хоть горшком назови, лишь бы в печку не ставили». Однажды великий Леонардо сравнил человека не просто с горшком, а с горшком «ночным» (для испражнений). Дело известное. Толкований тому накопилось немало.
Париж. XVI век. Отсутствие туалетов… Это – напрямую. А если чуть в сторону… Разруха не в клозетах, а в головах. Если всё это собрать, получим: голова человека порой похожа на горшок для испражнений. Чьих? – Не суть важно. Можно и так: знание сводится к информации, мышление к вычислению (дальше – к «оцифровыванию»), чувства к «ощущениям»…
Образ (Эйдос) не обязателен. Достаточно одной Структуры. Той или иной. Вместо умной энергии (Числа) – механическое конструирование. Где-то само Просвещение клонилось к этому краю: «Человек есть машина, способная к рассуждению и ощущению…». Кабанис? Ламетри? Тогда, за что боролись…
Хотя, Ламетри («Животные – большее, чем машины») как раз пытался скорее реабилитировать чрезмерно механизируемое животное.
Нет. Там всё ещё было не так сумрачно…
Выходит, не только с почившим Просвещением, но и с Образованием как таковым далеко не всё безоблачно. И дело не только в каких-то технических проблемах – Куда без них!? – Многое зависит от критериев.
Широкие смыслы. Узкие (более строгие и обязывающие). Да и сугубо «символически» Просвещение связано с Образованием гораздо теснее, чем могло показаться в первом приближении. Оба имени, так или иначе, тянутся к Свету. К умному свету.  Если «Образ» трактовать как аналог Эйдоса, не требуются и особые рассуждения. Да и без греческого коррелята в самом русском указывается на «выражение сущности», а не на просто случайную кажимость. А чтобы не увидеть этимологическое родство «образа» и «понятия» (по-ятия, по-имания), нужно утратить полную связь с языком.
Разговоров же о культурной катастрофе (вплоть до «конца культуры») было предостаточно. С самых разных флангов (Руссо, Маркс, Ницше, Хайдеггер…). И не всё в этих предупреждениях оказалось безосновательным…
В этом месте мы прервёмся, ощущая некоторую неловкость. От «самоцитирования». Три года назад автору довелось «прокачивать» тему «Антропологическая катастрофа». В результате мой архив пополнился несколькими бесхозными фрагментами. Один из них позволю воспроизвести здесь почти целиком.

2. К антропологической катастрофе

Сначала – в нескольких словах о некоторых терминах.
Положим, что сам феномен, схватываемый в понятии «катастрофа», занимает срединное место в одном ряду с кризисом и крахом.
Крах – это, когда всё «в прах», когда восстановление прежнего невозможно, хотя не исключено возрождение и формирование нового.
Катастрофа (от греч. – «переворот, ниспровержение; смерть») – происшествие, возникшее в результате природной или техногенной чрезвычайной ситуации, повлёкшее за собой гибель людей или какие-либо непоправимые последствия в истории того или иного объекта.
Кризис. В греческой транскрипции этот термин означает «решение или поворотный пункт; выбор», в латинской – «разделение, перелом»; в китайской – одновременно «опасность и возможность».
Определение в энциклопедиях и толковых словарях европейских языков практически универсально.
Например, голландская школа исследования кризисов дает трактовку кризиса как «серьезной угрозы основным структурам или базовым ценностям или нормам (общественной) системы, которая вынуждает принять кардинальное решение в условиях ограниченного времени и значительной неопределенности».
Всякий ли кризис чреват катастрофой? Многое зависит от устойчивости системы, её мобильности, гибкости. От «открытости» – как в отношении других социальных субстанций (в том числе и в историческом аспекте), так и к Природе. А возможно – и к вероятному трансцендентному апофатическому Источнику. Если «кризис» трактовать в греческой транскрипции, а именно, как выбор (решение), то таковой предполагает наличие у субъекта как минимум свободной воли, сознания и т.п. Рассматриваемое таким образом понятие уже нельзя без оговорок переносить непосредственно на природу, ограничиваясь в отношении её лишь различением «критических состояний» в плане собственно «перелома», но никак не «выбора». Однако, с учётом ноосферной синергийности, а именно – ответственности человека и человечества за всё происходящее в мире, допустимо проецирование «кризиса-выбора», «ответственного ответа» и на весь космос, а не только на земной ареал.
В последнем случае одна из самых впечатляющих «моделей» рисуется Э. В. Ильенковым в его «Космологии духа»: самопожертвование сверхцивилизации в условиях необратимо угасающей (приближающейся к установлению равновесного покоя) вселенной. Этакое «Вечное возвращение» по Спинозе – Энгельсу. Даже – как-то по Гераклиту, но, вряд ли, по Ницше. Что называется: клин клином… Взорвать впадающий в состояние апатии мир, вернув его в точку Начала.
Китайское «прочтение» выбора, как «опасности-возможности», нашло своеобразное продолжение в хайдеггерианском тезисе «где опасность, там и спасение» (тезис собственно Ф. Гёльдерлина). Не случайна, в этом аспекте, и сама «уклончивость» М. Хайдеггера от магистральной линии просвещенческой субъект-объектной диспозиции, заданной ещё Галилеем, к восточным традициям буддистско-синтоистского типа.
И так: Кризис – переломная ситуация (состояние) в эволюции системы, при условии наличия в ней субъекта принятия волевого решения в момент осознания угрозы глобальной катастрофы.
Сама же катастрофа может произойти как в случае принятия неверного решения, так и в силу своей неизбежности. Когда остаётся действовать лишь в духе так почитаемого в стоицизме девиза: «Делай то, что должно, и будь, что будет». Хотя и этот тезис (в различных его модификациях) можно не только приписывать различным лицам, но и трактовать едва ли не противоположным образом.
Впрочем, катастрофу, как уже отмечалось вначале, можно отличать ещё и от «краха», делающего невозможным восстановление системы в принципе, пусть и в иной форме, что допускает катастрофа. Так, события 1917 года, приведшие к финалу Российскую Империю, могут рассматриваться всё-таки не как полное крушение «русского мира», а лишь как его катастрофа. Дело порой просто в «идеологическом вкусе». Аналогичные вопросы могут возникать и в отношении Европы. Катастрофа второй мировой войны (отчасти и первой) позволила Европейской цивилизации как-то восстановиться. Но… Не погружается ли этот мир именно сегодня в состояние полной безысходности? И это – при внешнем (относительном) благополучии. Есть ли в нём воля и энергия ответить на вызовы Истории? Не факт!
Что касается непосредственно Беларуси…
Увы: не тот масштаб! Хотя и в его рамках можно также как-то спроецировать эту «триаду» (кризис – катастрофа – крах). Естественно с существенными поправками.
Иное дело – вся современная Цивилизация. Здесь возникают, пожалуй, самые интересные (и драматичные) вопросы. Попытаемся осмыслить ситуацию на уровне действительно предельном. А для этого требуется определённое мужество.
Гибель всей нашей системы, не только в масштабах собственно цивилизационных, так сказать общечеловеческих, но и в планетарных, и даже космически-вселенских – неизбежна. Кое-что здесь просчитывается с применением определённых научных моделей без обращения к апокалиптической традиции, в которой собственно и запечатлена антропологическая катастрофа как таковая. Причём, в рамках этой традиции можно различить «модели» как катастрофического типа, так и собственно «краха».
Кризис Культуры (Цивилизации) – тема, поднятая в философии Новейшего времени и уже навязшая, что называется во языцех. Порою и вовсе ставится вопрос о наступающей (наступившей?) Антропологической катастрофе. И ставится, надо сказать, небезосновательно. За точку отсчёта можно принять, как К. Маркса, с его концепцией тотального «отчуждения человека», так и Фридриха Ницше, интерпретировать построения которого, правда, не так уж и просто, в силу ряда известных обстоятельств, связанных со стилем автора (Н.) и его личностью.
В прошлом веке эту тему поднимали мыслители, принадлежавшие принципиально разным мировоззренческим лагерям, но, надо сказать, поднимали равно всерьёз, на пределе, не стесняясь в выражениях.
Выделим представителей двух едва ли не противоположных философских и мировоззренческих стратегий, а именно М. Хайдеггера и М. К Мамардашвили, коим и было введено в обращение само понятие «антропологическая катастрофа». Наиболее общее понимание антропологической катастрофы – уничтожение, разрушение или ослабление человеческого в человеке. Само понимание сути человеческого предполагает философский взгляд на проблему, а феноменологию и механизмы его ослабления и/или деструкции можно отнести к компетенции хотя бы психологии.
Кроме того, мы будем неоднократно возвращаться и к Ф. Ницше, с которым достаточно тесно связаны некоторые фундаментальные положения М. Хайдеггера. А также, не забывая о русской философии, обратимся к идеям А. Ф. Лосева, некоторые из которых восходят к тому же В. С. Соловьёву. Что касается марксистского или неомарксистского проекта, то помимо нашего Э. В. Ильенкова и как-то Г. С. Батищева можно назвать целый ряд западных мыслителей калибра Иммануила Валлерстайна. Кроме того, при развитии данной темы нельзя не обращаться к разного рода постмодернистким концепциям, что мы в силу ряда причин делать не будем.
Начнём всё-таки с Ф. Ницше. Причина глобального кризиса цивилизации усматривается им в исчерпанности определяющей её системы ценностей или даже в изначальном их несоответствии жизненному росту, а спасение – в их адекватной переоценке. Миссия вручается сверхчеловеку – творцу новых ценностей.
Симпатии Ницше уходят либо в архаику уже через Сократа (к «республике гениев», а не «учёных»), затем – как-то к Возрождению и, наконец, обретают вовсе не «западную» ориентацию. Последнее связано, вероятно, с неверием в возможность адекватного очищения и поворота на европейской почве. Это же характерно как для различных сторонников «традиции» в эпоху «консервативных революций», так и для М. Хайдеггера (видящего в американизме крайнюю форму злополучной «метафизики»).
Несколько слов об обращении к Бездне. Как некой почвы, из которой может прорасти новая онтологическая форма. Об этом достаточно интересно говорит Ф. Гёльдерлин, видение которого весьма важно для понимания не только Ницше, но и того же Хайдеггера. Достижение Бездны кем-то из смертных, рассматривается как условие возможности Поворота. Причём, важно совершить это до того времени, как достигнут Бездны сами «боги», в силу чего наступит полная ночь и обращение будет уже невозможно. Т.е. случится глобальная Катастрофа или полный Крах человеческого начала. Точка абсолютного невозврата. Уже не в смысле неизбежности катастрофического развития событий, оставляющего надежду на спасение («где опасность, там и….»), но в смысле полного исчерпания самой потенции открытости Бытию (по Хайдеггеру), невозможности «встречи восходящих и нисходящих энергий», по Лосеву, поглощению (рассеиванию) последних «метафизическим мраком». Некий аналог «тепловой смерти» Вселенной, которая случится сначала в человеческом измерении.
А теперь всё-таки о том, почему мы выделяем из всего ряда именно упомянутых нами мыслителей.
Важный, так сказать историософский, момент. В ходе второй мировой войны в лице нацистской Германии (и её союзников), с одной стороны, Советского Союза (заручившегося так или иначе, со всеми непростыми оговорками, «марксистской» парадигмой исторического виденья), с другой, и, наконец, Атлантического либерального блока столкнулись три разных проекта Истории. Три разных парадигмы как объясняющих АК, так и предлагающих некоторые решения, кои во многом лишь усугубляют ситуацию. Каждый из них являлся огрублением и неизбежным искажением некой изначальной «модели», но слова из песни не выкинешь. В плане историческом (не сугубо политическом) победителем в этой схватке вышел Либеральный блок. Причастность к «победе» СССР можно рассматривать как «пиррову победу», с учётом не только самого факта последующей конечной катастрофы данного проекта, но и с внимательным рассмотрением того, как этот проект развивался изначально и затем продвигался к полному своему фиаско.
О двух первых «парадигмах» сразу же следует сказать вот что. Нельзя спасти человечество (благая цель), став на путь массового политического террора. Тоталитарные проекты, при любой попытке их метафизического оправдания и обоснования, несостоятельны, ибо бесчеловечны. Именно их не просто историческая неудача, а корневая ущербность, до сих пор не даёт предложить более или менее ясную альтернативу кондовому Либерализму. Что, в свою очередь, вызывает у многих обратную слепоту: неспособность признать определённые достоинства Либерального проекта. В том числе и пресловутые «права человека», и существенную автономию негосударственных институтов, обеспечиваемых моделью ПГ.
В частности, будем помнить, что тот же М. Хайдеггер был всё-таки связан идейно-политически не просто с «консервативным» проектом, но именно с его нацистской вариацией. Помнить, не значит с порога отметать все его размышления по поводу интересующей нас проблемы.
Тогда как М. Мамардашвили, работавший в «прокрустовом ложе» советской ситуации с философией, являлся в целом сторонником Либерального проекта, также, судя по всему, не сулящего человечеству радужных перспектив. Личность Мамардашвили важна в аспекте возможности имманентной критики данного проекта.
Вернёмся к связке Ницше-Хайдеггер.
О перевороте ценностей. Сразу же отметим, что отличие от Ницше, Хайдеггер идёт гораздо дальше. В его понимании сама привязка мира к ценностям как таковым содержит в себе залог фундаментального кризиса, ибо всякая ценность есть не что иное, как сущее (Seiende). А значит, неизбежно способствует вытеснению самого бытия (Sein) из зоны присутствия, за пределы Dasein. Пусть даже мы станем, как неокантианцы, отличать абсолютные ценности (Истину, Добро, Красоту) от их социальных коррелятов, от норм-регулятивов.
Различение бытия и сущего – не новость в истории философии. Однако далеко не всегда именно в этой плоскости видится корень основных проблем, включая возможность не просто очередного кризиса очередной цивилизации, но и её полного фиаско.
М. Мамардашвили также четко различал «сущее» и «бытие». Более того, с их помощью он пытался выразить и собственное представление о сущности АК.
Но там, где он видит краеугольный камень подлинного бытия – Картезианское «Cogito, ergo sum»), дополняемое «вторым К» (интенциями И. Канта) – Хайдеггер находит нечто фактически обратное, а именно: решающее уклонение в «метафизику», закрепляюшее ту разделённость на субъект и объект, которая редуцирует мир (сущее) к картине мира. Новое время, по Х., как раз и представляет собой эпоху Культуры как таковой. Культуры, как собственно проекта нигилистического. Здесь Х., конечно же, отталкивается от Ф. Ницше, видящего в разуме всего лишь помощника инстинкта и отвергающего человека как цель.
По Хайдеггеру, человеку надлежит быть «пастухом истины» и в этом смысле он ближе, казалось бы, именно к Ницше. Однако последний на место человека ставит (опять-таки в качестве цели) уже сверхчеловека. Творца ценностей. Гения. Задающего ценности-образцы, формы, а не того, кто следует уже готовым шаблонам. Причём, новые формы д. б. жизнеутверждающими, развёртывающими жизненную энергию, а не загоняющими её в прокрустово ложе репрессивных норм. Полнота бытия у Ницше – «республика гениев», а не «учёных»-конструктивистов, торжество которых в Античности он связывает с именем Сократа.
По Хайдеггеру, сверхчеловек принципиально от человека не отличается. Оба этих типа предают забвению бытие, оставаясь, конечно же, людьми. Кстати, в этом смысле, ни Хайдеггер, ни Ницше вовсе не предполагают какого-либо замещения человека в духе современного трансгуманизма (проекта сугубо неолиберального и технократического). Речь идёт о разном понимании назначения человека, его места в мире. Сверхчеловек Ницше есть человек, создающий ценности (пусть и особого рода). Человек в своём подлинном назначении у Хайдеггера – пастух истины в просвете бытия. Не более того! Но и не менее. Не господин и не раб. Просто – человек. Призванный и откликнувшийся. В принципе, человек в своём Dasein, желает он того или нет, уже есть эта откликнутость. Пусть даже в этом Присутствии отсутствует собственно бытие, а всё внимание приковано только к сущему. Присутствие даёт возможность сущему быть. Сущее есть постольку, поскольку имеет место пре-бывание бытия в присутствии человека. Причём само бытие не есть. Оно как бы перетекает в сущее, становясь им (никак с ним не совпадая, не превращаясь) именно через человека. Собственно, речь идёт о тождестве и различии бытия и сущего. Сущее и бытие встречаются в человеке. В человеке – их граница, их единство в их же обстоянии.
А становясь, сущее отстаивается, застаивается, остывает. Вот и приходится стучать молоточком (по Ницше), проверяя, не превратилось ли сие в совершенного истукана. И если так, брать в руки уже не молоток, а молот. Или, по Хайдеггеру, снова раздвигать бытие и сущее, дабы в этот просвет-прореху вновь вошло бытие. Вероятно – тем Словом, что очистит усохший улей от мертвечины нашей болтовни.
По Лосеву, всё сущее есть единство бытия и небытия (в различных модусах этого единства). Чистое бытие не есть. Чистое бытие – Сверхсущее. Тогда как по Гегелю, чистое бытие есть ничто, что как раз и не устраивало Лосева, видевшего в этом следствие недостаточной различённости именно бытия и сущего. Гегель фактически выводит сущее из бытия в акте диалектического конструирования, панлогического развёртывания. Этакий превращённый пантеизм Спинозы, от которого впоследствии и отталкивается неомарксист Э. В. Ильенков.
У Лосева сущее скорее является, высветляется, а собственно бытие (как и небытие) мыслится как чистый акт, а не как некое пред-сущее или не-вполне-сущее. Последнее у Гегеля как раз и фиксируется в понимании чистого бытия как ничто. Ничто – изнанка сущего (нечто). Тень его. Небытие Лосева – отрицание (акт), в противоположность бытию-полаганию. Насколько этого достаточно, чтобы развести бытие и сущее логически, судить здесь не берёмся. Ясно, что сам Лосев «выстраивает» данную конструкцию во многом под Личность, которая не сводится к картезианскому субъекту. И вообще – к человеческому индивиду. Личность есть единство субъекта и объекта, пусть и рассматриваемое, вероятно, как субъект.  Но ведь Хайдеггерра личность, на первый взгляд, устраивала не многим больше, чем «Я» Декарта.
В русском языке, казалось бы, ясно разводятся понятия личности и индивида. Индивид – человек, как особь. Лицо. И сопряжён он обшеству. Точнее, коллективу, социальной группе, общине (общности). Как часть – целому, или даже как элемент множеству. Но Личность вовсе не есть часть! Категорически! Не случайно в русской традиции говорится и о симфонической личности (Л. П. Карсавин), носителем которой является некоторая общность. Церковь, народ… Личность – не столько сущность, сколько состояние. Быть личностью, значит пребывать в общении (не спешите принимать за него всякую коммуникацию). Быть личностью, значит быть способным к настоящему творчеству (творению… И вот тут-то самый раз вспомнить о Слове. А через это опять вернуться к Хайдеггеру и определить, насколько критически настроен он по отношению именно к Личности, а не к выдаваемой за неё редукции к Лицу, или, напротив, гипертрофии Лица к Личности.
Сначала – о Слове. Слово у Хайдеггера. И Слово у Лосева. Многослойность. Фонема (ну, это понятно). По(й)эма. Семема. Ноэма. У Лосева – так. Хайдеггер совершенно точно различает в Слове поэму и семему. Здесь собственно и проходит граница между поэзией и философией. Но философия принципиально отличается от обыденного «понимания» и сугубо научного, когитарного. Научного – в традиции «сайнс». И то, и другое имеют склонность к элиминации именно поэтического начала. Таким образом «народ» превращается либо в «нацию», либо – просто в население. Дом Бытия, как и дом человека – Язык. Так – у Хайдеггера. Но можно и так: человеческое в человеке и есть проживание в языке. Именно проживание. Человек проживает не только в языке. Причём, проживая не в языке, языком пользуется. В целях, в частности, коммуникативных. Но такое «общение» как раз и не следует спешить трактовать как настоящее. Здесь слово слишком социализировано. Подчинено «общению» не в горизонте бытия, а горизонте только сущего. Лицо (лица) – сущее. Вещи – сущее. Присутствие Бытия предаётся забвению, не исчезая полностью. Слово начинает стираться. Стирается именно поэтическая и… именно ноэматическая, а не просто семантическая, составляющие.
У Лосева слово есть символ. А символ по природе энергиен. Субстанциализация энергии. Но не такова ли и природа самой Личности?! Тогда и Слово, и Личность (субстанциализация духа) принципиально отличаются от любого сущего, будь то вещь или лицо, или их собрание.
Личность – выказывание Бытия. Лицо есть личность, поскольку выказывает бытие, а не просто «общается». Настоящее общение есть выказывающее. И оно требует уединения. Уединение не есть одиночество. Одиночество противно выказыванию. И вовсе не противно не выказывающему «общению». Как-то так.
А значит, нет непроходимой пропасти между Лосевым и Хайдеггером и в аспекте Личности, а не только Слова. Что прекрасно понимал В. В. Бибихин, ученик А. Ф. Лосева. Их близость вместе с тем не означает полного совпадения их трактовок.
В чём их (Лосева и Хайдеггера) неприятие либерализма? В том, что последний как раз и выхолащивает и слово, и личность. Пожалуй, в этом состоит и проблема их «состыковки» с М. Мамардашвили, для которого личность и лицо (индивид) не достаточно различаются, а если и различаются, то исключительно в просвещенческом духе. Как, кстати и в марксизме, в рамках которого действительная сущность человека есть совокупность всех общественных отношений. То есть человек редуцируется так или иначе к социальности, в том числе и в аспекте личности.
В отличие от Лосева, бытие у Хайдеггера не мыслится как акт. Оно как-то вовсе не мыслится. О нём можно помнить! И отнюдь не в психологическом понимании собственно памяти. Это чем-то напоминает концепцию вос-поминания Платона. Но там вспоминаются идеи. А идея Платона – сущее, в отличие от бытия Хайдеггера. Мыслим мы только благодаря не-забвению бытия, в его просвете. Забвение же оного сводит мышление к расчёту-вычислению. Т. о. мыслим мы из бытия, точнее – из его просвета. Из просвета между бытием и…
– Сущим? Небытием? Ведь сущее само вытекает из этого просвета, а не обусловливает его.
Соблазнительно понимать этот просвет как Свободу. Свобода и в самом деле выламывается из всего «мемориала» великих ценностей. Болезнь современной Культуры (Западной цивилизации?) порой находят в распаде триединства Истины, Добра и Красоты. Если полагать, что Истина отдана в ведомство науки, то… Но сама наука уже давно не претендует на «объективность» знания. Хотя бы потому, что при трактовке истины, как знания, соответствующего действительности, если вы относитесь к такому пониманию серьёзно, требуется ответить на вопрос о самой действительности. Насколько «объективна» уже она и вообще, что есть Действительность. Лосев «диалектически» трактует Действительность, как бытие-для-себя. «Для себя» – вовсе не есть «для меня». Это может быть и бытие для Бога. И для мира. Но в Культуре Нового времени на первое место (в центр) выдвигается человеческий субъект, Я.
Какое? Когнитивное? Как трансцендентальный субъект или как человек в его полноте и целостности (как у наших славянофилов), во включении всех его интуиций. Но как достигнуть этой целостности или хотя бы приблизиться к ней?
В любом случае, Хайдеггерра не устроит ни истина как знание, ни истина, как ценность. И то и другое – сущее! Истина говорит о подлинности вещи и правильности высказывания. В обоих случаях истина есть соответствие. Истина – «открытая на-встречность», «непотаенность», алетейя. Здесь требуется особое отношение между человеком и вещью, в силу которого только и возможно соответствие как непотаённость. Впрочем, истина у Х. не сводится и к непотаённости. В ней должна присутствовать и сокрытость. Истина и есть просвет. Между тайной и забвением. Без сохранения тайны истина самоуничтожится. Превратится в банальность. А сущее лишится полноты бытия. Чего оно и лишается в мире Das Man. В забвении бытия. Превращается в отблеск, в отражение.
Итак, истина – сам просвет, где мрак бытия превращается в свет. А вещь обретает смысл. Становится самой собой в конкретной, живой, неповторимой единичности. Хранить истину – сберегать единство непотаённости и сокрытости, удерживать его и значит быть человеком!
И, опять-таки, Истина у Хайдеггера не есть ценность. В ней происходит не оценивание сущего, а его о-смысление или просто мышление. Его онтологизация, не сводимая ни к субективистски-психологической предметности (замещению образом), ни к безразличной субъекту пустой объектности. При наличии цены вещь уже не является сама собой, не самобытна, не свободна. Свободна она только в истине-просвете. Свободна и незаменима. Подлинно единична. Просто подлинна. Оригинальна. Истина – собственно Origin, источник самобытности. Или: место обретения вещью самобытности.
Несколько иная версия кризиса (более чем) Цивилизации, вращающаяся вокруг расщепления триединства Истины-Добра-Красоты, вне зависимости от того, понимаются ли они как ценности или как-то иначе, м. б. объяснена уже искажением существа Свободы, происходящего опять-таки в ситуации (парадигме) Нового времени. Если Свобода начинает трактоваться как сущее (и тем более как высшая ценность) – что характерно для либерализма – это вполне может привести к девальвации как раз указанных «трёх китов», на которых (под которыми) конституируют в рамках аксиологии мир Культуры. Даже с отвлечением от хайдеггеровского понимания самого аксиологизма как зазеркалья или, по меньшей мере, деградирующей к нему Культуры-отблеска, Культуры-отражения. Свобода, превращённая в ценность, утрачивает способность быть условием возможности самобытности сущего. Включая самого человека.
Желали ли этого столпы гуманизма эпохи Просвещения? Скорее всего – нет. Так же, как вряд ли, основоположники марксизма видели на месте венчающего историю (в их концепции) Царства Свободы то, что выстроили в прошлом веке их ретивые сторонники. Но неудача марксистского проекта (левого глобализма) так или иначе уже является историческим фактом. И часто рассматривается в качестве едва ли не самого одиозного (наряду с нацистским) проекта расчеловечивания человека (АК). Последствия глобализма неолиберального можно только воображать.
Созданные в рамках либеральной парадигмы структуры отнюдь не освобождают человека от личной ответственности, от долга мыслить самому, не передавая эту привилегию социальным институтам. Мышление мышления есть акт воли самого индивида, а не спонтанное «думанье». Не мне мыслится (откуда-то, чем-то), а я – мыслю. Мамардашвили в этом пункте не соглашался ни с диалогистом Бахтиным, ни с персоналистом-диалектиком Лосевым. Хотя явно сближается с неомарксистом Ильенковым. Собственно, мы уже говорили об этом, когда речь шла об отношении категорий личности и лица.
Казалось бы, что тут – о Хайдеггере. Так-то оно так. И всё-таки некоторые мосты (хотя бы мостик) между ними навести можно. Мышление! Быть человеком, значит мыслить. Антропологическая катастрофа заключается в утрате этой способности. В замещении её хотя бы вычислением. Философское мышление не является сугубо когнитивным и конструктивистским. Настоящее мышление всегда есть мышление понимающее и выказывающее. Выказывающее истину бытия. Хранящее её. Каз переливающийся в Сказ. От Мифа к Логосу. От Логоса к Слову и Имени. Лосев вообще трактовал Истину как полноту бытия, обретаемую в Абсолютной мифологии (через абсолютную диалектику), потому так и ценил опыт неоплатоников-язычников. М. Мамардашвили также видит неотъемлемую составляющую настоящего мышления в «говорении», отличая его как от безответственной болтовни, так и от чисто когнитивного конструирования. Это можно найти ещё у И. Канта, достаточно ясно различавшего «познание» (собственно науку) и «творчество». Так что не всё здесь потеряно. Мы имеем в виду возможность объединения усилий столь различных философских традиций в плане дальнейшего осмысления самого феномена антропологической катастрофы и выработки оптимальных решений в контексте того или иного её развития.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Не хотелось бы завершать своё попурри на столь пессимистичной ноте… Хотя! – Вычленяемое нами в ходе прошлой (трёхгодичной давности) переклички со столь альтернативными классиками вовсе и не представлялось однозначно пессимистичным, вопреки своему названию («АК»). Иное дело настоящий (сегодняшний) фон. Вирусно-информационно-«радиационный». Кстати, между вирусом и информацией есть немало общего. На языке метафизики – почти бесплотность. Однако же – и не духовность. Специфическая способность к мутации. И т.д.
В современных условиях «холодная война» уже не нуждается в изощрённой идеологии. Да и сами государства превращаются из субъектов такой войны исключительно в объекты. Вернее, исчезает самое различение между субъектом и объектом, частью и целым. Даже постмодернизм вряд ли мог надеяться на такую «удачу». Ни тебе организма, ни личности, предполагавших различённое тождество упомянутых категорий. Рушится и загадочное понятие действительности. Лепота!
Ну, это в контексте то ли диалектики, то ли здравого смысла. А сугубо по-человечески, остаётся решиться на последний вопрос: можно ли в этом «мире» (?) хоть чему-то доверять?! А ведь шанс одуматься, вроде, как и предоставлялся. Словно нас кто-то испытывал. Не получилось… Нет повода усомниться в этой очевидности. Вот тебе, бабушка, и Cogito, ergo sum.
Каким выйдет «мир» (т.н. цивилизация) из этой ситуации и чем закончится весь эксперимент, можно только догадываться. Поменяются многие параметры. Во многих подсистемах. Вроде бы, и хоронить рано. Но и месса «во здравие» не вяжется (если не лукавить).
Не та Музыка! Ой, не та…

На древе жизни золото гирлянд.
Глаза пестрят махрою побрякушек.
An die Freude. Милый фатерлянд!
Извольте к пиву рябчика откушать.
Искусства ладан. Знания плоды.
Туманный взор восторженной Шарлотты.
С латынью и анналами на ты.
Твой Rauber благородней санкюлота.
И ода к звёздам лебедем летит,
на крыльях радости. Там Гершвин и Вивальди.
А Веймар дремлет…
Каждому вердикт
выносят Оры в новом Бухенвальде.

Литература:
Мареев С. Космология «Встреча с философом Э. Ильенковым». Москва, 1997, с. 175-186
Владимиров А. «Вызовы», «Риски», «Опасности», «Угрозы», «Кризисы», «Катастрофы» и «Крах» как важные категории политологии и теории войны / А. Владимиров. - URL: http://www.kadet.ru/lichno/vlad_v/Ocenka_riskov.htm
Стрижов А.Ю. Баланс ценностей во время социальной революции // Философия и культура. – 2015. – № 9. – С.1339-1345.DOI:10.7256/1999-2793.2015.9.13842
Хайдеггер М. Отрешенность Перевод с издания: Heidegger Martin. Gelassenheit. Gunther Neske. Pfullingen, 1959. S. 11 – 28. A. G. Солодовникова, перевод, 1991.
Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М., 1992. С. 107-121
Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.: Изд-во Моск.ун-та, 1982. 480 с.

ПРИЛОЖЕНИЕ
Несколько лирических отступлений (приближений)

Приведенный фрагмент «Антропологической катастрофы» – один из нескольких версий трёхгодичной давности.
А интересующиеся «Тремя К» Мераба Константиновича могут пробежать следующую вещь: СОЗНАНИЕ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ. Доклад на III Всесоюзной школе по проблеме сознания. Батуми, 1984 г.
Задал же тон тому своему выступлению «грузинский Сократ» собственным переложением знаменитого стиха Г. Бенна «Целое»

Часть в опьянении была, другая часть – в слезах,
В какие-то часы – сиянье блеска, в другие – тьма,
В одни – все в сердце было, в другие ж – грозно
Бушевали бури – какие бури, чьи?
Всегда несчастлив и редко с кем-то,
Все больше был укрыт, раз в глубине варилось это,
И вырывалися потоки, нарастая, и все,
Что вне, к нутру сводилось.
Один сурово на тебя глядел, другой был мягок,
Что строил ты, один то видел, другой – лишь то, что разрушал.
Но все, что видели они, – виденья половинки:
Ведь целым обладаешь только ты.
Сперва казалось: цели ждать недолго:
И только ясной будет вера впредь.
Но вот предстало то, что должно было,
И каменно теперь из целого глядит:
Ни блеска, ни сияния снаружи,
Чтоб напоследок приковать твой взор –
Гологоловый гад в кровавой луже,
И на реснице у него слезы узор.

Поскольку у автора наличествует и свой опыт общения с творчеством великого немецкого экспрессиониста, приведу две вариации (из загашника герменевта)

«Между Марксом и Готфридом Бенном»

«Мы созданы из вещества того же, что наши сны…»
 (В. Шекспир)
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца – пламенный мотор.
(П. Д. Герман)
-------------------------------------

Гологоловый гад в кровавой луже.
Без нимба. Лишь узорчатость слезы,
как паутина на его реснице.
И блазнится, а может, просто снится
всё то, что впрок ложилось на весы
и вызывало неподдельный ужас.
И восхищение:
Смотря как повернуть.
И вот теперь – одна окаменелость.
Осунулось и онемело
всё, что призывно восклицало:
«Будь!».
От Целого осыпались осколки.
И бьётся жилкой мысль на черенке,
на ниточке оборванной Свободы.
Но и над ней опять сомкнутся воды,
и Свет уже не выхватит рентген
из Тьмы, где лишь враньё и кривотолки…

– И коршун выклюет нутро у Прометея.

«Поэт»

Мне снился врач. Патологоанатом.
Холодный склеп и груды мёртвых тел.
Безликий рок, залитый кровью фатум.
Сует пустых заслуженный предел.
И доктор Рённ, откладывая скальпель,
весь этот «шлак» запихивал в стихи.
Конечно, морфий. Яда пару капель
– Змеиного.
Для бодрости – стрихнин.
Бедняжка Муза корчилась от шока.
Её от боли надвое рвало.
Не шлюха, не какая-то дешёвка!
Проказою изжёвано крыло.
А он «сверлил», верлибром и рифмуя.
Завидуя бездумному зверью.
Потом опять распарывал прямую
кишку.
И слог скользил по острию…

«Проклятый мозг! Заносчивое слово.
Озлобленный, напыщенный дикарь…»
– Взыскует света доброго, иного
отринутый природою Икар.

Мне снился сон…

Образование… Конец Культуры. Конец Истории. Расчеловечивание… Сколькие уж причитали!? Сколькие – хоронили да «закатывали»… – Не скажите!
Происходящее сегодня – не сравнимо по своим масштабам ни с чем иным. Одно дело катастрофа конкретной культуры (цивилизации), другое…
На этом фоне «инцидент» с пандемией COVID-19 можно рассматривать как очередной знак. И знак – не рядовой.
Давать оценку происходящему пока рано. Пройти мимо – никак нельзя! Вопросы имеются ко многим. Лицам, социальным институтам. Как в «urbi», так и в «orbi». При этом несостоятельность иных (только ли!?) очевидна. А потому и самые серьёзные вопросы следовало бы адресовать скорее трансцендентальному субъекту.
Существо, именующее себя человеком (антропос, homine, Mann, la personne и т.п.), в лице наиболее продвинутых индивидуумов и групп научилось недурно играть  в интеллектуальные забавы под названиями «политика», «экономика», «наука», «культура», «образование»…И вот, то ли базисная программа-матрица просела и дала какой-то сбой, то ли кому-то (не факт, что именно человеку) просто захотелось что-то там поправить-подкрутить, но… Неужели всё завершится лишь какими-то «поправками»!? И нам снова предложат продолжить «партию»? В любом случае к мышлению всё это отношения не имеет. И чем дальше, тем больше.

Эвальду Ильенкову

Выбор сделан. Сенатор Сенека
Режет вены. Ликует Нерон.
В катаклизмах двадцатого века
Тянет лямку паромщик Харон.
Не лодчонка! Шурует линкором.
Всё одно старику не возмочь.
Гекатомбы кровавым узором
Окаймляют кромешную ночь.
Надломился, просел человечек.
В «гуманизмах» по горло погряз.
Лагерей-крематориев печи.
И елеи несбывшихся грёз.
Где-то линзы шлифует Спиноза,
перламутровой пылью давясь.
Хлещут сплетни. Роятся доносы.
Рвётся Этики тонкая вязь.
Утонул атрибут Субстанции
в суете недомыслов-сует.
Вместо ангелов жалкие нунции.
Звёзд погасших обманчивый свет.
Мозг и сердце. Осколки модерна.
Гегель с Бёме… Мираж в кутеже.
В спазмах жизни Carotis externa
На суровом сапожном ноже.

ЛЮДЕНЫ (от «хомо люденс» – «человек играющий») – «Мы – не люди. Мы – людены. Не впадите в ошибку. Мы – не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнической организации. Открыть в человеческом организме третью импульсную систему могли бы и сотню лет назад, но инициировать её оказалось возможным только в начале нашего века, а удержать людена на спирали психофизиологического развития, провести его от уровня к уровню до самого конца... то есть в ваших понятиях воспитать людена – это стало возможным совсем недавно. Третья импульсная обнаруживается с вероятностью не более одной стотысячной. Мы пока не знаем, откуда она взялась и почему. Скорее всего это результат какой-то древней мутации. Нас мало. И девяносто процентов люденов совершенно не интересуются судьбами человечества и вообще человечеством. Но есть группа, которая не может забыть, что мы плоть от плоти вашей и что у нас одна родина, и уже много лет мы ломаем голову над тем, как смягчить последствия... Ведь фактически всё выглядит так, будто человечество распадается на два вида. И никуда вам не деться от этого ощущения при мысли о том, что один из вас ушёл далеко за предел, не преодолимый для ста тысяч. И самое страшное, что трещина проходит через семьи, через дружбы...»; синоним термина «людены» – метагом, то есть «за-человек».
(А. и Б. Стругацкие, «Волны гасят ветер»)

И маленькая серия-однодневка. Снова «из прошлого». Из июля 2018-го. К «Улитке на склоне». Под музыку Скрябина

«Может быть, братья Стругацкие»

Имя – место встречи.
Трансфер. Симболон.
Сонмища наречий.
Каждое – холон.
Каждое – лишь нитка
в Слове золотом.
Робкая улитка.
Скользкое плато.

«Прометей»

Свет. Разверзлась партитура.
Вестник воспарил.
Купол неба. Астр фактура.
Всполохи зари.
Акколады нотных линий.
Пестики колонн.
Просверк каверзных эринний.
Новый Пантеон.
Пропилеи Баальбека
эры Постмодерн.
Кто-то после человека.
Может быть, Люден…

«До и после человека»

Сигналы…
Сигналы сигналов.
Post factum – Кандид-метагом.
Герои окрашены алым.
Герои играют в богов.
Глубинная магия Слова.
Суггестий тотальный гипноз.
Аллюзии басен Крылова.
И Гоголя взбалмошный Нос.

«На опушке Леса»

Сидел Люден мыслителем Родена.
Глядел на маску некого Биби.
И думал…
Нус неотрешённый.
– Пора вернуться к Самому себе,
оставив с носом эту обезьяну.
Закат был ал…

Впрочем, «лирических отступлений» (вкраплений) могло быть и не столько, и не только с подобными мотивами.
А в «широком смысле» – конечно, как-то останется, продолжится и приумножится. Вплоть до… Мы – об Образовании.
Отдельная тема – Наше. Белорусское. Альбо – Беларускае. Як каму лацьвей. При допущении, что не всё Человеческое ещё потеряно в происходящих «трансгумманизмах».
Постсоветская бюрократическая Нация, наследовавшая конституционно громыхнувшую о себе в 1977 году «новую историческую общность».
Увы-увы! Я бы предпочёл шляхетскую (тем более что и польское мне не чужое) или буржуазную (хоть «ля франсе», хоть…). С «мужицкой» у нас не сложилось. А вот с «бюрократической» (номенклатурной) – на-ура!
Но: Извольте! – Без Традиции. Без даже намёток Правового Государства (не вижу! не верю!). Самое жуткое: Без Мовы! При наличии таковой…И здесь уже трудно что-то поправить. Хотя… Масса судорожных движений, имитаций, политиканства… От чего на душе становится ещё более тягостно.

«Алесю»

Выбачай мяне, Алесю!
Што на мове не змагу.
Што даўно загнаў у крэсы
я мужыцкую тугу.
Не чужынца я, не злодзей.
Бо з дзяцiнствам успрыяў
з навакольным асяродзем
водар iншых слоў i з'яў.

«Тодару»

Адгарэлi заранкi. Цымбалы адгойкалi.
Адляцела, як лiсце з галiн, маладосць.
Васiльковае шчасце слязiнкаю горкаю
i апошняй пакутай табе адлiлось.
Выйшлi з нетр цямрукi, што нашчадкi Жахлiвага.
Падманулi спакусай пра волю з нябёс.
Колькi знiшчылi вас людаеды-калiгулы?!
Колькiх выбiў няўмольны бязлітасны лёс?!

«Мiхасю»

Памiж пустак, балот беларускай зямлi
на падмурку ўлады рабочай
рос, квiтнея, чарот i нiбыта ў галлi
летуценнi блiскучыя бачыў.
Тое-сёе спяваў, ды знянацку замоўк,
абарваўшы канцоны-рулады.
На зямельку насоўваўся жудасный змрок
па загаду той самай улады

«Да Мовы…»

Якiсьцi жах!
Бацькоўскай хаты папялiшча
ў вачах.
I прыцемкi ў крыжах.
Раптоўна адчуваю жаль.
Бо вельмi ўжо спазнiўся да Падляшча.
Да Чыквiна.

Не. Сам я не адтуль.
I бацька мой –
з-пад Лепеля. Не Польшча!
А зараз бачу:
Бельск цi Беласток.
I Дубiчы Царкоўныя, дзе Янка
з маленства да Радзiмы прырастаў…
Ратуй мяне, гаротнiка
– Ратуй!
Вуголле – у нутры.
Не перабольшчу.
Ня майстра я. I нават не мастак.
А ўсё ж душы самотную дзялянку
дарэмна я з пагардай карыстаў…
Да Мовы…

* * *

не горш за iншых наша мова
а нават лепей
бо на ёй
тыраны пену не ўздымалi
дзеля свабоды ўсіх рабоў
пачварам што смакталi кроў
псалмоў і гімнаў не сьпявалі

«Чыквiну. Праз Цютчава»

Маленствам прытулiцца да матулi.
У пяшчоту сэрца. Тварам да пляча.
Як быццам, падтрымае,
уратуе…
Без лекаў ад шаноўнага ўрача.
I нешта за тугою варухнецца.
Адсунуцца спакусы-крумкачы.
Апоўначы адкрыецца акенца.
Праменьчык знiчкi…
Крохкае:
                «Маўчы...».

Бюрократизм противен Образованию. Свету. Ему нужна тень «отчётности», а не искренняя ответственность Совести.
Цифра. Кажимость. Оглупляющая и попирающая и так не слишком вразумлённую жизнь Инструкция… – Всё это – далеко не ново. Но каковы же теперешние масштабы и замахи!
Смысл: будь то число или эйдос – не важны. Даже чужды. Не нужны Личность и Качество. Достаточно функции. Бирки. Фиктивных рейтингов и «показателей». Наукообразности, выдающей себя за научность.
Цифрами удобно манипулировать. На выборах. В изощрённой псевдоаргументации «никогда не ошибающегося и не лгущего». В угоду любой авторитарной «благоглупости».
Номенклатурный тоталитаризм хотя бы прикрывал собственную экспансию идеологией, паразитировавшей на известном учении. Чистый Бюрократизм в содержательной идеологии и вовсе не нуждается. А то, что в лице некоторых своих лидеров он порой о чём-то похожем ностальгирует, лишь свидетельствует о ещё не завершённом расчеловечивании в фазе последнего онтологического распада

«Потерянное Я» (Вариация по Готфриду Бенну)

Verlorenes Ich, zersprengt von Stratosphaeren,
Opfer des Ion: – Gamma – Strahlen – Lamm –,
Teilchen und Feld: – Unendlichkeitschimaeren
Аuf deinem grauen Stein von Notre-Dame.
---------------------------------------------

Заброшенное Я… Плевок из стратосферы.
К закланью Агнец:
                весь – в ионах и лучах.
Клокочущих полей хвостатые химеры
И скорбный Нотр-Дам с улыбкой палача.

Сплошная пелена – ни ночи, ни рассвета.
Бесснежная зима и осень без плодов.
Зловещий беспредел навис над парапетом.
И некуда бежать от собственных трудов.

От мира, что избит, истерзан, измочален.
В чём выгода твоя среди таких потерь?!
Бездарная игра! Итог её печален.
Коль в вечности – дыра, и ангел – аки зверь.

Лишь демона оскал: рубец звезды кровавой.
И джунглей жуткий вой –
                Творения венец.
Мужчины. Всякий род…
                За битвою – расправа:
В прожорливую пасть, где плавится свинец.

Тобой расчислен мир. До косточек обглодан.
Развинченный простор и времени развал.
Скелеты парадигм. Безвольная свобода.
Ты – этого хотел, всезнающий бахвал?!

Сумятица в умах, где день смешался с ночью.
Вакхический восторг и Реквиема плач.
Поток цветистых фраз. Речами обесточен
Язык.
            Тому, кто мёртв – уж не поможет врач.

А было:
              в Сердце Ум стоял неколебимо.
И Бога созерцал мудрец, привстав с колен.
И Агнец с пастухом брели одной долиной.
И был из чаши путь той кровью омовен.

Сочились все тогда единой божьей раной.
И преломлялся хлеб во имя жития.
И полный меры час надёжной был охраной
Потерянному нынче проклятому Я.

Из огня – да в полымя… Осталось ждать разве Гоморру. Это, пожалуй – уже о происходящем нынче.
Увы! Предпочитаю быть реалистом (пусть и обладаю способностью «мигрировать» во многих измерениях «истории» и бытия).

Подсяду к Брейгелю на веточку.
Не голубем, а хмурым вороном.
Окину землю взором сумрачным
и, чуть зевая, помолчу.
О жизни, что дробится в клеточку.
О том, что целое разорвано.
В мякину вытоптано сволочью.
Хотя…
Кого я сволочу?!
Мы все «влачим» и абсорбируем.
Унылый шлейф за нами тянется.
Скоблим себя в театре Беккета,
где препарируют абсурд.
И мандаринами Кибирова
кумыс закусывают пьяницы.
Там этикет достоин рэкета.
Вершиной права – самосуд.
На всех живущих длань наложена.
Помадой мажут двери адовы.
И вяжут дзэном, а не логикой,
литые створки парадигм.
Полёты Гаршина и Лужина.
Из Пустоты – фантомы-атомы.
Блуждают миллеры по «тропикам»,
а мы на веточке сидим…

25-29.04.2020