О письмах до востребования Из несказанного

Последним адресом по приговору "10 лет без права переписки" является могила невостребованных прахов №1 ... "
Из несказанного Корнеем Ивановичем Чуковским

Несказаницы.Что это? http://www.stihi.ru/2017/04/20/9716


***
«Последний адрес» — масштабный общественный мемориальный проект, призванный увековечить память о невинных людях, погибших в результате политических репрессий, совершённых советской властью. Его принцип — «Одно имя, одна жизнь, один знак». В рамках проекта на доме, ставшем последним прижизненным адресом жертвы государственного произвола, устанавливается небольшой, размером с ладонь, минималистичный металлический памятный знак прямоугольной формы. На нём указываются имя убитого человека, его год рождения, профессия, даты ареста, гибели и год реабилитации. В левой части таблички располагается квадратное отверстие, напоминающее пропавшую из карточки фотографию. Совокупность множества таких персональных памятных знаков образует «сетевой» мемориал, рассеянный по разным городам мира.

«Последний адрес» является полностью гражданским проектом и коммеморативной практикой. Его ключевой принцип состоит в том, что инициатива установки каждой таблички (а также её оплата) исходит от одного конкретного человека, который захотел почтить память другого конкретного человека, погибшего в результате политических репрессий. Это может быть родственник или близкий убитого, либо житель дома, ставшего последним адресом жертвы, либо любой другой человек, посчитавший такой шаг важным для себя.

Основным источником сведений о жертвах политических репрессий для проекта является многомиллионная поимённая база данных, собираемая обществом «Мемориал» с 1990-х годов. «Последний адрес» де-факто представляет собой физическое воплощение этого виртуального списка. Вдохновлённый аналогичным немецким мемориалом («Камни преткновения»), данный проект стартовал в 2014 году. По состоянию на 2023 год около полутора тысяч памятных знаков были установлены на домах в десятках городов. С 2017 года проект вышел за пределы России и стал международным: его таблички начали размещаться в Чехии, Украине, Молдавии, Грузии, Германии и Франции. При этом авторы и исследователи отмечают, что целью «Последнего адреса» является не установка миллионов знаков «на каждом доме», а те память и рефлексия, которые возникают в результате реализации инициативы.


***

Десять лет без права переписки

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
О фильме с одноимённым названием см. Десять лет без права переписки (фильм).
«Десять лет без права переписки» — формулировка приговора, которую в период сталинских репрессий в СССР часто сообщали родственникам репрессированного, который на самом деле был приговорён к высшей мере наказания — расстрелу[1][2][3][4]. Подобная формулировка, как указывают исследователи сталинских репрессий, могла использоваться для сокрытия их реальных масштабов[1][4]. Получив такую информацию, родственники осуждённых годами надеялись, что те ещё вернутся из лагерей, хотя на деле их уже давно не было в живых[4]. Причина, по которой появилась эта фраза, заключается в лагерных порядках — согласно советским лагерным правилам, заключённым разрешалось раз в месяц писать письмо родным и получать ответ два раза в месяц, или получать от них посылку[5].

Формулировка ответа заявителям о судьбе репрессированного «осуждён к 10 годам ИТЛ без права переписки и передач» была официально утверждена в 1939 году[2]. Начиная с осени 1945 года, заявителям начали отвечать, что осуждённые умерли в местах лишения свободы. До 1945 года органы ЗАГС не регистрировали смерти расстрелянных, о судьбе которых родственникам было сообщено, что они осуждены на 10 лет без права переписки[2][6].

Оценка значения формулировки «десять лет без права переписки» сыграла свою роль в дискуссиях историков о масштабах репрессий[6]. Так, Роберт Конквест в первом издании «Большого террора» (1968) при подсчётах числа жертв опирался на свидетельства родственников репрессированных, однако на тот момент ему не было известно, следует ли все случаи, в которых родственникам сообщалась указанная формулировка, рассматривать как свидетельство вынесенного смертного приговора. Позже, в 1990 году, готовя книгу к новому изданию, он пришёл к выводу, основываясь на информации, опубликованной в СССР в 1987—1989 годах, что подобную формулировку следует всегда расценивать как своего рода эвфемизм смертного приговора[7]. Конквест сообщает, например, что в массовых захоронениях жертв репрессий в Виннице и Куропатах все опознанные тела принадлежали осуждённым, родственникам которых сообщили о таком приговоре[1].

Использование в современном русском языке
Формулировка «Десять лет без права переписки» в качестве синонима расстрела получила широкое распространение в российской культуре после появления в 1990 году одноимённого фильма[8]. Популярность выражения привела к его использованию в словообразовательной омонимии узуального и окказионального типа: «История партии без права переписки» (где содержится одновременно намёк на неизменяемость официальной апологетической версии событий и аллюзия к сталинским репрессиям)[9].

Выражение стало устойчивым культурно-коннотированным[10] словосочетанием нефразеологического типа[11], использующимся для наименования одной из реалий сталинского времени[11].

Примеры
Советский писатель и журналист Михаил Кольцов был расстрелян НКВД 2 февраля 1940 года. Советский художник-график Борис Ефимов, пытаясь выяснить судьбу своего родного брата, добился приёма у председателя Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-полковника юстиции В. В. Ульриха; последний сказал ему, что Кольцов получил «десять лет лагерей без права переписки»[12][13].
Физик-теоретик Матвей Бронштейн был расстрелян НКВД 18 февраля 1938 года. Его жене Лидии Чуковской было объявлено, что приговор мужа — «десять лет лагерей без права переписки». Отец Лидии Корнеевны, писатель Корней Иванович Чуковский, после двух лет хождения по инстанциям и нескольких встреч с В. В. Ульрихом, лишь в конце 1939 года узнал о том, что зятя нет в живых[14]. Однако сама Чуковская не теряла надежды, и только в 1940 году, когда она добилась свидания с начальником Управления НКВД СССР по Ленинградской области С. А. Гоглидзе, тот подтвердил, что М. П. Бронштейн убит[15].


***
«Могила невостребованных прахов №1»: где чекисты хоронили самых известных жертв сталинского террора

Период правления Сталина остался в истории страны как эпоха значительных достижений, но также как период массовых репрессий. Без суда и следствия сотни тысяч людей были расстреляны по выдуманным обвинениям.

Места массового захоронения расстрелянных, такие как Бутовский полигон, Коммунарка, Сандармох и другие, стали трагически известными. На Донском кладбище в Москве находится одно из таких мест, которое называется "могила невостребованных прахов".

О крематории Донского кладбища
В 1919 году В.И. Ленин подписал декрет, призывающий предпочитать кремацию традиционным похоронам. Большевики решительно боролись с обычаем земного погребения, так как религиозная составляющая этого обряда была практически неустранима. Через год после этого в журнале "Революция и церковь" был объявлен конкурс на лучший архитектурный проект первого крематория в Советской России. Решено было разместить его на территории Донского кладбища, на месте незавершенной церкви святого преподобного Серафима Саровского и святой благоверной княгини Анны Кашинской.

Крематорий был оснащен двумя печами от немецкой фирмы Топф и органом, доставленным из лютеранского храма.Первое испытание состоялось уже в 1926 году. «Огненному кладбищу» посвящали статьи и пропагандистские воззвания, экскурсии на «огненные похороны» были модным развлечением, Троцкий призвал большевиков завещать предать свое тело огню, а не земле, и очень многие последовали этому призыву.

Тем не менее кремация, вопреки ожиданиям большевистской власти, не вытеснила традиционного предания земле.

Однако, очень многие из представителей элиты страны, старые большевики и партийные руководители были действительно преданы огню. Правда, их желание в этом случае в расчет совершенно не принималось. Дело в том, что именно в Донской крематорий в 30-х годах привозили тела расстрелянных из числа, как сказали бы сегодня, «VIP-персон».

Узнать больше
Процедура казни и похорон в период репрессий
Несмотря на обилие исследований и сравнительно немалое количество обнародованных архивных документов, сегодня историки могут представить себе процедуру казни и захоронения в период «большого террора» лишь в самых общих чертах.

Особенно плохо обстоит дело с захоронениями. Дело в том, что еще в 1922 году Верховный трибунал ВЦИК издал акт о процедуре захоронения казненных, в котором сказано: «Тело расстрелянного никому выдаче не подлежит, предается [земле] без всяких формальностей и ритуала, в полном одеянии, в коем был расстрелян, на месте приведения приговора или в каком-либо другом пустынном месте, и таким образом, чтобы не было следа могилы…». С тех пор на протяжении всех 30-х годов эти нормы – хоронить тайно и без возможности затем опознать место захоронения – почти не претерпели изменений.

Впрочем, тайное рано или поздно становится явным. Особенно, когда речь идет о захоронении сотен и сотен трупов. Известно, что тела казненных стали направлять сюда, в Донской крематорий по крайней мере с 1936 года. Расстрелы производились в подвальных помещениях тюрем НКВД, после чего тела складывали в кузов грузовика и везли на Донское кладбище. Все происходило ночью.

Грузовик подгоняли к черному входу в крематорий, прямо к дверям, ведущим в подвалы и к печам, как и было предписано «без всяких формальностей и ритуала».

Сохранились отпечатанные на машинке документы – направления на кремацию – «Примите для немедленного захоронения (кремации) столько-то трупов». На обороте расписка, уже от руки – «принято» или «столько-то трупов принял».

Добротные немецкие печи «Топф» (говорят, печи именно этой фирмы впоследствии использовались в Освенциме и в Бухенвальде) за ночь могли принять до нескольких десятков тел.

Что было после, свидетельствует директор крематория Нестеренко: «…После сжигания пепел расстрелянных участников процессов мною лично закапывался в специально отведенном месте во дворе крематория».

Это «специально отведенное место» получило известность под названием «могила невостребованных прахов №1».

В настоящее место над этим захоронением возведен мемориал в память обо всех безвинно пострадавших жертвах репрессий.

Кто похоронен в «могиле невостребованных прахов»
Документов, свидетельствующих о том, чей именно прах покоится на Донском кладбище, на сегодня не найдено. Но поскольку на многих актах о приведении приговоров в исполнение есть отметка о направлении на кремацию, можно с уверенностью предположить, что речь именно о Донском крематории. Ведь других крематориев в Москве в ту пору не было.

Именно таким образом стало известно, что в могиле №1 находится прах маршалов Тухачевского и Блюхера, командармов Уборевича, Примакова, Корка. Здесь же упокоились писатели Ясенский, Бабель, Кольцов, режиссер Мейерхольд, и многие другие. Судя по всему, здесь же было сожжено тело Ежова, и его прах оказался в одной могиле с прахом его жертв.