Шри Ауробиндо. Савитри. Х-IV

Шри Ауробиндо. Савитри. Книга Х. Книга двойственного сумрака.
Песнь IV. Мечта сумрака о земной реальности

Склон медленно спускался вниз; скользил
к все отступающему скату горизонта.
Ушло с неясным сердцем чудо идеала;
и удивление перед полуочерченным величьем
и яркими виденьями прошло:
на уровни пониже мысль спустилась,
с трудом и напряжением
к реальности грубее устремясь.

Сумрак всё плыл, цвета же изменились,
мечту малейшею окутывая густо;
он в воздухе устало оседал;
став тускло-красным, все уже казалось
туманом дня багряным. Осадило
тянущим страшным напряженьем ее сердце;
все тяжелее чувствам от опасной ноши,
в ушах стоял тоскливый громкий гул,
через сияния слепящего обрывки
ловил взгляд нетерпенье нагонящих равнин,
желто-коричневые реки, горы в облаках,
и в минаретах, башнях города,
под бесполезным неизменным небом:
бросили вызов глазу и исчезли.
Массы людей мучительно трудились,
меняясь, группами непрочными, контрастом
служа одетым в мантии мечты
призрачным светлым формам,
в тяжёлом ходе жизни, доверялись
зыбкому окружению они и ждали смерти,
для духа своего подмостков смену.
И грубый шум труда и топот
бронёй покрытой жизни, монотонный гул
дел, мыслей, что всегда одни и те же,
подобно неизменному гуденью
тупой машины, обступили её душу, —
серая недовольная молва как призрак
и стона шумного, и моря без покоя.
Нечеловеческий огромный исполинский голос,
песня строителей колосса Вавилона,
биение моторов, инструментов лязг
несли глубокий тон страдания труда.
Бледными молниями, рвя измученное небо,
сверкали в тучах и неслись как дым
повыброшенный из трубы багряной,
создания в невежестве Ума:
как нарисованные, пролетали части,
фантомы мысли человеческой,
расстроенных надежд,
природы форм, искусства человека,
законов, философий, дисциплин
былых сообществ уже мёртвый дух,
конструкции Титана и червя.
Словно остатки света в забытьи
перед её умом с обвислыми крылами
летели откровенья тусклые
и изреченные слова,
задачу исчерпавшие и силу,
послания богов-миссионеров,
пророков голоса,
религий исчезающих писанья.
Когда-то вечным названное, все
прочь уходило: идеалы и системы,
науки и поэмы, и ремёсла
гибли без устали и возвращались вновь,
нетерпеливо найденные создающей Силой;
то были - грезы на пустом просторе.

Провидцев одиноких голоса
аскетов звали на вершинах гор,
у берегов речных иль из глубин
лесных полян, ища небесный отдых
иль покой духа вне мира,
иль в телах недвижных
как статуи, застывших в трансе
приостановки неусыпной мысли,
Сидели души спящие - и это тоже грёзы.
Что прошлое создало, уничтожило - всё там,
утерянные формы, в забытьи, когда-то жившие,
всё, что сегодня любит
как заново открытое, и все
надежды, что грядущее несёт
уже несбывшимися, взято,
истрачено в усилии напрасном,
из века в век бесплодно повторяясь.
Всё возвращалось снова, потому, что радость
в мУке преследованья есть, радость трудиться,
утрат, побед, радость творить, беречь,
и радость убивать. Как волны
циклы проходили, возвращались вновь,
неся все тот же труд с концом бесплодным,
формы, извечно новые и прежние,
мир сотрясающие революции всегда.
Голос велик-всеразрушающий опять:
через бесплодный труд миров
уничтожающее все могущество
в гигантском отрицаньи страдающего Времени
гнало невежественный марш.
"Взгляни на образы из символического царства,
прочные контуры в нем созидающей мечты,
задач земли великих вдохновленье.
Увидишь как Природа
даёт в итоге прегрешенья существу
всему ошибку и желание, что заставляет жить,
неизлечимую болезнь людей — надежду.

Средь иерархий непреложного порядка -
Природа неизменна - человек
не может измениться: он всегда
её закону мутаций постоянных подчинен;
в новой редакции истории её
в цикле вращенья вечном крутится народ.
Ум человека заперт, он внутри границ:
ум — это человек, над мыслью не влетает.
Если бы смог пределы превзойти,
был бы спасён: он видит, но не может
взойти к своим великим небесам;
и даже окрылён, он на родную землю
обратно падает - пленен в силках ума
и крыльями души бьёт по границам жизни.

В своей молитве тщетно его сердце
взмывает, населяя Пустоту
бесформенную всесиянием Богов.
Затем, разочарован, к этой Пустоте
в небытии её счастливом повернувшись,
просит освобождения, Нирваны
спокойной своих грёз о духе:
В молчаньи затихает Слово,
и имя завершается в Ничто.
Отдельный в толпе смертных, он
призывает Божество неописуемое стать
возлюбленным средь одиночества души
или бросает дух свой в пустоту его объятий.
Или находит копию свою
средь беспристрастности Всеобщего;
недвижимое наделяет своей волей,
гнев и любовь приписывает Вечному, даёт
названий тысячу Невыразимому.
И не надейся призвать Бога вниз.
Как Вечнодлящееся принесешь сюда?
В спешащем Времени нет дома для Него.
В мире Материи напрасно ищешь цель;
Нет цели здесь, а есть лишь воля быть.
В Природе всё идёт так как заведено.
Взгляни на эти формы - неустойчивы и преходящи,
на эти жизни, что стремятся, а затем их нет,
постройки, за которыми нет истины, спасенья
религии, не в состоянии спасти,
лишь исчезают среди душащих объятий
лет многочисленных, из мысли человека
повыброшены, философии,
отвергнутые Временем, что обнажают все проблемы,
но ничего не в состояньи объяснить
с начала времени, науки, всемогущие впустую,
где люди изучают, из чего сделаны солнца,
меняют формы для временных нужд,
летают в небе и плывут по морю,
не понимают — кто они, зачем пришли;
взгляни: формы правления,
архитектуры создал мозг,
где кладкой кирпичей добра и зла
в духе людском возведена стена,
дома, дворцы (что также и — тюрьма),
гниют, пока те царствуют, и рушатся до краха;
на революции - демон ли, пьяный бог
израненное тело человечества трясет
затем, чтоб просто подновить старый фасад;
на эти войны, всю победоносную резню,
безумие разрухи, труд столетий,
легко и просто исчезающий за час,
кровь побеждённых, победителя венец,
носимый там, где люди платят болью,
героя лик на облике сатира,
величье демона с величьем полубога,
слава, шкура звериная и срам;
зачем всё это, труд и грохот,
миг радости в вечной пучине слёз,
стремление, надежда и призыв,
сражение, победа и паденье,
бесцельный путь - его не прекратить,
бессонный труд, бессвязный сон, плач,
пенье, крики, мудрость, праздные слова,
смех человека и ирония богов?

Куда ведёт эта дорога и зачем?
Кто держит карту, намечая каждый шаг?
Иль мир идёт своим путём, и ничего
вообще нет, только Ум, что грезит:
мир — это миф, возникший, чтоб прийти взаправду,
Умом осознающим для себя
придумана и сыграна легенда
на фальши почве Материи в нематериальном мире.
Ум — автор, зритель, исполнитель и подмостки:
Есть только Ум, то, что он думает — то зримо.
Если Ум — всё, оставь надежду на блаженство;
Если Ум — всё, оставь надежду Истину постичь.
Основы Истины коснуться Ум не сможет,
увидеть душу Бога; только лишь
тень его ловит, смех его не слыша,
как будто отвратился от него
к напрасной видимости мира.
Ум — как ткань
из света с тенью, где сплели
неверное и правильное вместе;
Иль Ум — брачный контракт Природы
истины с ложью, радости и боли:
пару в борьбе не развести никак.
Каждая мысль — монета золотая,
ошибка с истиной — её орёл и решка:
стандартная чеканка мозга,
такого сорта вся его валюта.
Не думай Истину живую поселить
иль мир Материи - дом Бога перестроить;
не вхожа Истина туда, где только мысль о ней,
не будет Бог там, где лишь Его имя.
Высшее "Я" коль существует, то оно
нерождено и бестелесно, и никто,
ничье оно. На чём тогда
ты свой счастливый мир построишь?
И ум и жизнь отбрось - тогда
ты станешь совершенным Высшим "Я",
всевидящим присутствием везде.
И если Бог и есть,
он не заботится о мире; он на всё
взирает своим беспристрастным взглядом,
обрёк он все сердца страдать, желать,
неумолимыми законами связал
он жизнь; гласу молитвы он не отвечает.
Пока эпохи трудятся под ним,
вечен, неколебим, им сотворённым не затронут,
как на сиюминутность смотрит среди звёзд
жизнь человека и агонию животных:
мудрей неизмеримо, превосходит твою мысль;
в радости одинокой Он твоей любви не жаждет.
Нет Его истины в мышленьи человека:
если желаешь истины, свой ум
навеки успокой, убей его немым незримым Светом.
Бессмертное блаженство не живёт
под атмосферой человека: как оставит
восторг свой тихий Мать могучая
нетронутым в той узкой хрупкой вазе,
в сердцах, что уязвимы земным горем,
в телах, где властвует безжалостная Смерть?
Вечный закон неизменяем, вечен.
Есть небеса, чьи воротА для горя
закрыты - ищи радость там,
что нету на земле;
иль в полусфере нерушимого, где житель -
Свет, где царь - Восторг,
а Дух — бессмертная основа для всего,
найди там место, Вечности дитя.
Если ты — Дух, Природа — твой наряд,
сбрось свой наряд, стань обнажённым "я",
неизменяемым в его извечной правде,
одна навеки средь безмолвия Единства.
Повернись к Богу, оставляя позади все остальное,
забывая и любовь и Сатьявана,
своё "я" отмени в Его покое.
Душа, в его тихом блаженстве утони.
Смертью достичь Бога высот:
Бог Смерти, Я — ворота..."

Богу-софисту Савитри ответ:
"Сколько ещё ты будешь звать тот Свет,
чтоб ослепить у Истины глаза,
делая Знание - защёлкой у ловушки
невежества, дротиком - слова,
чтобы убить мою живую душу?
Свои блага ты предложи, о Царь,
духу усталому, сердцам,
что раны Времени нести уже не в силах,
пусть кто привязан к телу и уму,
рвут эти узы, летя к белой тишине,
взывая о пещере от игр Бога.
Ты - это Он, блага твои огромны!
Не мне отдых искать
средь бесконечного покоя,
мне, поселившей Матери могучей
неистовую силу, и виденье Ее
к прочтению загадочного мира,
волю в сияньи солнца Мудрости,
безмолвие огня её сердца любви.

Весь этот мир — духовный парадокс,
изобретённый по необходимости в Незримом,
неважный перевод творения,
превосходящего речь и идею, в чувства, символ
не выражаемого в символе,
в язык, неправильно читаемый,
в ошибках, однако же — правдивый.
Его силы пришли с высот извечного, в Пучину
ныряют несознательности и
из несознанья восстают, чтоб делать
свою чудесную работу. Здесь Душа —
как образ Непроявленного, ум,
чтобы Немыслимое мыслить, жизнь -
призвать Бессмертного в рожденье, Тело —
чтоб Беспредельное в предельном поселить.

Мир не закрыт от Истины и Бога.
Напрасно вырыл бездну тьмы ты без моста,
напрасно стену без дверей поставил:
душа пройдёт ведь в Рай через тебя,
солнце небес пройдет через и смерть и ночь;
свет его виден на краю земного бытия.
Мой ум — зажженный факел от вечного солнца,
бессмертного Гостя дыханье - моя жизнь,
дом Вечного - моё смертное тело.
Уж превратился этот факел в луч
негаснущий, дом - перерос
и часть хозяина у дома и владельца.
Зачем вещаешь,
что Истина не сможет никогда
ум человека осветить, блаженство
не сможет сердцем овладеть,
а Бог — спуститься в мир,
который он и создал? Если встало
творенье в пустоте без смысла,
материя из бестелесной Силы родилась,
смогла подняться в простом дереве Жизнь,
её восторг зелёный - в изумруде листьев,
в цветке - смех красоты,
мышленье охватило мозг, душа
из своей тайны через плоть мелькнула,
как Свет неописуемый -
не перейдет и на людей,
силы небесные
не пробудЯтся ото сна Природы?
Как звезды
намёки Истины светящейся встают
средь лунной роскоши Невежества ума;
дверь комнаты чуть-чуть коль приоткрыта,
кто запретит ему поцеловать
спящую душу? Бог уж рядом
и Истина близка: ужель из-за того,
что тело атеиста тьму лишь знает,
Свет должен отрицать мудрец,
провидец — душу?

Не связана я мыслью, чувством, формой;
в великолепьи Бесконечности живу,
с Неописуемым, с Непознаваемым;
Невыразим — он друг моей семьи.
Но, находясь на Вечности краю,
Я поняла, что этот мир — был Он;
Дух духом встретив,
Высшее "Я" - внутренним,
Но полюбила
также и тело Бога моего.
Пошла за ним в его земном обличье.
Свобода одинокая не может
сердце обрадовать,
что стало с каждым сердцем вместе:
стремящегося мира представитель,
Свободу духа моего прошу для всех".

И снова бога Смерти глубочайший крик.
Словно под тяжестью бесплодного закона,
своей бессмысленной упрямой волей угнетен,
Пренебрежительный, усталый, в состраданьи
оставил прежний нетерпимый тон,
похож на голос жизни на её путях,
что вечно трудится и ничего не достигает
(рождение и изменение; смертность сил,
которым служит - на цепи к столбам,
вращаются в круженьи вечной гонки,
всегда спешит их ход и вечно неизменен.
В своей долгой игре с Судьбой,
со случаем и Временем, и зная
о тщетности побед и поражений,
сомнения с невежеством своим
ношу, хотя и кажется,
что знание растёт и ввысь и вширь,
слабеет Ум земли, она надежду
теряет, выглядит усталой, старой,
разочарованной в своей работе). Неужель
всё оказалось лишь ничем, напрасен труд?
Что-то великое родилось, некий свет,
сила какая-то,
в свободе от тисков большого Несознания: оно
возникло из тьмы ночи; оно видит
свои вечно кружащие рассветы,
хотя остаться ни один рассвет не может.

В Голосе божества, летящем далеко - иное;
лик ужаса его явил другую сторону, пустил
к вечности наши бренные усилья, хотя и
сомнения накинул, может ли
такое быть вообще, на грандиозные намёки
о невозможном дне. Великий голос,
нарастая, воззвал:
"Раз уж ты знаешь эту мудрость,
что превосходит формы пелену,
презрение к формам, встань,
освобождённая богами.
Если свободным сохранила ум ты свой
от ярости давленья жизни, можешь стать
всезнающе-спокойной как они.
Неистовая сердца страсть не позволяет,
мятежной Силы буревестник, хочет он
поднять сей мир, сорвать с него Судьбы
разгадки неподвластные скрижали,
Волю непостижимую, Закон, правленье Смерти.
Духи великие, у них много любви,
спешащие творить, в обход запретов Бога,
кто созданы как ты и для того же,
в границы жизни узкие придя
с слишком широким естеством, опережая время,
силе, не ведающей отступленья, поклоняясь,
года тревожные их воля подчиняет.
Мудры-спокойны, молчаливы как великие холмы,
к своим непостижимым высям восходя,
и восседая на незыблемой основе,
не грезят о владениях небес.
Возвышенны и тихи, на вершинах,
на полпути души в подъеме к небесам,
стоят могучие посредники в согласье
звезд революции смотреть:
в покое постоянном находясь,
движимые могуществом земли,
веков движенье видят, оставаясь тем ж.
Мыслят эпохами они, слушают поступь
событий дальних; терпеливы, сохраняют
мудрость опасную свою, держа ее в глубинах,
дабы не погрузились бы в неведомое дни
человека как корабль в пучину,
обхваченный левиафаном. Посмотри,
как все трясется, когда боги слишком близко!
Всё движется, измучено, опасно,
в разрыве, извергаемо. Эпохи
запнулись бы от скорости чрезмерной,
если с небес бы землю поразило,
а знанье неприкрытое разбило
бы эти души неготовые. Сокрыли Божества
силу свою ужасную:
Бог прячет свою мысль.
Спокойна будь, нетороплива
в медленном мудром мире. Ты полна
могущества грозной богини, до которой
взывала ты в лесах туманных на заре.
Не пользуйся силой своей, подобно
душам Титанов диких! Не касайся
основополагающих границ, древних законов,
покой вещей краеугольных сохрани."

Но Савитри ответила ему:
"Что за спокойствие ты превозносишь, о Закон, о Смерть?
Поступь инертную чудовищных энергий,
в цепях в застывшем круге бытия,
бездушных, с взглядом каменным, с мечтами никакими?
Напрасна
Души надежда в неизменности Закона:
ради неведомого-нового спешат
эпохи, наседают с оправданьем в Боге.
Чем были бы века земные, если бы
ограниченья никогда б не нарушались,
великолепия бы не бросались бы вперёд,
взрывая семя тусклое своё,
медленная человека жизнь
не перескакивала бы на новые пути,
роскошные и неожиданные, вдруг
открытые гуманным божеством
в божественных словах? Сердцам и
умам, что чувствуют, тупую неподвижность,
что сковывает неодушевленное -
не надо. Правленье несознательного - лишь
для племен животных, что согласны
под неизменностью ярма существовать;
а человек к пути хозяина стремится,
более благородному.
На твой закон своей живой ногой
я наступаю - рождена прийти в свободу.
Коль я могущественна - моя сила пусть
да станет неприкрытой, станет равным
товарищем вечных могуществ, или же пусть
душа моя в первоначальный сон
вниз упадет, Божественного недостойна.
Требую у Времени я вечность моей воли
и Бога у его мгновений".

Отвечал бог Смерти ей:
"Зачем бессмертной благородной воле
спускаться до мелких работ земли,
путь Вечного забывшей и свободу?
Бороться с узами и времени и смерти,
труд, что бы мог богов достоин, тратить,
терпеть агонию ран, биться, чтоб ловить
простые радости, что сберегаемы землей.
Дитя, богов ты затоптала для того,
кого любила, но освобожденье отвергая,
удерживая от небес восторга душу
его, когда ее позвали снисходительные боги?
Неужели твои руки сладостней палат
у Бога?"

Был ответ:
"Шагаю прямо по дороге я,
что для меня та сильная рука,
что намечает пути наши, прорубила.
Бегу куда велит его сладкий и страшный голос,
Мною правят Всевышнего поводья.
И зачем схему свою миров могучих расчертил,
зачем он создал мою оболочку,
свои желанья поселил во мне,
как не затем, чтоб их достичь,
чтобы цвести во мне, любить,
так щедро образ человека высекая
в мыслях, и широте, в заметных силах?
Небо прихода нашего спокойно может ждать
в своей тиши. Нетрудно было Богу
строительство небес. Земля - трудней задача:
великолепие проблемы, состязания, борьбы,
зловещи маски и ужасны силы;
есть и величие, чтобы творить богов.
Бессмертный и прощаемый всегда
дух не свободен ли от Времени тисков?
Зачем же он спустился вниз, в Пространство смертных?
Дал порученье в человеке духу своему,
издал в Природе указ, сокрытый на вершинах.
Это — свобода царствования души,
в пределах жизни широка, в узах Материи сильна,
что действие рождает из миров,
чтоб мудрость утонченную творить
из пряди грубо брошенной, любовь
и красоту - из ночи и войны,
ставка чудесна и божественна игра.
Какая есть свобода у души -
она не чувствует себя свободной,
коль не откроется совсем, те узы поцелует,
что обвивает Любящий вкруг тел
своих друзей;
в объятьях смятая, его предпочитая тиранию?
Чтоб безграничным сердцем лучше обхватить его,
приняв кольцо ограничений его рук,
в блаженстве под ладонями его
склоняется, смеясь среди его ограничений;
чем больше связана — тем более свободна.
Вот мой ответ твоим соблазнам, Смерть."

Безоговорочный отказ от Бог Смерти:
"Какой могучей бы ты ни была,
каким бы ни было твоё тайное имя
на тайных же советах у богов,
страсть сердца твоего не сможет
разрушить совершенства бастион,
каким отгородили Боги лагерь свой
в Пространстве. Кем бы ни была ты
за своей маской человека, даже если ты
хоть Мать миров,
царствам Случайности бросаешь требование -
Космический Закон не властен твоей воли.
Бог подчиняется Законам, что сам создал:
Закон останется, ты никогда не сможешь
ничто там изменить, а Личность -
все тот же пузырёк в морях Времен.
Высокой Истины предвестник, что должна
прийти, и открыватель более высокого Закона,
аргументируя лишь Силой позади себя,
и опираясь на нее, на Свет,
которого кроме тебя никто не видел,
первых плодов победы Истины ты хочешь.
Что там за Истина и кто ее найдет
среди обманчивости образов у чувств,
среди толпящихся догадок у ума,
средь тёмных двойственностей мира, где
вся неопределённость Мысли проживает?
Ибо где Истина, где слышен ее шаг
в гвалте на рынке Времени, и где
голос её средь тысяч криков, что проходят
чрез мозг, обманывая душу? Или же
это ничто, высокое лишь имя,
слово неясное, но яркое, которым
мысль человека одобряет его выбор,
желанье сердца, одевая знанье
как своё платье; бережно хранимая идея,
выбор средь избранных, среди созданий полусвета
мысли любимица, заполонившая собой
игры ума площадки или спальни сердца
во сне младенческом его лежит?
Подвешено все между "да" и "нет" у Бога,
реальны обе силы, среди них
вторая неверна для каждой первой, два супруга,
звезды в ночи ума, что в разной части неба,
у селезня космического хвост и голова -
разных цветов, одна нога - быстра, вторая - нет,
одно крыло летает, но второе -...,
поддержка и основа мира здесь,
дракон великий сюрреальный в небесах.
В большой опасности должна существовать
та истина высокая твоя
под смертной малостью материи.
Все в мире - истина, при этом и все - ложь:
в шифр вечности уходят мысли, раздуваются дела
до нулевого Времени итога. Человек там -
животное и бог, меньше себя,
при этом в чем-то больше,
животное стремящееся, бог в отставке -
ни зверь ни божество, а человек,
привязанный к труду земному,
что стремится превзойти, взбираясь к высшему.
Объекты - только видимость, никто не знает правды,
идеи - лишь догадки божества.
У Истины в земной груди нет дома;
жизнь без рассудка - как сплетенье грез;
рассудок над неясною пучиной стоит,
со смертными людьми нет вечных истин.
Плоть истины, живущей внутри сердца,
яви иль обрисуй черты ее лица,
чтобы я тоже мог ей поклоняться.
Вот тогда отдам тебе я Сатьявана.
Только здесь -
Закон с железными границами и факты.
Я знаю правду ту, что умер Сатьяван,
и твоя сладость не вернет его обратно,
магическая истина - не может,
и никакая радость сердца
не остается после смерти,
блаженство прошлое не в силах убедить.
Немую пустоту может утешить только Жизнь,
мыслью наполнить времени пустырь.
Оставь же Сатьявана. И живи".

И Женщина могущественной Тени
ответила. Пока она рекла,
смертное растворилось в ней;
Сошел свет на лицо, в глазах - уж дух богини:
"Бог Смерти, тоже — Бог, но всё ж — не Он,
тень на его пути лишь только, будто,
Ночь покидая Ночь и начиная восходящий Путь,
свою прилипшую и бессознательную Силу тянет.
Бога несознающего - ты тёмная глава,
подпись его Невежества, дитя его утробы,
и мрачной и обширной,
бессмертия его шлагбаум...
Все противоположности — лишь стороны у Бога,
многообразность вся — неисчислИм Единый,
несущий множественное на своей груди;
Единственен, непостижим, безличен,
Личности бесконечность, мир свой наблюдая;
Безмолвие от Вечного великую печать несет,
Его свет вдохновляет вечно-Слово;

Он — Неподвижного глубины,
тишина без смерти,
спокойствие без признаков пустое,
белое, отрицающее -
создающим "Я" становится и Всемогущим Богом,
зрит свою волю, исполняемую формами Богов,
Желание, что полусознаванье подстегивает человека, Ночь
упорную невидящую. Противоположность сил,
божественные крайности - стороны тела Бога;
Существование меж двух могучих рук
против ума с пучинами неразрешимой Мысли.
Свет наверху бездонный, снизу - тьма,
в Свете соединяются, но разлучаются Умом,
стоящие лицом к лицу, неразделимы, противоположны
два оппонента для задачи Мира,
два полюса, рождающие Силу Мира.

В Высшего "Я" тайне его, над миром нависая
на двух равных крылах, Он — в одном двое,
он без конца, начала:
Превосходя обоих, входит в Абсолют.

Мистерия по-за пределами ума
ошеломляет смертное невежество;
конечное и изумлённое, оно
не доверяет Бога дерзости, который
быть невообразимым смеет Всем,
и видит, действует
как может только Бесконечность.
Это как преступление пред разумом людей,

Быть существом всегда непознаваемым,
Быть всем, превосходить мистическую целость,
Быть Абсолютом в относительных мирах,
Быть вечным и всезнающим, рождаясь,
Быть Всемогущим, но соревноваться со Случаем, с Судьбой,
Быть Духом, в то же время — Материей и Пустотой,
Быть Беспредельным вне формы с именем границ,
Жить в теле,
также быть единым и всевышним,
животным, человеком, божеством:
Глубокое тихое море, он смеётся
в катящихся волнах; Вселенский - всё,
никто как трансцендентный.
Здесь преступление космическое,
Быть всемогущим, вне зла и добра,
жить, сея добро, участвуя в злом мире,
царствовать огромной сцене сей.

Сопротивление, удача и борьба -
Трудом бесцельным лишь для ограниченного чувства,
Для взгляда, видящего только часть;
поверхностное изучают - не глубины:
Таинственный гибрид бросает вызов взору
или убогость чуда. Все ж,
в самонадеянности Несознанья,
в случайной вдруг невежества ошибке
мелькает план, сокрытый Интеллект.
Полная лени беззаботность
природы — это поза,
Готовящая некий новый шаг,
глубокий результат какой-то новый.
Новые ноты в партитуре побуждений,
новые диссонансы в гармоничной теме
оркестра эволюции большого.
Высшая Истина заставила мир быть;
себя в Материю как в саван завернула,
саван Невежества и Смерти.
Солнца запылать заставила
чрез пустоту Пространства,
знаки в огне её непостижимой Мысли.

В заботе размышления эфира:
из Знанья сотворила скрытый свет,
из Бытия — неведенья немую
субстанцию, Блаженства из -
бесчувственного мира красоту.
В вещах конечных живёт Бесконечный:
в трансе беспомощном Материи он спит,
из своей спящей Пустоты он правит миром;
мечтая, посылает душу, ум и сердце
на землю искалеченными;
разбито целое, через разрозненные точки
работает; там призрачный отсвет -
наше невежество.
Стартуя из немой молчащей массы
в бесчисленных струях, Он формирует существо
из мозга, нерва, чувствующее
сознание из удовольствия и боли.
Масса неясных ощущений; точка чувства
в живых недолго остается, отвечая
жизни ударам, и затем
мертвую форму оставляет, покидая
гигантскую вселенную, в которой
оно жило как неприметный гость.
Душа растёт, сокрыта в своём доме;
великолепие и силу даёт телу;
следует целям в сём бесцельном мире,
даёт значительность в жизни земли без смысла.

Животным-полубогом пришёл человек;
валяется в грязи, взлетает к небу в мыслях;
мечтает, плачет, размышляет и играет,
мелкие страсти утоляет словно зверь;
он книгу жизни взглядом изучает.
Из этой путаницы чувства с интеллектом,
из узких рамок мысли наконец
он пробуждается в духовный ум;
высокое освобождение приходит,
светлые залы: видит мельком вечность,
касаясь бесконечности, встречает
богов в великое и неожиданное время,
знает Вселенную как собственное "я",
Пространство-Время как свою возможность
высОты и глубины бытия слить в свете,
а в пещере сердца
тайно беседует с Создателем. Но это —
касанья, преходяще высоки мгновения;
осколки высшей Истины, что осветили душу,
блик солнца в тихих водах.
Немногие идут на этот высочайший
подъём последний, пробиваясь за пределы
света слепящего над ними,
другого воздуха дыханьн чуя,
получают послания иного бытия,
в его потоке интуиции купаясь.

Есть лучезарные высоты на вершинах
ума, сиянью Бесконечности открыты,
периферия дома Истины, имения Ума,
приподнятые и неизмеримые. И там
способен побывать лишь,
но жить там человек не может.

Космическая Мысль развёртывает там
свои безбрежности; Её осколки здесь —
как философии, бросающие вызов
своей детальной необъятностью,
рисует каждая всеведающую
схему вещей. Но ещё выше
может подняться восходящий свет;
просторы виденья, вечные солнца там,
бессмертного свеченья океаны,
холмы смяющие, атакующие небеса
своими пиками; если жить там,
становится сияньем зренья всё;
пылающая голова способности
ум видеть, Мысль
оставляет за собой свой
кометный длинный хвост;
горит, озарено провидческое сердце,
в отождествленьи чувство загорается.

Полёт восходит к взгляду глубочайшему:
в открытии того родного неба
молнии интуиции сбираются в пучке,
ища все истины из скрытых тайников,
те лезвия огня от абсолюта видящего в духа
убежища, доселе неизвестные, ведут,
осматривают мозга уголки,
палаты сердца сокровенные открыв;
остроконечные пульсации открытий
воздействуют на имени покров,
завесу формы; раздевают донага
тайную душу у всего, что существует.
У мысли - откровенья ясный взгляд;
там Слово, Глас могучий, вдохновляющий,
в покои внутренние Истины уединенья
идет, срывает прочь завесу с Бога, с жизни.
А дальше - продолжение пространства
конечно-беспредельного, империя
Надразума, у Вечности кайма,
земли граничные у Времени -
для входа  души человека слишком велики;
всё собирается под небом золотым:
силы, что строят космос, получают базу
возможностей безбрежных в этом доме;
отсюда строит каждый бог свой мир;
как группы солнц, фалангами идеи
стоят, лучи свои у каждой. Мысль
массой сдавлена, объятой одним взглядом;
Всё Время — одно тело, а Пространство —
единый взгляд: вселенский Божества
взгляд там и рубежи бессмертного Ума:
граница, что соединяет полусферы,
очерчивает труд Богов, отгородив
работу Времени от Вечности. В своем
чудесном царстве света вечного всеправит
Истина наивысшая, в прекрасной той стране
своё безмерное жилище она держит;
из Непроявленного, чтобы никогда
не возвратиться в срок, пока
Неведомое познанным не станет,
увиденным людьми. Поверх простора
сияния космического Взгляда,
над бессловесной мысли тишиной
Бесформенный творец бессмертных форм,
Невыразимая, божественное имя имеющая,
превосходя у Времени Вневременье и время,
в тишине светлой Мать могучая сидит
и на коленях держит вечное Дитя,
дня ожидая, когда он заговорит с Судьбой.
Образ надежды будущего там;
Там солнце, что ждёт темнота,
Там нерушимая гармония;
Противоречья мира, поднимаясь к ней, становятся едины:
Там Истина, в сравнении с которой истины мира - просто лоскутки,
Там Свет, кому мира невежество — завеса,
Что существует Истина, пока
не уберёт ее обратно,
Там — Любовь, которую сердца наши зовут
вниз все раздоры исцелить, Блаженство,
куда устремляются отвергнутые мира горести:
оттуда приходит слава та, что иногда
видна и на земле,
приход Божественного в душу человека,
Мечта и Красота на образе Природы.
Там совершенство, вечностью рождённое,
зовёт то, что во Времени родилось,
истину Бога, изумляющую жизнь у человека,
всепревосходящий формы образ Бога.
Там, в мире вечнодлящегося Света,
В царстве бессмертного Сверхразума -
та Истина, что себя прячет здесь,
неразрешимой кажется ее загадка
рассудку в мире материальных форм,
Живёт разгаданной, с лица сняв маску,
там же Природа высшая, один закон для всех.
Там, в теле, созданном из плоти духа,
пред окнами вечноживущего Огня,
Действие претворяет в жизнь движения души,
и Мысль идет непогрешимо, абсолютно,
Богослужения обрядом непрерывным - жизнь,
как приношение Единому восторга.
Космическое видение зрит все
как бесконечность, но в конечной форме
чрез света трепетания экстаз
Лик Бестелесного приоткрывает,
в мгновенья истине, в душе момента
от Вечности медовое вино
потягивая.

     Дух, что не один, и не бесчисленен,
Единственная мистическая Личность,
в своем же мире бесконечная,
мириады персональностей своих
множит, на все свои тела
печать своей божественности ставит
в каждом из них сидит,
неповторимый и бессмертный.
За каждым повседневным действием стоит,
как фон для действия и сцены, все творенье
держа могуществом и тишиной своей
и изменение — бессмертным равновесьем;
Безвременье выглядывает из хода часов;
и одевает платье речи Невыразимое, где все его слова
сотканы как магические нити, движимы красотой,
и своим блеском вдохновленны,
каждая мысль - на месте предназначенном своем,
в памяти мира занесенные.

Истина Наивысшая, обширна и безлична,
наивернейше обстоятельства и час использует,
субстанция ее —
чистое золото — всегда одна и та же,
Но помещённая в сосуды для использованья духом,
становится кувшином для вина и вазой.
Там всё — явления наивысшего: там Все-Чудесный
из каждого событья творит чудо,
Там Все-Прекрасный — чудо в каждой форме;
Там Все-Блаженный раздает восторг
биенья сердца, там цель чувств - радость небесная.
Там каждый — часть Высшего "Я",
всего, имеющего миллионы мыслей,
и на Единство претендент вне времени,
на сладость множества, на радость различенья,
от близости Единого ярки.

"Но кто способен показать тебе
прекраснейший лик Истины? Слова
могут её лишь затуманить. А для мысли
она — немыслимый восторг,
Для речи — чудо, что невыразимо.
Бог Смерти, если бы ты мог
коснуться высшей Истины, внезапно
ты стал бы мудрым, перестал существовать.
Увидеть если смогут наши души,
постигнуть-полюбить Истину Бога,
сердца охватит бесконечное сиянье,
по Бога образу изменит существо
жизнью божественной земная станет жизнь."

В последний раз Бог Смерти отвечал:
"Высшая Истина тень свою превосходит если,
за Знанием и гор просторами, какой
мост может пересечь ту пропасть,
между собой и миром-сном, что создала она?
Кто может принести ее вниз к людям
и убедить ее пойти
стопами в ранах по грубой земле,
бросив своё великолепие с блаженством,
свой блеск на бледный земной воздух тратя?
В твоих ли силах это, красота смертного тела,
душа, что бьётся, чтобы ускользнуть
из моей сЕти? И тогда кто ты,
явившаяся в форме человека?
Твой голос отзвук бесконечности несет,
и Знание и Истина глаголит
в твоих словах; Свет запредельного в глазах.
Но мощь где, чтобы покорить
Время и Смерть? Где сила Бога,
чтоб неба ценности здесь возвести?
Останется все отблеском пустым,
коль Знанье не приносит власти
мир изменить, если Могущество не с тем
приходит, чтоб дать Истине права.
Не Истина - слепая Сила создала
невежественный этот мир,
слепая Сила, не Истина, тут направляет жизни:
здесь Властью, не не Светом, Боги правят миром;
Власть — рука Бога и печать Судьбы.
О человек, что претендует на бессмертие,
яви ту власть свою и силу духа,
тогда отдам назад тебе я Сатьявана.
Или, раз Мать Могучая с тобой,
яви её лицо, чтобы мог ей поклоняться;
бессмертные глаза пусть взглянут в глаза Смерти,
Пусть Сила нерушимая, коснувшись
грубых вещей, преобразует смерть
земли в бессмертье. Тогда сможет
твой мёртвый жить, к тебе вернуться.
Распростёртая земля,
возможно, взгляд поднимет свой,
почувствуя рядом с собой
тайное тело Бога,
радость и любовь
время летящее охватят."

Без ответа смотрела Савитри на Бога Смерти.
Казалось, в этом образе своем
тьма мира почти уступила свету,
Бог не нуждался больше в ширме Несознанья.
Могущественное преображение сошло на Савитри.
Сияние Бессмертного залило её лицо и поселило блеск свой
в теле её, делая морем света воздух.
В момент апокалипсиса того
та Инкарнация отбросила вуаль.

Фигура маленькая в бесконечности стояла,
казалась домом Вечного, словно центр мира
ее душой стал настоящей, все пространство -
лишь внешним одеянием. Изгиб
надменности спокойной неба,
Ширь её лба была как свод
взгляда Всезнающего, глаза её -
как две звезды, что наблюдали за вселенной.
Власть, что царила на вершине её существа,
Присутствие, живя в лотосе тайны,
Спустились вниз и овладели центром
между её бровей, где восседает
ума Владыка в своём тронном зале;
на троне концентрации по праву
там воцарившись, открывает третий глаз он
у человека - Глаз Незримого, что смотрит
незримое. Когда Свет золотым экстазом
мозг наполняет, мудрость Вечного ведет
его, вечная Воля охватывает волю смертного.
Волнуясь песней в лотосе гортани
Слово бессмертное в ее речи звучит,
души всемирной жизнь звучит шагами,
в гармонии с Мыслью космической идя.

Как входит солнце Бога в ту пещеру,
свет пряча от богов преследующих,
Она скользнула в лотос сердца
И пробудила Силу, что Судьбу меняет.
Сила проникла в лотос живота,
в узком доме природы жизни поселилась,
цветок небесной страсти возрастя
на устремленьях тела, сделала желанье
чистым небесным пламенем, прорвалось
в пещеру, где свернувшись в кольца, спит
Мира Энергия, ударила ее, змееподобную
с тысячью капюшонов, она, засверкав,
поднялась, "Я" Всемирное обняв,
соединив Материи молчание и Духа тишину,
земли безмолвной действия наполнив
Духа энергией. Ждала, чтоб Слово произнесть.
Вечность смотрела в глаза Бога Смерти,
узрела Тьма Всевышнего Реальность.
Стал слышен Голос, что казался тишиной.
Или спокойным тоном бесконечности, когда
она речит молчанью в сердце сна.

"Приветствую тебя, победоносный, всемогущий
 Бог Смерти,Ты — Тьма Бесконечности. О Пустота,
создав место всему, что должно появиться,
о Голод, что вселенную терзает,
холодные останки солнц съедя,
И пожирает целый мир своими огненными челюстями,
энергии о расточитель, что родила звёзды,
о Несознанье с семенами мысли, Неведение, в котором спит Все-Знанье,
медленно проявляясь на его пустой груди, ум маской одевая
в виде блестящего Невежества.
Ты — просто моя тень, мой инструмент. Дала тебе я
твой жуткий образ страха и твой острый меч
ужаса, горя, боли, чтоб заставить душу
 у человека пробиваться к свету
средь быстротечности его дней. Ты -
шпоры ради величия в трудах,
хлыст для стремленья к вечному блаженству,
в бессмертии необходимость. Живи, Смерть, пока
и инструментом будь моим.
Однажды человек познает сердце бездонное твоё
Молчанья, сна задумчивого Ночи,
И послушание могильное Закону
И несгибаемое состраданье
в взгляде твоем. Сейчас же,
Могущество за времени пределами, уйди,
для Силы воплотившейся моей дай путь.
Бога лучистого избавь от черной маски:
свободу душе мира, Сатьявану, дай,
из боли и неведенья тисков освободи, чтоб мог он
хозяином и жизни и судьбы стать,
в жилище Бога делегатом человека,
супругом Света, Мудрости товарищем,
вечной невесте вечным женихом."

Она закончила. Еще неубеждённый
Бог Смерти продолжал сопротивляться,
Хоть понял всё, отказывался понимать,
Хотя увидел, он отказывался видеть.
Непоколебимо  стоял, отстаивая право.
Но склонился дух его, воля подчинилась
закону Его природы, даже для Богов
всеобязательному. Двое здесь лицом к лицу.
Он высился как крепость тьмы; вокруг него
же разрастался её свет, как океан осады.
Пока что Мрак выдерживал, бросая вызов небу:
спереди атакован, сверху он
прижат массой сознательной энергии, терпел
желания божественного тиранию.
Давление невыносимой силы
на голову и грудь;  а свет лизал
как пламя его мысли, пытка в его сердце,
агонией по нервам свет бежал;
и бормотала его тьма, в ее сияньи исчезая.
Слово Её командовало всякой клеткой его тела,
не оставляло места для его огромной воли,
она выталкивалась и вернуться не могла.
Воззвал к Ночи, но та назад упала, содрогаясь,
К Аду воззвал, но тот угрюмо отступил:
Он к Несознанию за помощью, откуда
он был рождён, к своему "я"; оно тянуло
его обратно к безграничной пустоте,
Словно чтоб поглотить себя самим собой:
воззвал к силе своей - но и она отвергла его зов.
Свет поедал его и дух и тело.
Он поражение признал как неизбежность,
крошащуюся форму бросив, оставляя
добычей сделать душу человека мысль,
бессмертный дух заставить смертным быть.
Унёсся вдаль, пристанище нашел
средь Ночи отступающей. В виденьи
сумеречном символического мира
исчезла Тень ужасная вселенская,
сокрывшись в той Пустоте, откуда и пришла.
Словно лишённое своих причин начальных,
и Царство сумерек ушло, стираясь из их душ,

И Сатьяван и Савитри - одни.
Ничто не шевельнулось: между ними
стена прозрачная и молчаливая стояла.
И в этой долгой паузе пустой
никто не мог и двинуться: всё ожидало
неведомой, непостижимой Воли.