Легенда Старого Гамельна

Я привыкла слушать тишину,   
Я прилипла к мокрому окну,    
Что от Вас ни слова, ни полслова, -   
Это данность. Прочитаю снова            
Притчу про детей и Крысолова,          
И луне угрюмой подмигну:         

Летний день был тих и бархатист.
Появился в городе флейтист,
Был наряжен в пёструю одёжу,
В алый бархат, синий шёлк и кожу,
Но при всём, накидка из рогожи, -
А лицом был  весел, светел, чист.

Говорят одни, пришёл он днём,
"Утром", - говорят другие, и при нём
Дудочка была. "Скорее, флейта! -
Из толпы донёсся голос чей-то, -
Она пела, словно канарейка!
Заливалась чистым  соловьём!"

По мосту он Везер перешёл,
Городскую ратушу нашёл.
Обнадёжил городские власти,
Предложив избавить от напасти,
Чтобы улеглись людские страсти, -
Он за этим, якобы, пришёл.

А в Гамельне старом в те года
Приключилась страшная беда:
Злостно расплодились злые крысы!
Утром бургомистр проснулся лысым -
Тварями парик его был сгрызен!
Лишь вилась клочками борода.

Крысы нападали на детей, -
Их не миновали челюстей
Ни запасы мяса, ни пшеницы,
Ни меха шиншиллы и куницы,
Даже сабо старой истопницы -
Всё погрызли крысы всех мастей!

" Золота, сколь сможешь унести!", -
Обещали власти,  и спасти
Странного флейстиста умоляли
Поскорей - от эдакой печали, -
А в уме коварном вычисляли,
Как свои карманы соблюсти.

Заиграл на дудочке своей
Музыкант, всё громче и звончей, -
Надо же! Из улочек соседних,
Из подвалов винных трёхсотлетних,
Из церковных сумрачных наследий,
Появились призраки ночей!

Полчища крысиные теснят
Музыканта, - он идёт назад, -
Пятится, на дудочке играя.
Крысы же, друг друга попирая,
За город стремятся, по закраю
Везера, - и так за рядом ряд.

Постоял флейтист у берега реки,-
Подошли крысиные полки, -
И назад себя легко ступая,
Словно место стае уступая,
Да на флейте сладостно играя,
Замочил свои он сапоги.

И всё глубже, глубже заходя,
Да по грудь в воде уже бредя,   
Всё играл он, радостно и лепо! 
С высоты на них смотрело небо : 
Крысы гибли молча, тихо, слепо, 
Безрассудно в глубину идя.

Час, другой - и не осталось крыс,   
Запоздавших - старый кот загрыз,- 
Справился с двумя почти мгновенно! 
А флейтист легко и дерзновенно,   
Вдруг кивнул ему. Пошёл себе степенно
К ратуше, пригож и белобрыс.

Но когда он к ратуше пришёл,
Никого из знати не нашёл:
Нет ни бургомистра, ни присяжных,
Ни купцов заносчивых, вальяжных,
Ни судей, ни капелланов важных, -
И никто к нему не снизошёл.

Где же деньги, что сулила знать?
Неужель решили запятнать
Вдруг себя неправедным бесчестьем?!
Как клялись со лживым благочестьем!
Сами ж - разбежались по поместьям,
Окорок и студень уминать!

Повторять ли стоит за бабьём,
Как у музыканта вдруг огнём
Полыхнули сумрачные очи?
И, не дожидаясь тёмной ночи,
Он к губам приставил флейту молча,
Заиграв под старым фонарём.

Что же это?! Изо всех домов,
Из дворцов, харчевен, теремов, -
Отовсюду вдруг сбежались дети!
Кто-то в душегрейке и берете,
Кто-то лишь в штанишках и жилете...
Взгляд флейтиста был весьма суров.

Так, играя, он провёл детей
По мосту. И словно соловей,
Заливалась флейта... Дальше, дальше
Уводил он их от зла и фальши,
Растворяясь в солнечном пейзаже, -
И доселе нет о них вестей.

Иоанна с Павлом день святой
Был отмечен страшною чертой:
"Сто и тридцать отпрысков Гамельна
Сгинули бесследно, безраздельно,
В Коппене, за старой винодельней", -
Плачется Гамельн своей бедой.