О каменном сердце первого герцога Нормандского

  Время…  Что такое время? Человек так плотно вплетен в него, что большую часть жизни просто не замечает. Не замечает, пока не начинает спешить и опаздывать или ждать в мучительном нетерпении, не умея сохранить это дармовое время. Словно полуголый нищий перед грудой золота, унести которую не в состоянии. А иногда, когда время начинает тащиться через чур медленно, человек чувствует скорее «избыток себя», чем избыток времени. 
  Именно такой избыток и ощущал девятилетний мальчик, который поддерживал сигнальный костер на берегу холодного моря и ждал, когда покажется носовой фонарь приплывшего драккара.  Он таскал хворост, вставал, обходил вокруг костра, прохаживался у кромки воды, бросал в воду мелкие камешки, отходил к прибрежным скалам, не зная, чем еще себя занять - мальчика было слишком много для этой работы. Казалось, ночь никогда не кончится. Несколько раз мальчик усаживался и пытался дремать. Поэтому темную фигуру, появившуюся рядом с ним, он сперва принял за остатки сна, выпавшие из глаз. Карлик был едва ли выше самого мальчика, с непропорционально большой головой. Длинная борода придавала вытянутому лицу сходство с козлиной мордой. Злобное выражение этой морды дополняла презрительная усмешка, над которой нависал нос размером с кулак.

- Ну, давай, начинай меня бояться!
- Ха, еще чего! Я знаю, кто ты! Ты – пикт, коротышка, который не может переносить дневной свет, – мальчик слышал от сверстников, что где-то там за Северным морем живет такое племя низкорослых людей.
- От пикта и слышу! Тупой недоумок! С чего это ты взял, что пикты должны быть ниже тебя?! Да, и с чего бы одинокому пикту тащить свою задницу на самый север Норвегии? Что бы недозревший сын ярла полюбовался на него?! – карлик даже притопнул ногой от возмущения.

  В этот момент мальчик заметил козлиные копыта, которыми заканчивались ноги незнакомца,
- Ну, и кто же ты?
- Я –   дворф!
- А, карлики-дверги, живущие под землей!
- Не дверги, а дворфы! Мы были созданы богами из могильных червей раньше всех прочих! В магии мы сильнее, чем альвы, а в искусстве превосходим людей! Лишь боги виноваты в том, что из-за их проклятья, мы не можем показаться под солнечный свет! – карлик смачно сплюнул,
– Бояться не будешь? Не хочешь бояться, тогда корми меня!

  Мальчик, с хладнокровием, которого нашлось бы не у всякого взрослого воина, не спеша вытащил узелок с небольшим куском овечьего сыра и ломтем хлеба.
–  Держи, - он протянул карлику нехитрую снедь.  Гном с удивительной быстротой запихал в рот все съестное из узелка и одним движением проглотил.
–  Не так, чтобы много, но сойдет. Раз уж ты разделил со мной трапезу, так и быть, сделаю я тебе подарок, – дверг скептически осмотрел мальчика,
–  Не сейчас, маловат ты еще. Как будешь повзрослей, приходи на это место ночью, да и позови «Альвис!» - так меня зовут. И я подарю тебе часть своей силы...
Языки пламени   дернулись, как от порыва ветра. Тени от костра сдвинулись волнообразным движением, и нет уж ни дверга, ни дворфа, ни пикта…
- Альвис, - прошептал мальчик, запоминая имя.

        ***
  Время. Что такое время? – Плавное движение пояса мироздания. Словно крупинка бисера в этом поясе, человек движется вместе с временем из начала в конец, а может быть с конца в начало. Ведь это только дело вкуса, откуда начинать отсчет. Будущее для человека не более, чем фантазии, надежды, предположения, которые редко оправдываются. Настоящее –  острие иглы, сиюминутные эмоции. Радость, страх, удовлетворение, отчаяние… Только уже несуществующее прошлое мы способны воспринимать, как время. То прошлое, которое собственно и есть наша жизнь: сказки и мифы вперемежку с ушедшей реальностью. Вот кусочек детских снов, вот затертая от многократных воспоминаний «большая радость», вот, вдруг возникшая из небытия памяти, романтическая встреча… Случайный запах, донесенный ветром, звук, цвет – и в сознании всплывают картины прошлого, люди, лица, события, которые так надежно были похоронены где-то внутри нас, что стали почти несуществующими. Из всего этого мы складываем свое прошлое – сортируем, совмещаем, иногда даже меняя последовательность.  «Он споткнулся и понял, что идет не в том направлении». А может, «он понял, что идет не в том направлении, и споткнулся»? Только разумом мы создаем цельность прошедшего.
  Именно поэтому нет большой разницы, с чего начать вспоминать жизнь Гаанга Хрольва Рогнвольдсона, первого герцога Нормандии.   Можно с того, как Хрольв увидел дверга, но можно рассказать об их встрече в конце повествования, а можно вставить в середину. Можно начать с того момента, когда Хрольв стал герцогом Робертом, первым своего имени, или когда ступил на французский берег, поклявшись стать его владыкой.

        ***
  Хрольв махнул рукой, посылая к воротам парламентера. В этот раз он был твердо настроен выполнить свою клятву: захватить город и стать властелином всей прибрежной земли, либо умереть. С тех пор, как эта клятва была дана, прошло пятнадцать лет.  Будь она дана другим человеком, за столь долгий срок – заржавела бы, прогнила. Но не в этом случае. Клятва Хрольва лишь стала прочнее и жестче, как мореный дуб.
  В те времена викинги были обычными разбойниками - высаживались то тут, то там и грабили прибрежные города и поселки. Морские конунги захватывали земли в ярлства, затем вновь их теряя, сражались друг с другом, чтоб через короткое время объединится для похода. С нижнего течения Сены легко было совершать набеги чуть ли не на любую часть Франции.  Однажды северные разбойники целый год продержали в осаде Париж, и Карлу Толстому пришлось заплатить выкуп-данегельд в семьсот фунтов, чтобы избавиться от незваных гостей.
За годы устойчивое в своей неустойчивости положение закрепилось настолько прочно, что захватчики и захваченные ими земли как бы породнились: норманны получили имя «викинги Сены», а южный берег Ла-Манша получил имя «страна норманнов» -  Нормандия.
  Однако, не все были с этим согласны. Граф Ренна и Байе - Бернар Беранже - сумел организовать оборону побережья так, что морские разбойники стали все реже уходить с добычей. Имея столь опытного и сильного противника Хрольву совсем не просто было исполнить свою клятву. Но за прошедшее время он, один из многих морских конунгов, стал принцепсом, признанным вождем норманнов, обосновавшихся на южном берегу Ла-Манша.   Никогда не принимавший поражения, никогда не сдававшийся, кроме жизненной силы, Хрольв был наделен и физической мощью – вряд ли где во всем мире нашелся бы человек сильнее вождя норманнов. Про эту силу ходили легенды, которые были очень недалеки от правды. Хрольв действительно мог поднять взрослого мужчину за пояс одной рукой. Так же, как мог сражаться сразу двумя тяжелыми мечами с захватом в «полторы руки». Мог сбить лошадь на скаку ударом кулака.
  С лошадьми - тут целая история. Хрольв их не любил: непредсказуемое животное, да и не очень умное. Тем более, что сам ярл пешком передвигался почти так же быстро: галопом лошадь его, конечно, обгоняла, зато за день викинг мог пройти даже большее расстояние, чем любой всадник проскакать на лошади. Ходили слухи, что предводитель норманнов настолько тяжел, что ни одна лошадь не может выдержать его вес. Другие утверждали, что все дело в высоком росте: даже сидя на лошади Хрольв ногами доставал до земли.
  Под свое начало вождь викингов уже с десяток лет мог за пару дней легко собрать войско, включавшее кроме собственной дружины, еще десять с небольшим – не менее тысячи человек. Викинги, совершая грабительские налеты, не часто сходились с франками в открытом бою –   много воинов гибло, а результат добычи не приносил. Другое дело захватить крепость – плацдарм для вылазок, место для отдыха и хранения награбленного, да, и просто – символ власти над окрестными землями. Но главный город графства - Байе - успешно выдерживал все нападения разбойников, как и предыдущую осаду, проведенную самим Хрольвом. Спустя четыре года конунг вновь собрался повторить попытку – без этого города ни о какой настоящей власти над побережьем речи быть не могло.

        ***
  Войско норманнов стало лагерем на север от Байе, вне досягаемости для выстрелов из луков и катапульт, расположенных на башнях города. От большинства башен, сложенных из камней в два человеческих роста, было одно название. Лишь приворотные башни заслуживали так называться: двухъярусные постройки, в которых располагались караулки и механизмы подъема ворот. Стена же вокруг города представляла собой скорее земляной вал, обложенный дерном, более-менее вертикальный с наружной стороны, с которой был выкопан достаточно глубокий ров. 
  Условия, с которыми Хрольв отправил парламентера к Беранже были обычны для того времени: воины покидают город, оставив оружие, Беранже становится почетным пленником викингов с правом выкупа, а гражданским жителям гарантируется сохранность их имущества, жилищ, скота и денег.  В случае отказа город будет разорен, а жители уничтожены.
  По сведениям Хрольва, воинов в городе вряд ли было более чертовой дюжины десятков. Несколько рыцарей из знати не сильно меняли дело. Остальные, обыватели-горожане, которые, по идее, должны были быть больше прочих заинтересованы в мирном решении вопроса - это их в случае успешного штурма ожидала безжалостная резня. Но их-то как раз никто и не спрашивал. 
  В ожидании ответа из осажденного города воины Хрольва погнали напуганных окрестных крестьян с фашинами, заполнять городской ров с двух сторон от главных ворот. Защитники крепости попытались поджечь хворост при помощи стрел, и тогда от войска викингов отделилось несколько групп лучников, выстрелами принудивших стрелков вновь спрятаться за валом. Перевалило за полудень, и с перехода между башнями над центральными воротами в сторону войска викингов сбросили голову парламентера. 
  Боги любят сильных и безрассудных. Хрольв дал команду к штурму и, вырвав из рук ближайшего воина лестницу, в два шага проскочил дно рва, а через минуту уже сражался на верху вала. Пока он сдерживал защитников стены, вслед за ним туда взобрались его воины. Через несколько ударов сердца в схватку вступил с десяток норманнов, защита дрогнула и пала, в город хлынули нападавшие. К тому моменту, когда Бернар Беранже сориентировался и направил воинов к месту атаки, начались уличные бои. Норманны все прибывали и прибывали, защитникам пришлось отступать - началась агония города. Хрольв ринулся вперед, заметив графа. Надо отдать тому справедливость, несмотря на возраст, старый вояка и не подумал молить о пощаде. Главарь викингов, возвышающийся на Бернаром на целую голову, отбил слабый выпад графа и ответным ударом фактически разрубил противника пополам. Без всякого удовольствия, как мелкую досадную помеху.
  Кто-то из горожан пытался спрятаться в домах, кто-то бежал к храму Пресвятой Богородицы. Викинги спешили воспользоваться плодами победы, разбредаясь по домам горожан, грабя и насилуя, но вместе с тем, как затухал азарт битвы, жертв становилось все меньше. Кровавой бойни, которая часто сопутствовала успешному штурму, не случилось. Захватчики понимали, что лишенный населения город — город без рынков, без рабочей силы, без женщин. 
  Когда, разгоряченный сражением, предводитель норманнов, преодолев пару кривых улочек оказался у храма, перед ним предстало зрелище нескольких коленопреклоненных вельмож, сдающихся на милость победителя. Кто-то на Северной башне продолжал бить в колокол, а на ступенях стоял, словно бы заслоняя собой вход, Эрлевен, епископ Байе - в ризе для совершения заупокойной мессы и с таким решительным видом, как будто всю предыдущую жизнь он готовился к этому подвигу во имя веры.
  Хрольв остановился, довольный небольшой передышкой,
- Отойди, толстяк!
- Ты, неверующий в Господа...
- Думаю, что и ты плохо веришь своему Господину, - Хрольв усмехнулся и стер пот со лба, - Пока что он больше помогает мне!

  С этими словами викинг, сдвинув епископа в сторону, сделал шаг вперед, на долю секунды задумался и, развернувшись, единым движением срубил Эрлевену голову. Тело с брызжущими струями крови упало наземь, а вождь викингов еще на миг задержался у входа,
- Проклятье! Вроде как надо было дать ему время помолится перед смертью, - лицо норманна скривилось в гримасе, - Да, ладно, он должно быть сегодня и так достаточно молился, - и вождь распахнул высокие двери храма. Чуть склонив голову, чтоб не зацепить арку входа, конунг спустился в крипту в поисках дочери Бернара.
- С дороги! – Хрольв взмахнул мечом. Толпа, которая еле помещалась в пространстве храма, раздалась в стороны, освободив чудовищу в окровавленных одеждах проход к алтарной части. Конунг двинулся вперед, туда, где между четвертыми и пятыми от ступеней колоннами примерно в центре крипты находилось каменное возвышение наподобие алтаря, возле которого и стояло кресло графской дочери, Поуппы де Байе. У него за спиной воины выгоняли и вытаскивали на свет Божий полуживых от давки и страха горожан.

        ***
  Почему-то считается, что принцесса обязана быть красивой, умной и обаятельной. Приблизившись, Хрольв рассмотрел девушку, даже скорее еще девочку-подростка: невзрачное, с простыми чертами лицо; худая, чернявая – хорош главный приз! Но Халвдан Волчий Хвост прав – надо жениться.  Местной знати, что бы она признала норманна своим правителем и не растеряла при этом остатки гордости, нужно бросить кость.  «Вместо кости - свадьба с костлявой девицей» - усмехнулся собственным мыслям Хрольв. В том, что свадьба состоится, он даже не сомневался.

        ***
  То было время, не знавшее патриотизма, а государства были еще такими неопытными и юными, что союзы между ними заключались и расторгались чуть ли не ежемесячно.  На следующий день после штурма городские власти присягнули на верность Хрольфу и без особой радости, но согласились на восстановление разрушений. Знатных пленников захватили так много, что пришлось отказаться от выкупа за каждого из них, наложив общую контрибуцию.  Горожане под присмотром викингов вытащили за город останки погибших, устроив смрадный костер, горевший до самого вечера. Несколько выживших в предыдущий день священников в спешке покидали город, благодаря Господа за свое чудесное спасение. А вечером новый правитель Нормандии устроил свадебный пир. Шел 891 год от рождества Христова.
  Прямо посреди большого зала навалили кучу камней – хёрг, языческий алтарь. Подковой расставили столы, заставленные блюдами с жареным мясом и кувшинами хмельного мёда. Местная знать, расположившаяся по левую руку от Хрольва, явно чувствовала себя не в своей тарелке. Зато викинги, сидевшие справа, вели себя достаточно раскованно. Две фрейлины ввели в зал Поуппу, усадив слева от жениха.
К свадьбе девушку одели в северный наряд: свободное красное платье из вадмала с длинными широкими рукавами, а сверху – белый сарафан с незашитыми боками, закрепленный на плечах фибулами-брошами и вышитый по подолу изображениями молота Мьельнира.
  После того, как было поднято несколько тостов вождю, в зал привели жеребца, который предчувствуя недоброе, вырывался из рук людей. Хальвдан Волчий Хвост встал, взывая к Фрейру и Фрейи, и над хёргом перерезал коню горло – жертва богам. Норманны подходили и отрезали куски еще теплой конины, чтобы приобщится к торжеству. Хрольв отрезав два небольших кусочка, положил один из них на тарелку невесты. Затем, достав витой золотой браслет, одел ей его в качестве мундра на руку. Поуппа посмотрела в глаза викингу и медленно съела предложенное мясо, выразив таким образом свое согласие с происходящим. Хоть, собственно, согласия невесты никто особо не спрашивал. Это была не традиционная свадьба с помолвкой и прочим, а женитьба по «нормандскому праву». Супругу-фриллу в любом христианском королевстве считали не более, чем наложницей.
  Хальвдан поднял кубок и, добившись тишины, призвал богиню Вар засвидетельствовать брак.  Пошли тосты за здоровье молодых, отдельные слова начали тонуть в общем шуме. Через время захмелевшие войны, отпуская неприличные шутки, отвели молодоженов в спальню. Утром Хрольв, одевшись, подошел к еще спящей супруге и оставил в изголовье два золотых молоточка Тора – коулл, выкуп за невинность.  А потом, посмотрев на нее несколько мгновений, прикоснулся губами ко лбу.
  Пир продолжался еще три дня.

        ***
  Когда-то Хрольф уже был женат. Он женился вскоре после того, как в полночь на берегу холодного моря встретил дверга по имени Альвис.
- Я дам тебе силу десяти человек, но все, кого ты будешь любить, будут умирать – сказал карлик, ничуть не изменившийся с их последней встречи. Теперь уже викинг возвышался над ними почти в два раза.
- Вот как? Хочу тебя предупредить, дверг, я никого не люблю, хотя о смерти некоторых буду жалеть.
- Посмотрим, - ответил тогда гном, - И не дверг, а дворф!
Сделка состоялась.

  Тогда тоже были неплохие времена. Превосходя прочих ростом и силой, Хрольв Регнвальдсон достаточно быстро собрал собственную дружину. Женился на Гудрун, сестре Хальвдана Волчий Хвост. Начал «ходить в викинг» по Восточному Пути. Тем временем Харальд Патлатый, подминая под себя местных хёвдингов, стал правителем Северного Пути – первым королем Норвегии. В усобицах погиб, сгорев заживо, отец Хрольва. Проклятье дверга?  Сам Хрольф тогда впервые задумался об этом. Любил ли он отца? Вот уж вряд ли! Того хоть и прозвали Регнвальдом Мудрым…
  Хрольв не претендовал на отцовское наследство в Норвегии, а захватил Альдейгьюборг – ту самую Старую Ладогу, о расположении которой ученые-историки будут спорить до скончания веков. Конунг уже подумывал перевезти сюда семью - Гудрун как раз родила ему второго сына, - когда вотчина конунга снова была захвачена сыном Харальда Гуттормом, и Гудрун с детьми, как перед этим отец Хрольва, сгорела заживо, запертая во вновь отстроенном доме.
  Опять проклятье любви? Вряд ли. Новую семью завести не тяжелее, чем купить хороший меч, или собрать толковую дружину.  Но в этот раз смерть опечалила Хрольва. Он отомстил: поймав Гутторма, привязал его к столбу, обложил хворостом и сжег. О чем думал ярл, глядя на черный смердящий дым, слушая вопли умирающего? - Прикидывал возможности избежать мести Харальда Патлатого.
  Харальду действительно пришлось воздержаться от жесткого наказания: реши он казнить Хрольва, это означало бы новую междоусобную войну, к чему король Норвегии был не готов.  По обоюдному согласию сюзерена и вассала Хрольв был обвинен всего лишь в нарушении закона, запрещающего грабить в прибрежных районах Вика, и отправился в изгнание. С дружиной он ушел на юго-запад, совершая набеги на Британию, Ирландию и побережье Западной Европы. Так, собственно, Гаанг Хрольв и очутился во Франции, с тем что бы, наконец, стать повелителем Байе.

        ***
  Время шло. Хрольв продолжал взымать дань с владений короля франков Карла Простака. Завоевав Руан, вождь норманнов стал хозяином практически всего северного побережья Франции. А когда Поуппа де Байе родила ему первого сына Вильгельма, местная знать безоговорочно признала его власть.  Простолюдинам было практически все равно, кто сидит на троне, тем более, что викинги перестали разорять поселки, находящиеся на их территориях. Сыграло роль и то, что Хрольв оказался выдержанным и мудрым правителем, справедливым судьей и удачливым военачальником. Осенью 911 года от Рождества Христова Карл Простак признал власть Хрольва над побережьем с центром в Руане, за которым уже прочно закрепилось имя Нормандия, при условии, что тот признает сюзеренитет франков, примет христианство и женится на дочери самого Карла, Гизелле, скрепив, таким образом, союз браком.
  Принеся жертву Одину, чтобы тот не обижался, Хрольв крестился и принес вассальную клятву Карлу Простаку с целованием ног. Правда, целование прошло не совсем по канону: Хрольв схватил короля за ноги и, поднеся их к лицу одного из своих воинов, приказал: «Целуй!». Хрольв даже женился на Гизелле. Кто сказал, что принцесса обязана быть красивой, умной и обаятельной?  Гизелла оказалась нескладной и какой-то «рыхлой», бледной девицей. Одутловатое круглое лицо без ресниц, впалая грудь под которой барабаном выпирал живот над через чур широкими для нее бедрами.  Но Халвдан Волчий Хвост прав – надо было жениться.  Сен-Клер-сюр-Эптский договор был заключен.  Викинг потерял возможность грабить, зато превратился из «главаря пиратов» в правителя герцогства, графа Руана и герцога Нормандии Роберта I Богатого.

        ***
  Хрольв щедро раздавал земли своим соратникам, богатство его росло, новые дружины прибывали с Севера, чтобы принести клятву верности. Подчиняясь ему одному ведомым мотивам, новый граф Руана не реже раза в два месяца ходил в Байе, проводя в дороге чуть больше суток. Прозванный Пешеходом, он только усмехался, когда кто-то из местных вельмож предлагал ему лошадь. Этот же путь на лошади занимал не меньше двух дней. Шептались, что, соблюдая «more danico» — «датский обычай», он по-прежнему поддерживал отношения со своей невенчанной женой Поуппой. И Поуппа действительно родила ему еще четырех дочерей. А вот христианскую жену Хрольв, после первой брачной ночи, навестил всего пару раз и то в первый год брака, который так и остался бездетным. Через семь лет Гизела Каролинг среди ночи умерла. Графу Роберту сообщил об этом ранним утром один из слуг-франков. Хрольв распорядился срочно привезти в Руан Поуппу.

        ***
- Завтра мы с тобой женимся, как христиане. Это не надо ни мне, ни тебе. Но необходимо нашим детям. Иначе их никогда не признают законными наследниками.
  Поуппа, опустив глаза, улыбнулась,
- Конечно, мой господин, это надо только им.

  На похоронах Гизеллы Поуппа стояла рядом с Хрольвом, а через сутки они обвенчались по христианскому обычаю, проигнорировав траур. Отец Дудон, скрепивший их союз, слегка досадовал на это факт, но не мог не восхищаться по истине королевской парой. Разменявший шестой десяток Хрольв по-прежнему был поджар и силен, а Поуппа, за прошедшее время расцвела и похорошела. 

  Расчеты первого герцога Нормандии более чем оправдались: его сын, Вильгельм Длинный Меч, превратил Нормандию в наиболее могущественное европейское государство со времени падения Рима. Шесть последующих поколений герцогов Нормандских, вплоть до Вильгельма Завоевателя, захватившего Англию, держали в страхе всю Европу.

        ***
  Время… Когда же люди, наконец, замечают его?   –   только тогда, когда оно заканчивается.  Когда начинаешь говорить и вдруг понимаешь, что времени закончить фразу уже не остается. Когда держишь кого-то за руку, но знаешь, что пора уходить. Когда хочется сделать еще один глоток, но бокал пуст.

  Поуппа умерла на рассвете с первыми лучами солнца. Более полувека прошло с того момента, как разгоряченный битвой варвар нашел ее в крипте храма. В этом же храме герцогиню похоронили…
  Это были не те похороны, которые Хрольв провел бы по своему разумению. Под уговоры священников было принято компромиссное решение: похороны по христианскому обряду в крипте. Но Хрольв настоял, чтобы старая монахиня, изображавшая смерть, обрезала покойной ногти и положила в гроб фрукты и вино. Крик и шум поднялся, когда наступил рассвет следующего дня. Оказалось, что ночью герцог принес всех пленных христиан в жертву Одину.  Но сто фунтов золота, пожертвованные епархии Байе, как-то примирили клириков с этим фактом.

        ***
  Вечером седьмого дня Хрольф отметил с самыми близкими друзьями сьюунд – «погребальный эль». Долгой тризны уже не хотелось. А затем герцог увидел женщину из Сида – Бенсиду, плакальщицу-бошенту, баньши, которую британцы иногда называют Анку. Сперва он решил, что это припозднилась у колодца одна из прачек. Худая старуха что-то полоскала в бадье. Но пройдя мимо и уже приготовившись войти в дом, Хрольф услышал за спиной вопль, от которого впору было остановиться сердцу.  Он был бы похож на волчий вой, если бы волки не выли, а рыдали от боли. Вопль перешел в некое подобие крика диких гусей, а когда герцог обернулся, старухи у колодца уже не было, – только хлопанье крыльев где-то в ночном небе.

  Хрольф взглянул на побледневшего стражника справа от входа,
- Что это было?
- Бошента, мой ярл! Видать прямо со своего потустороннего Сида!
- И что она делала у колодца?
- Такова их традиция, они стирают саван того, кто в эту ночь должен умереть.
  Хрольф хмыкнул – вряд ли эта костлявая дама приходила ради кого-то из простолюдинов. Всё же надо было, не смотря на вопли священников, провести правильный обряд! Хорошо еще, что покойная жена не явилась к нему неуспокоенным мертвецом-драугром, а значит спокойно отправилась в Хельхейм…
  Зато в полночь к герцогу пожаловал другой гость.
- А дверг!
 - Не дверг, а дворф! - гном потряс кулаком,
- Ты меня обманул, Каменное Сердце! Ты и вправду никого не любил. Отдавай мою силу назад!
Роллон улыбнулся маленькому мерзавцу – ну, не спорить же с нежитью о любви, - и умер. 

(Текст приведен по летописи отца Дудона из монастыря св. Кантэна, 998 г. от Р.Х.))