Под белой сиренью

Под белой сиренью,
На синей скамеечке,
Смотрю на серо-угрюмый крест.

На нём
В выпуклости овала
Кусок моей бабушки.

Я её никогда не видела.
Она умерла, когда маме было четырнадцать.
Только слышала, как она страдала,
Как бессмысленно умерла.

«Забери меня, – кричала она иконе, –
Только этого от тебя прошу!»
По иссушенному лицу
Текли безутешные.

…Муж её колотил,
Рак поджелудочной
Высосал из неё надежду.
Она уже где-то между
Известным и неизвестным.

Куда она попадёт?
Грешная, Боже, грешная!
Будет ли хуже та,
Чем здешняя?

В ответ ничего, однако
Он исполнил её прошение,
Взял её через две недели.
Листья уже успели
Мёртвыми претвориться…

Её вымыли, переодели
И оставили на полу.
В бессмысленном теле
Решительно никого.

Девочка плачет, девочке жалко маму.
«Ей здесь холодно! Она вся ледяная!»
(Комната нетопленая, сырая.)
«Унесите её, унесите!»

Он кричит, что она воняет,
Поганая мертвечина.
У кого-то сердце, у кого-то глина.