Мессершмитт

Так много лет в болотистой чащобе,
Так много снов в бреду теней деревьев.
Да, я в плену, конечно же, еще бы!
Ведь я бомбил и жег ваши деревни.

На фюзеляже мох пророс с травою,
И тишина царит в моем овражке.
Уже почти я сросся с той землею,
Что до сих пор еще считаю вражьей.

В колпак кабины, с той поры раскрытый,
То дождь идет, то снег летит горстями.
Я самолет военный, хоть и сбитый,
Я не турист, я к вам пришел с боями.

Я не сгорел после паденья чудом,
Сумел я лечь на брюхо в дальнем поле.
Когда пилот мой, в бой ввязавшись трудный,
Меня оставил в неба синей воле.

Советский Як прошел над головою,
И мой мотор закашлял черным дымом,
Ганс не спасал меня любой ценою,
А предпочел остаться невредимым.

Неуж-то так кончается бесславно
КровИ и стали братство боевое?
Давясь горючим, я увидел справа,
Как хлопнул белый купол надо мною.

Еще полно нестреляных патронов,
И пулеметы как часы исправны.
Как жаль, что не могу уйти достойно,
Какой бы бой мог получиться славный!

Я б лучше на таран, но не в болото,
Я бы не струсил, не свернул, поверьте!
Но видно лишь советские пилоты
Отчаянно сражаются до смерти.

Ну что же, Ганс, надеюсь ты доволен?
Без чести жить, скажи мне, не противно?
Ты был в плену, но выпущен на волю,
А у меня - лишь ржа да паутина.

За что же вы, Люфтваффе, так со мною?
Мне самому подняться нету силы.
Вокруг меня разросся лес стеною,
И ржавчина грызет стальные жилы.

А где-то далеко шумят парады,
Салют гремит, и смех задорный детский.
И никому нет дела, что здесь, рядом
Подбитый Мессершмитт лежит немецкий.

Не так все это видел я когда-то,
Иначе черта с два я б здесь валялся.
Мне б знать характер русского солдата -
Я б в ваше небо даже не совался.

Эй, Ганс, ты жив еще в своем Берлине?
Предупреди там срочно наших внуков -
Чтобы не гнить, как мы, в земле и глине,
К России пусть не тянут свои руки!

Вам их не победить, вы уж поверьте,
Врага любого их отвага сломит.
Железный крест на черно-красной ленте
Березовых крестов в полях не стоит!