Легенда северного Урала Вогул Степан Чумпин

В седой тайге, где тишина царит,
Где вековые сосны в небо смотрят,
Вогул жил старый, с именем Степан,
Охотник-травник — звали его люди.

Он знал секреты трав, речной воды,
Лечил больных, давал советы роду.
Охотник-травник сыном был тайги,
Хранил её покой и защищал её природу.

Он с ранним светом в лес уходит,
Но вот куда — никто не знал.
Ни с кем в тайге он не встречался,
Никто его там не видал.

В роду вогулов древний был уклад,
Главой его когда-то был шаман.
Но люди перестали уж ходить к нему,
Им ближе был простой охотник-травник —
Вогул по имени Степан.

Он никому и никогда не отказал,
Будь ты больной иль дитятки твои.
Он всех лечил от хворей, он всем помогал,
Ведь дар природы-матери всегда был с ним.

Искал он счастье своему народу,
Диковинки носил он с Уральских гор не раз:
То самоцветы — от горы хозяйки,
То камни, свет которых радовал наш глаз.

Шаман, лишь чёрной завистью ведомый,
Возненавидел старика Степана
И наговаривать он начал на него,
Что, мол, душа вогула вся полна изъянов.

Что, мол, диковинки, что он для нас несёт,
Берёт с горы, где души предков наших.
Что беспокоит он, кто в мир ушёл иной,
И что не будет счастья нам, как дар принявшим.

Что, мол, хоть он и лечит нас,
Но души детские и племени поганит.
Что надо избавиться от него,
Не то он к злому духу нас заманит.

Народ вогулов лишь смеялся над шаманом.
Он понимал, что время старое уходит, пусть не быстро.
Но все мы знаем: капля камень точит,
И мох горит сырой — была бы искра.

Вогул-охотник, собираясь в дальний путь,
Вглубь неизведанных земель,
Прощаясь с родом-племенем своим,
Не знал, что закрывает жизни своей дверь.

Прошла зима, весна уж на исходе.
Вогул со ставенем своим
Идёт всё дальше по Уралу,
Прошёл гору Косую и Калим.

Седой Урал встречал его как сына,
Что заплутал по жизни не своей.
Но знают даже люди поговорку:
Бывает даже блудный сын милей.

Вогул-охотник дальний путь прошёл,
Чтоб новые места для племени сыскать.
Он повстречал Хозяйку Медных гор
И смог с ней мудрость вечную познать.

«Ну, здравствуй, блудный сын лесов тайги,
Знаток урочищ, кладовых Урала!
Скажи, что ищешь ты здесь среди гор?
Нужда какая или смерть тебя прислала?»

Степан ответил, кланяясь в поклоне:
«Я чту тебя, как мать свою,
И кланяюсь тебе, Хозяйка малахита.
Не скажешь ли ты мне про те места,
Где жизнь и вечность тенью зла сокрыта?»

Хозяйка горы взглянула строго:
«На север, блудный сын, к оврагу,
К реке, что среди гор моих течёт.
Но помни: если ты один хоть сдвинешь камень,
Медведь проснётся, и, как смерть, тебя найдёт».

Леса, тайга, озёра, реки —
Вогул прошёл тяжёлый путь.
И на истоке реки Голой (Кушвы)
Решил охотник отдохнуть.

Глядит, а под горою что-то
Синим пламенем горит.
Вогул-охотник диву дался:
«Неужто кто здесь что хранит?»

Привстав, он подошёл поближе,
Вгляделся: что же видит он?
Как камень синевой играет,
Переливается огонь.

Рука сама тянулась к свету,
Как будто камень его звал.
Он подхватил скалы обломок —
И тут же рёв ужасный услыхал.

Пред ним вставал хозяин леса —
Медведь уральской северной тайги.
Охотник в сердце голос слышал:
«Я смерть твоя Вогул, беги!»

Вогул лишь сделал шаг навстречу,
В глазах огонь заполыхал.
И он почувствовал, как ярость
Идёт навстречу, словно вал.

«О, человек! Как ты посмел тревожить
То, что лежит уж много сотен лет?
Как ты посмел своей рукой коснуться камня?
Тебе держать передо мной ответ!»

Ответ вогула:
«Кто ты такой, чтоб говорить мне
О тех запретах, что, коснувшись лишь рукой,
Я будто в чём-то виноватый,
Ответ держать обязан пред тобой?»

Схлестнулась в битве ярость с силой,
И застонала там земля.
Медведь пошёл на человека —
Его судьба предрешена.

Но ведь природа-мать не зря вогула
С рожденья одарила яростью волков.
И как бы ни был и силён медведь,
Вогул всё время избегал захвата и клыков.

Медведь-хозяин знал людей повадки:
Что, увидав его, они бегут.
А тут обычный человек
Ему пошёл навстречу вдруг.

Тайги хозяин распалялся,
Но человека он не мог схватить.
Лишь только он появится на миг —
И вновь пропал, как словно нить.

Вогул, воздев ладони к небу,
Медведю молвил: «Крепко спи!»
И зверь, что создала природа,
Застыл, как камень, на его пути.

Степан стоял, подняв ладони, не веря, что остался жив.
«За что же он так осерчал?» —
Вогул вопрос себе задал.
«Неужто только лишь за то,
Что камни я его поднял?»

И видно, камни не простые,
Что беспокоили его,
Хозяина лесных угодьев.
Но что мне толку от того?

Однако, присмотревшись к камню,
Старик заметил, что к нему
Вдруг потянулись нож и стрелы —
Все вместе разом. Потому

Степан решил, что эти камни
Народу племени его
Помогут им достойно жить.
Пусть будет радость от того.

Вогул Степан засобирал в дорогу
Совсем нехитрый весь свой скарб,
Но не хотела мать-природа
Охотника домой пускать.

Как будто знала: не вернётся
Любимый сын лесной тайги.
Она дорогу закрывала и путала его шаги.

Но нрав вогула непреклонно
Природы хитрости прошёл.
Она рассыпалась дождём,
Когда до дома он дошёл.

Степан, подняв ладони к небу,
Благодарил природу-мать.
В ответ он только плач услышал,
Что она будет его ждать.

Степан, вернувшись в своё племя,
О камнях рассказал, как те светили ночь:
«Сияют, словно звёзды над землёй,
И могут племени ведь нашему помочь».

Шаман, увидев, что вернулся
Вогул в свой дом родной,
Вновь начал племени вещать,
Что, мол, Степан беду привёл с собой.

«Как год здесь не было вогула,
Шаман сказал, что в мир иной
Ушёл он, и теперь, вернувшись,
Он только зло несёт с собой.

И чтоб очистить нашу землю,
Вогула предадим огню.
Пускай уходит в царство мёртвых —
Не место жить средь нас ему».

Шаман, воззвавший к духам предков,
Людей всех племени собрал
И, страхом накалив народ,
Жестокий начал ритуал.

Костер горит, шаман камлает,
И силы, скрытые в тени,
В сердцах вогулов ярость разжигают,
Людей всех, что на зов пришли.

И словно ночь на них спустилась.
Шаман вдруг замер, его бубен,
Звуки ударов не слышны.
Пламя костра остановилось,
И крик шамана: «Дни вогула сочтены!»

«Послушайте, моё вы племя!
Пора нам вспомнить, кто есть мы!
Кто оскверняет души предков,
Так те должны быть сожжены!»

Народ, опоенный дурманом,
К дому Степана повалил.
Средь ночи, выбив ставни, двери,
Его верёвками скрутил.

Старик-вогул не вырывался,
Лишь камни те в руках держал,
Что сам нашёл на той горе
И думал: людям радость принесёт,
Но у судьбы начертан был иной финал.

В ту ночь луна светила ярко.
Вогул увидел лица тех,
Кому всегда он помогал,
Кто никогда не брал на душу грех.

Но цвет их лиц ему он говорил,
Что люди уж не те, что были раньше.
Как будто дух их злобой окропил,
Дурманом, и они не видят фальши.

На гору племя привело
Степана, старого вогула,
И, привязав его к столбу,
Песню шамана затянула.

Фигура, скрытая одеждой,
Приблизившись, дала указ:
«Разжечь огонь у ног вогула!»
И пламя вспыхнуло тотчас.

Степан не закричал от страха,
Не проклял род и племя тех,
Кто здесь на смерть его привёл.
Он был готов простить их грех.

Когда он пламенем объятый
К природе-матери воззвал,
Чтоб та сняла дурман с людей,
И камень с рук его упал.

И раскололось небо светом,
Заполонил он всё вокруг.
Племя прозрело. Над шаманом
Тянул к ним руки чёрный дух.

Народ застыл, увидев страшный лик
И понял, что стал жертвою дурмана.
Но травника спасти уже никто не мог —
Лишь пламя пожирало его раны.

Шамана мать-природа не простила,
Лишь только одного его.
За то, что отнял у неё он сына,
Так пусть он сгинет, как никто.

С ударом  грома, молния простор разбила,
Ударив в землю подле ног шамана.
То мать-природа не простила
Потерю сына своего, испепелив шамана.

И поклялись с тех пор вогулы
С шаманом дела не иметь.
Они доверились природе,
Не запирая её в клеть.

--------------------

Герой прославленный природой
Сожжён был племенем своим.
Вогула имя на века осталось
И пламя из металла вечно веется над ним.

Гора, что ныне Благодатною зовётся
Когда-то обладал известный род
Вогулы свято верили в то место
Что силу жизни и души оно даёт