Эсэсовец пьёт валерьянку

Застенкам иную изнанку
Трактует кино наших дней,
Эсэсовец пьёт валерьянку
От жалости к жертве своей.

Искусству такому спасибо,
Ты, память моя, не скажи,
Врагу очевидная прибыль
От этой бессовестной лжи.

Дыхнёт аксельрат перегаром:
Подумаешь, дескать, война!
История Бабьего яра
Ему откровенно скучна.

С вершины саженного роста
Он глазом не дрогнув, соврёт:
"Споткнувшись о кочку, Матросов
Собою закрыл пулемёт."

Участник условного боя
И снайпер стрельбы холостой,
Он скажет с ухмылкой, что Зоя
Сарай подпалила пустой.

"И мы на войне не святые,
Попробуй приказ отмени!
А что головешки Хатыни...
Давно уж потухли они".

Дискуссии с ним бесполезны,
Его не проймёшь всё равно,
А я помню, в клубе облезлом
Крутили другое кино.

Метель надрывается воя,
Дощатый скрипит эшафот,
По нервам мальчишеским Зоя
Сквозь стужу босая идёт.

Мальчишкам не вырвать верёвку,
Из цепкой руки палача,
Отныне свой страх поллитровкой
Он будет глушить по ночам.

Рожает в хлеву партизанка
И радуга стынет над ней…
Эсэсовец пьёт валерьянку
От жалости к жертве своей.