Глава 13

— Куда едет наша леди? — поинтересовался Аплеталин. — Какой рейс?

— Какой надо! Внутрь не заходите, высадите у дверей, и все.

— Понятно.

— Проверь покрышки, по дороге не останавливайтесь нигде. —  Только в дешевых шпионских фильмах провожающие смотрят, улетел человек или не улетел, в Движении до таможни никто никогда никого не провожает, внутри много представителей власти, часто кто-то из бригады во всероссийском или международном, встречают тоже на стоянке, так и у вокзалов. В такси ехать уголовному элементу нельзя, могут обмануть, как когда похищают людей, организовать «своё» такси, вывезут и прикончат. До точки и сразу назад, фигура, которая путешествует, утверждает  свой ход сама по себе, если ее «примут», арестуют «мусора», скажет, была или был один, не станет статьи за ОПГ, что  самой ОПГ и надо.

Фильм «Бумер», где последний участник бригады уехал, не совсем правильный, он должен был так поставить своё «бмв», чтобы самому не видеть всей сцены, роли по-другому распределяют, стоять где-то у тротуара за местом преступления, будем считать эти кадры «находкой режиссёра», которым, — конкретно, всем! — на правду сугубо положить. Сотрудникам правоохранительных органов — нет, бандитам с ними приходилось считаться (и делиться), немногие решались «путать берега» посреди кровавой реки Движения, заканчивалось это плохо, сотрудники сами начинали преступать закон и оказывались в одной лодке с «синими», через щели в швах в которой сочилась зелёная вода. Лучше бы в подводной, прибыть в порт назначения города Эльдорадо многие не сумели, посмотрите, сколько милицейских могил? Не меньше! Есть черта, перейдя которую, жизнь линчует всякого, даже если это дороже ей самой, у загнанных в угол силы умножаются, «замусоренные», «отморозки» и «фуфлыжники» были грозой любого криминального сообщества, переделывали его идеологию.

Поэтому исчезновение одного из Воров, например, такого, как Япончик, чуть что, сам лез в любую драку, забивал почти до смерти, если что, надо было останавливать, особый авторитет в криминальной среде, помноженной на касты, или знающих ВорОв, воровской «ход» близко было для него невосполнимой потерей, каралось предельно жестоко, то, что сейчас расцвела торговля наркотиками и беспринципная, беспредельная так называемая «коммерция» следствие именно этого, было время, фарцовщики к Людям в очередь стояли, бизнесмены, ВорЫ на Арбате распределяли помещения, даже сейчас без одобрения солнцевского ОПС не возьмёшь в аренду ни один офис в Новой Москве. Хотя бы и снявшего с себя полномочия, решать только радикальным способом, даже если маячит перспектива «мокрого дела», Вячеслава Иванькова убили за то, что когда-то спетлял в Америку, а нужен был дома, и трудиться, хорошо жить захотел, понимаете ли, нечего привыкать.

Виноваты в этом совсем не мусульмане или чеченцы, якобы не признающие Закон, с ними все нормально, грабили, как и все, а мировой еврейский капитал, то есть, сионизм, выбив из седла самих традиционных ВорОв-евреев, евреи всегда начинают со своих, расстрелять в Орехово в зале игровых автоматов «ореховских» подговорили евреи, бригадиры Игорь Абрамов и Матвей Гольц, то же армяне-коммерсанты, истребили армянскую бригаду Геры Обезьяны, чтобы самим беспошлинно торговать на улицах юга Москвы, русский парень, хоккеист Двоечник узнал про это и убил Абрамкина, Вор в законе еврей Леня Макинтош в Париже на выходе из кафе у Триумфальной арки Матвея.

— Пардон, месье, гран мадам! — Так было везде и далее, сионизм населял антисемитизм в группировках спортсменов, заставляя их воевать с порядочной и честной братвой в Израиле и по всем бывшим странам СНГ, которую истребили, в общем, «кидали подлянки». Рост в мире арабского терроризма дело их рук, что теперь не косвенно, а прямо отражается на нашей стране, без вмешательства Израиля и Америки никакого «Крокуса» бы и не было, сколько их ещё будет, таких «крокусов», печально, конечно. Америка, которая создала Бен Ладена, от него же и потерпела, поступил, как подлец, это правда, но на тот момент выбора у него особо не было, так взрывают через  долгие годы на Сицилии судей, изменить судебную систему Италии невозможно. Иудаизм есть Путь избранных, в чем плохого ничего нет, хасидизм это не сионизм, вопрос, какими руками.

…Слава позвонил Тренеру, Стения готова. Он немного потаскал ее на лапах, подправил боковой, что было легко, долго добивался связки ее ударов с бросками, в реальном бою джокер в рукаве у противника всегда бросок. Понятно, что переделывать под себя готовую мастера спорта никому не надо, но  все равно ей нужно руководство опытного наставника, именно для этого и прислали к нему из Серпухова! Девку он немного жалел, как Аплеталина в нокаут каждый раз не посылах, хотя бы технический, себя придерживал, в натуре как-то не по кайфу ронять на грязный пружинистый зелёный пол ринга пышногрудых валькирий, на «жопу» садилась регулярно, жопа с поркой дружит, сейчас они с  ней в тренерской пили душистый чай с конфетами и вареньем, восполнить неизбежную потерю углеводов.

— Может, мне с тобой? — спросил Слава. — Спим-то вместе! Зачем тебя динамить??

— Заварка в мозг ударила, — отшатнулась от чашки с чифирем фирмы «Twinings» Стения, марка «Английский завтрак», она с упреком посмотрела на Симонова. — Перебрал! Тычо, с руба духнул? Сама что-ль не справлюсь??

— Тебе его не жалко? 

— Вот ты говоришь жалко, — Стеня брызнула на шею из маленького флакончика греческие духи «Кипарис», привезла из Кипра. — Скорее, да, чем нет. А ты что, ему адвокат? — Идеология всегда одна. — Тогда поезжай сам, уговори! Между прочим, он меня бросил.

— Ежу понятно. — Слава слегка напрягся, потом расслабился.

 — Хочешь там дела делать? К вас тут, я смотрю, не лучшие времена! — Слава молча согласился, навару у ОПГ Боксеры стало от силы поменять старые машины на новые, и то так, чтобы не светиться, заниматься метадоном, как многие, они не захотели, колево-ширево американской «пепси-колой», облажаешься, геморрою лет на пятнадцать, халявных «подгонов», как в конце 80-х ни от братвы, ни от коммерсантов уже не стало, пропил сегодня 1000 зелёных, завтра вернуть сможешь, надо что-то делать, оставалась единственная всегда прибыльная «рабочая» стезя, заказные убийства, тему не поднимал. Какая бы она стальная ни была, замучают, впереди большой срок, сдадут нервы, скажет что кому да и нет. Даже если сама… Слава беззвучно засмеялся, вчера бросила на матах Аплеталина  кимоно, боролись, провела сверху удержание, похлопал ей по спине рукой, вскочила, села ему на лицо своим тайным местом, как в порнофильмах, начала скакать, заржалА вся секция! Слава подбежал к ней с секундомером, сколько Андрей без воздуха продержится, Рыжий чуть не задохнулся, сжала его голову своими бёдрами, удушающий куннилингус.

— Раздевайся! — зарычал, вскочив на ноги, озверевший мачо. — Западло бороться через штаны!! — Стеня сняла с себя кимоно, оставшись в одном купальнике, все заметили на ее маленьких ноготках красивый лак, на щиколотке золотая цепочка типа «сексуальная рабыня», в реале «хозяйка».

— Смотри, — смеясь, сказал Слава, — Андрей! У неё мужской удар. Украинцев падал от неё. Прилетит, так прилетит, и хорошие ноги.

— Вах, какая, — имитируя кавказцев, восхитился Аплеталин. — Какие ноги! Купальник сними, сестра?

— Я щас с тебя скальп сниму, — сказала Стения, — твоя сестра в овраге лошадь доедает, — и метко ударила Рыжего по яйцам подъемом правой ноги, для отвода глаз имитируя правый боковой, на что он повелся.

— Айяйяй… — скорчился от боли Аплеталин, потом повалился на бок. — Ааааа… Оооо… — Какое расстояние в русском языке от «ооооо» до «ааааа», примерно три сантиметра.

— Опа, — сказал Слава, — начало и конец! Не зрелищно, зато эффективно! — Повернулся к группе.

— Не мужской удар, — сказал кто-то из толпы. — По бейцам! —
Терпи, хлупь, когда порет убь.

— Так она ж не мужчина, — резонно заметил Слава, — а на улице ещё вам перо по печени пропустит, будете на операционном столе кричать «маромойка», если довезут! На сегодня все.  —  Подошёл к Андрею.

— Она меня опустила! Садистка. — При всех.

— На тренировке не считается, так Карелина в гарем записать можно, пожмите друг другу руки! — Возражал ли в глубине души Аплеталин, чтобы она на самом деле ему так села, обняла его губы своими солеными губами, автору не известно, вообще у Аплеталина было высшее техническое образование, распидорасить себе очко, конечно бы, не дал! Аплеталин любил погудеть в кабаках с водкой и икрой, был мастер прослушки, слушали конкурирующие бригады и конкурентов, от волыны в лоб, разумеется, не ушёл, от чьей-нибудь беспонтовой пики кик-боксинг, основной части которого научил его Слава, защищал прочно. Андрей был сухощав и немного наивен, не сидел, считал, на воле и в тюрьме одно и то же, Славу уважал за то, что тот всегда мог любого выслушать, никого не перебивал, интеллигентный спортсмен-бандит. То, что его ментор девять лет в златоглавой был при ВорАх, Андрею было неведомо, по факту и не нужно, тише едешь, крепче спишь.

— Наверное, она меня победит на улице, — задумчиво сказал вслед уходящей мыться в женский душ победительнице боксеров Аплеталин. Между им и мужским пацаны просверлили в стене небольшое отверстие, любили смотреть, как девушки моются (которые знали, что они просверлили). — Сходу лупить ее опрометчиво… В тактике не знаю, как! Спасибо, что предупредил.

— Что там наверное, — ответил Слава, — вследствие того!

— Только бы не в следствии… — Надо было не высшую математику, а школу жизни в юности учить, сейчас он уже сложившийся человек, переучивать его некому и некогда, после обеда Слава велел проводить ее в аэропорт.

Жизнь как перевёрнутая у параши задница, никогда не даст ответ, с какой стороны удобней в неё залупу пристроить… Надо жить здесь и сейчас и не бояться, и не быть дураком, коли фарт на кипиш променяли, никакой портной не поможет, счастья блатного не прибавиться без бороды, образ жизни бродяги цикл узоров в калейдоскопе серьезных запуток, через которые они проходят, в которых иногда, таить не будем, маячат-таки нормальные перспективы срубить денег и отойти в сторону, надеясь, что тогда пронесёт! Что не факт, иногда сохранить жизнь себе означает слабость,  судьба такого не прощает, черта шифером накрыло, все равно добьют, война есть война, вальнут без «палева», лучше умереть красиво при всех, на миру и смерть красна, которая все равно придёт в один конец в цвет и по делюге в этом диалоге.

— Ты знаешь, меня все используют, — сказала Таня. — Все время что-то кому-то это или то делаю, как будто я им должна, каждый авторитет!

— Брось, — ответил Студент, они на кухне нарезали красную рыбу, готовя специальный салат с ней, оливками и зелёным  — авторитет  может быть только преступный, если нет, какой он авторитет, фраер без актива. Преступный авторитет действует силой или угрозой силы, живет определенной жизнью и только по «понятиям». Плюнь на них, если начнёт доставать кто, скажи мне! — Студент подошёл к раковине, начал отмывать жирные от подсолнечного масла руки жидкостью для мойки посуды, мыло не брало.

— Не мой над раковиной, — сказала Таня, — иди в ванную. — Рассмеялась, вспомнив, как Студент  рассказывал, как Петя рассказывал, как он на малолетке брил себе тупым лезвием мошонку, пытаясь спастись от вшей, которые были практически везде. От блох ведь не умирают.

— А ты авторитет? — спросила Таня. Она хотела добавить в салат немного  сушеного черносливе,  большие такие сливы, похожие на камни, Студент ее остановил, будет слишком сладко.

— Нет, — ответил Студент, — не люблю насилием, человек должен отдавать тебе свои деньги добровольно.

— Понятно, — сказала Таня, — ты крутой!

— От этого надо отвыкать, и мне в первую очередь, — сказал Студент. — Садись за общак? — Таня присела к столу. Что Студента поражало в ней, ее скромность! Умная, красивая, смелая… Элегантная и воспитанная, если надо, может так обматерить, уши засохнут на корню, голос сильный, грудной, таких в оперу. Несмотря на ее неоспоримый статус дома и на работе, любой порядочный будущий журналист мог на неё уповать, всегда была тактичной, приветливой в общении, умела анализировать, что скажет мужчина, и очень вкусно готовила, наверное, тоже в силу своей харизмы, после ее домашней кухни поесть почти в любом ресторане было все равно, что поесть гавно.

— Знаешь, — сказала она, — из тех, кто с Георгием служил, в живых осталось пять человек, а было примерно двести. Все погибли в Абхазии или от рук «Мхедриони». Про себя шутила, родилась в курятнике, Речной вокзал, выросла в свинарнике, СССР, и только теперь попала во дворец, Новые Черёмушки. Один раз ее подруга во время примерно такого же обеда сбросила с ноги тапок и незаметно под столом поставила маленькую, широкую ступню Студенту между ног, двигая ей туда-сюда, так и просидела, Таня заметила между просим:

— Надо прогулять Тобика, я сейчас приду, — Студенту с подругой этого хватило. В этом смысле Студент всегда был слаб, банальный, предсказуемый пожиратель случайного успеха. В тринадцать с половиной лет влетел в эту систему, потерял девственность. Наступила эйфория, потом одной порции показалось мало, расширялся ещё и ещё, к девятому классу стал ходоком и бабником, худоба и зелено-белый цвет лица, большие стеклянные глаза, по ночам приходили невидимые женщины-демоницы, суккубы занимались с ним любовью всегда в позиции  верху, полусон, высасывали из него энергию, проснулся, уже кончил, надо вставать, идти в ванную вытирать туалетной бумагой  блестящую серебристую ртуть у себялюбий паху, менять трусы, отрицательное обаяние Студента, вот в чем был ужас, его масштаб впоследствии все поняли, когда Петр исчез, Студен начал входить в ближайший круг другого не последнего в российском преступного мира, не давая тому отойти отдел, закончилось со смертью последнего.

— Ещё, еще… — билась на коврике в прихожей в экстазе подруга.

— Ещё не могу, —  честно сказал Студент, — пищеварение мешает! — Занимаясь сексот после обеда вы со своей любимой зачинаете инфаркт, быстро приближая свою и так обязательную смерть. Слыша о бомбардировках, напалме и бесчинствах спецслужб в различных странах, потому, что все это откровенный садизм, с таких позиций зверства, совершаемые законными государственными формированиями, представляются автору значительно страшнее жестокости законных ВорОв, о которой ходят легенды, непременно приходишь к выводу, средневековые казни и пытки в сталинских лагерях, которые лучше всех описал Варлаам Шаламов, представляющиеся нам невероятно жестокими, отнюдь не казались таковым профессиональным преступникам, Людям, сидевшим в ГУЛАГе в те времена, утверждение об их исключительной жестокости не что иное, как проекция в советское прошлое наших собственных современных норм и представлений, презрение к жизни — такое же было в трудовых лагерях Мао Дзедуна в Китае во время культурной революции! — приводило к тому, что жестокость была явлением бытовым, таким образом утрачивала характер исключительности, переставала восприниматься именно как жестокость.

Сажать на член всей камерой, отрубать «грабки» (руки) за то, что поднЯл ее на ВорА, или выкалывать глаза тем, на кого играл и проиграл, совершалось без каких-либо признаков садизма, пошёл и сделал, справедливое наказание за совершенное преступление, с  кем-то  «поступили», палач проделывал воспитательную работу, в хер не дуя. Более того, сам осужденный обычно был уверен, что заслуживает кары, а какая ж это кара, если  она заслуженная? Сходка всегда все решала справедливо и по «понятиям», без ее решения ни одна казнь не проводилась! Как правило, «хозяйку», начальника лагеря или «бригадира» отряда «ставили по курсАм», держали, так сказать, в курсе. Массовых расправ, надо подчеркнуть, при этом практически не было, решалось строго индивидуально, при этом тебя выслушивали, совсем не как на передовой, в атаку. Как-то раз в воровской барак загнали 22 «козла», тех, кто занимал какие-то должности в лагере, большие или небольшие, заведовал столовой, клубом или библиотекой, или стоял на тумбочке у входа в помещение барака, нёс службу, был дневальным, участвовал в самодеятельности.

— Попались, голубчики, — потирал маленькие, сухие ладошки крупный Вор в законе с погонялом Ленин, невысокого роста, слегка полный, круглый с большими залысинами и старой потертой «тройке», пиджак, брюки, жилет на свитер с чужого плеча, и вправду поразительно похожий на него, азиатский разрез глаз, прям уйгур какой-то, прозвище дали потому, что он был родом из маленького поволжского городка Ленинска, преступность в котором была совсем не маленькой. С 11-ти лет Ленин стремился стать криминальным Лениным, как видим, ему это удалось, босяки и бродяги называли его «наш Ильич», идеолог за всех думал, что делать и кто виноват.

— Может, их  того… — вперёд вышел здоровенный «медвежатник» по кличке Фатьян, по фамилии Фатьянов. Волосы на голове, сидящей на длинной толстой шее у него были курчавые, плечи косые, признак силы, руки такие длинные, свешивались почти до колен, и такие сильные, казалось, мог руками придушить медведя, вскрывал такие двери! Он развёл ими в стороны, показал вниз. — Всех под лёд? — Под мостом, который был за бараком, из далека долго и торжественно неторопливо катила свои великие воды самая русская река Волга.

— Никак нет! С какого спросить, почему в «козлы» пошёл… И что делал. Никого не пропускать, с каждого! — Вперёд выступил один дагестанец. Руки у него были связаны за спиной, но духа не потерял.

— Ты соображаешь, что говоришь? Вор? И кому? Ты сам первый к нам в лагерь пришёл! Какой-такой вор, должен быть мужчина! Ты пойдёшь под лёд сам. — Юркий грузин по фамилии Квачантирадзе, имя Квача хлёстко дал ему подзатыльник, меховая шапка дагестанца упала в лужу, на секунду став ее отражением,  когда на зону заходят Люди, первыми их обычно встречают кавказцы. Вместе со своим земляком по то ли имени, то ли фамилии Силибистро или СилибИстро, дразнили Силя Быстрый, он распахал за баней десятину земли, почему-то называемую зеками и начальством «садом». (Я знаю, город будет.) В «саду» росло с дюжину хилых деревьев-яблонь и курчавились грядки с кавказской зеленью, в комнате свиданий для приезжих у грузин всегда можно было спросить очень вкусные копченые колбаски-купаты из свинины, свежий сыр сулугуни со слезой, горячий, острый бараний харчо из бидона, яйца от домашних куриц, фрукты и вино под странным именем «аладастури» в трехлитровых банках и настоящий белый хлеб, который не терял  вою форму, если его сжимали в кулаке. Во дворе водилась живность и птица, десяток кур, утки, гуси, две козы, которых вопреки едким шуткам, ходившим в лагере, бывает, и кошек в валенке насилуют, семейники не драли, а доили, добывая таким образом лечебное козье молоко, дисциплинированные офицеры платили за него деньги, зона была «красной», пока не «заехал» Ленин.

— Сами решайте, да, кто есть кто, — сказал на это ее начальник с редкой фамилией Копыто, — мне два года до пенсии, но чтобы план — был! — У него была одна особенность, в принципе человек мягкий и даже добрый, подполковник на полковничьей должности обладал повышенным чувством социальной справедливости, первый никогда никого не трогал, но если с ним поступали неправильно, несправедливо, плевать, какое начальство вплоть до Москвы, или «обносили» премиями или ещё чем, например, водкой во время праздничного стола, всем давали, а ему нет, тихо зверел, мрачно сатанея, приходя в молчаливое бешенство, запоминал на всю жизнь, много лет не показывая виду, потом мстил, не важно, генералам или ворам, празднуя победу, чем больше его обносили, тем больше мстил, не играя в фигуральный бокс или фехтование словами, а сразу пробивал в «грудах», материл, покрывал такими матами, что держись, украинец родом из Харькова. Если кто-то делал неприятное его жене, то же самое, приходил и мстил, его уважали, приезд Ленина Копыто воспринял по-восточному философски, ещё одна перемена, за него решили, Вор и Вор, «нехай будэ чорной». Копыто не был конфликтным, но все время на взводе, часто кричал, как не быть, объясняешь всем одно и то же по десять раз в день и тем, и тем. Дебилы.

— Вопросы здесь задаю я, — коротко сказал Ленин. — Вижу перед  собою Гада, ты же Гад, верно? — Раньше он его не знал, джигит опустил голову, поник. Было, объявили. — А за что? Расскажи?

— Дагестанец пошёл кормить рыбу первым, — засмеялся Квача, усугубил, довёл до ВорА, один узбек уличил обвиняемого в сотрудничестве с администрацией в намеренно неверном толковании «Корана», якобы тот видел сон, что главный бог в исламе не Мохаммед, а Иисус Христос, который сказал, надо поклоняться ему, видел такой сон и ссылался на какую-то цитату какого-то комментатора в каких-то комментариях, если приснится, так можно, надо в это верить, не мешает быть мусульманином.

— А что ж ты тут исполняешь, — спокойно выслушав Квачу, сказал Ленин. — Христианства не знаешь, где вторая щека? Начал разводить антимонии… — Все подумали, это какая-то рассада, заулыбались. —Ты любую мою пытку радостно принять должен, очищаться, судить начал, кто ты такой, вместо того, чтобы принять, сам в христианство не перешёл. Не пришей к ****е рукав получается! Где узбек?

— Я! — Молодой, похожий на змею и всегда весёлый ташкентский парень-карманник, извиваясь, радостно выбежал из толпы группы поддержки «синих», ещё бы, с ним говорит сам Ленин, широкая легенда в узких кругах.

— Поясни, в кого должен верить мусульманин? — дагестанца поставили на колени, надавив сзади на подколенную ямочку. — Кто у вас самый главный Бог?

— Нет Бога кроме Аллаха и Моххамед пророк его. Кто не так, башку с плеч!

— Вот, — Ленин по-мусульмански поднял вверх один палец. — Борется за чистоту веры. Правильно. За неё не спорят, у всех своя вера, а ты, значит, атеист… — Он внимательно всмотрелся в лицо дагестанца, под глазом у которого наливался лиловым большой синяк, боксёр-тяжеловес Гирей, Гиря, один из охранников Ленина начал потихоньку его мутузить, «всекать», то есть веселиться, Квача тут же дал дагестанцу увесистый пинок. — И еретик!

— Еретиииик… — возмущённо пробежало по толпе. Расстриг в России не любят.

— И фуфлогон, — торопливо сказал узбек, — говорил, что он там у них «бек» какой-то. Что совсем не так! Далеко.

— Где, — сказал Вор, — он — бек? В каком месте? — Ташкентец сказал название.

— А… Тебе верю! — Узбек закивал, конечно, кто будет шутить с ВорОм,  ем более решая чужую жизнь. — Кем был до отсидки?

— Лавочник, барыга, духанщик, — с готовностью сказал Квача, преданно смотря Ленину в лицо, — говорил нам, у него в частном доме в Дагестане на первом этаже свой магазин, нэпман. Собирался вести большую торговлю, повязали. — Делать бизнес.

— Значит, рассказывал неверно, — резюмировал Ленин, — врал, то есть, честных бродяг в заблуждение вводил! Какой ты бек? Бек это князь, аристократ воли, а ты — барыга! Как бек может быть трактирщиком или лавочником? — Народ еще раз восхитился Лениным, как говорит. — Графья у нас кончились в восемнадцатом году. Ислам, значит, тоже не знает… Да ты… — Ленин рассмеялся противным визгливым смехом, — сука, он тупой! — Ленин обвёл пристальным взглядом всех. — Он бык! Книг не читает. — Возможно, духовный материалист. — Скажи, что такое Достоевский?

— Мост какой-то вроде где-то у нас в горах, — прошипел даг. В целом он уже понял.

— А что в отряде делал? Нам пользу приносил?? Хоть какую??? Биджо! — Ленин обратился к Кваче. Суд ВорОв, суровый, но справедливый... Даже если у вас сел на сходке в наши дни мобильный, все равно включится в это время, эзотерика решает все без нас.

— Стучал, трюмил, гонял мужиков «быстрее, быстрее», крысятничал, у завстоловой котлету унесёт и хруп-хруп, — прибалтийский еврей Лёня Шнайдер ринулся вперёд,  — в одну харю. Давно хотел  с него спросить, псы не давали! — Лёня был «крадуном», притом выдающимся авраамически, родственники за границей, у всяких коммунистов и военных из-под носа у ресторанов угонял блатные импортные автомобили, «зилы», «паккарды» и «форды», один раз в Одессе даже у торгового атташе мексиканского посольства. Попался еле-еле, приложило руку «чека», так бы ушёл, Ленина он видел тоже впервые, слышал о нем «заочно» только хорошее, ничем нигде себя не запятнал и не уронил, скольких угробил! «Раз Ленин пришёл, игра в лагере пойдёт, — подумал он, он был очень доволен, — «терсик» разморозим.»

— Свинину ел? — поинтересовался у Лёни Вор. Это был тест.

— Не замечал, — честно сказал Лёня, как все криминальные евреи, он был талмудически правильным. Не обращал ни на кого внимая, шёл к поставленной цели, обладая широким кругозором на 360, и не боялся ошибок, которые всегда бывают, наследник криминального мира по прямой линии.

— Сказать, что ты пошутил, — предупредил дагестанца Гиря, — не получится! Или что «так тебе сказали». То, что ты вступился за себя, зачтется, опускать тебя мы не будем. — И на воле так бывает, все хорошо, пока не пришли ВорЫ! Смотрящий за Хабаровском бывший спортсмен Юрий Масленников, в миру Краб, смотрел за серей вотчиной и кайфовал, пока в дело не вмешались комсомольские законники. Сам он был вынужден бежать и всю жизнь скрываться, племянника убили, общее имущество отняли, сейчас боится нос из дома высунуть, жива ещё всесоюзная воровская постановка «Общак», найдут. Так-то.

— Убивать будете? — спокойно спросил даг.

— Да, — серьёзно ответил Ленин. — Ты будешь наказан.

— Ты мою жизнь решаешь, кызмыш?! Да я таких, как ты…

— Давайте, — Ленин махнул Гире воровской кепкой «шестиклинкой», мне противно!  В душе православному воцековленнному козырному ВорУ мусульманская философия имхо импонировала. Вместо «Всегда твори добро, бро» или «Не поддавайся дьявольским искушениям» в ней внезапно и навсегда появился призыв: «Убей неверного!!!», написанный причудливой красивой вязью горизонтально слева направо. И в католичестве ведь так, точные слова Бернарда Клервоского: «Убить врага во имя Христа значит привести его к Нему»? Все веры и воровская — едины! Этот все это разрушает, нож в бок и в глубокий омут.

Из 22-х «козлов» отправили к Нептуну всего семь, разбирались до глубокой ночи, состав вопрошающих менялся, «круг», приходили, уходили, некоторых мучали, некоторых нет, всем давали «сказать», обьяснить  вот поступки, оставили в живых тех, кто раскаялся, кого сломали, заставили или кто по  тем или иным причинам сам туда пошёл (случайный пассажир на УДО хотел), что хотел там делать, помогал мучить арестантов, «пользу приносил», «затягивал» на зону «грев», чай, заточки, сигареты, одного, самого опытного, совсем немолодого мужика по имени Корней Ленин оставил у себя, знал всех ходы по промзоне, полезней любого блатного будет, и вне лесоповала вообще.

— Хотите, валите, — перед ВорОм стоял крепко «сиженный», слегка застенчивый россиянин, канаты вместо нервов,  третья «ходка», — только… Вертухай ударит, может, убьёт, а я тихо. Поглажу рукой, вид один, вот кто и выживет!

— Полезай в барак, — сказал Ильич, который мог молодому лейтенанту, «лейтехе» сказать, пошёл вон. — Утром словимся! —Корней был вхож в разные «семейства», общины бывших заключённых, терпигорцев, осевших вокруг лагеря, преступный кордон, освободится тот, кто не должен, умрет, как только вылупится из тюрьмы за ворота по дороге к автобусной остановке, зарежут. Разве все это жестокость по сравнению с тем, что совершается командирами разных армий на полях сражений? Когда бомбят мирные города, атомная бомба?? Холокост и геноцид африканских народов??? Подумайте, якобы цивилизованный солдат, стреляющий из технически идеального оружия в беззащитного штатского, во сто крат более жесток, нежели давнишний Вор Ленин. (В наше время минимум бы руководил международной ОПГ, которую сам бы и придумал.)

Особый вопрос, безликость и безлимитность современного убиения легитимна? Помните, раньше было необходимо подойти к жертве, или подъехать, чтобы разрубить на части ее тело мечом или воздеть на своё копьё, цари и короли сами возглавляли в битвах свои армии, сегодняшний оператор дронов, отправляя сотни людей на тот свет, спокойно чавкает жевательной резинкой, просматривая на дорогом айфоне японский бисексуальный тройничок, восхищаясь его особой гаммой, розово-малиновый свет, водит джойстикам и жмет на гашетку, его совершенно не интересует, что происходит внизу, так армяне отдали не так давно самолетам без пилотов производства Турции, летящих со стороны Алиева, свою Шушу. Так что дело совсем не в «понятиях», с которыми было все нормально, а в развитии техники, прекрасный фильм «Терминатор» не фантазия, а обычный взгляд в будущее, шариат роботов наступит после конца света, который не за горами.

Где-то же должна существовать граница, у которой солдат остановится и поймет, что уничтожение гражданского населения или не санкционированный расстрел пленных выходят за рамки его служебного долга и послушания, пусть приказ даже письменный, ведь Люди умели остановиться? Просто так никого не убивали, сначала предупреждали и объясняли, больше так не делай, сначала словом. Как только лагерные понятия навсегда исчезнут во всех своих видах на Земле, власть над ней захватят именно дроны, продлится это до 2424-го года, год Мужской Деревянной Обезьяны, когда в мир придёт властелин Шамбалы «калкин» Рудра Чакрин (он же до этого Падмасамбхава, Гуру Ринпоче, индийский святой, он же всем известный Гесер), «калкин» означает «король (Шамбалы)», Вор нормальный, которому будут присущи открытость, бесстрашие и подлинный героизм, сделает так, что никакое оружие работать не будет, провести выстрел ни из чего станет невозможным. Потом случится ещё одна война, которую назовут «шамбалинской», последняя, между буддистами и мусульманами, христиане и иудеи к тому времени погибнут, сначала мусульмане будут сильнее, но в конце концов победят буддисты, все люди обратятся в учение Будды, полное счастье, даже обители рая будут мечтать переродиться в Шамбале, произойдёт это при последнем из 25-ти ее царей Риггдандагве примерно в 2377-ом году по европейскому летоисчислению, 26-го не будет, Шамбала, Беловодье единое и неделимое от вселеной до вселенной, иному и не бывать, ки ки со со ла джа ло. Автора охватила такая богость, не может продолжать писать дальше…

— Настоящий отец Кости это ты, — сказала Татьяна. — Теперь я это понимаю!

— Так он же родился, когда я школу заканчивал, — не согласился Студент.

— Не та мать, которая родила, а та, которая воспитала!

Конец тринадцатой главы