А другим ни-че-го...

 
Маша приехала в гости как всегда неожиданно, свалилась, как снег на голову, влетела в прихожую, кинулась к Наде на шею, принялась обниматься.

— Привет, дорогая! Привет! А я мимо ехала, ну, Мишка меня вез. Мишка — это мой новый бойфренд, — быстро пояснила она Наде. Та кивнула. — Смешно, правда? Маша и Миша! — Надя опять кивнула. Смешно. — Ну так вот, он везет меня, а я говорю: «Стой! Тут Надька Баринова живет, забежим, поздравим!» А он стесняется, представляешь! Сто килограммов живого веса, а стесняется. В общем, вот тебе букет, Мишка вчера подарил, мне уже ставить некуда. Да бери!

Маруся сунула подруге в руку хиленький букетик мимозы в прозрачной упаковке. На пол посыпались желтые, как цыплята, кругляши цветов. Такие букетики продавали вчера бабушки на каждом шагу, отдавали за бесценок, лишь бы сбыть с рук.

— Маш… Честно говоря… — начала Надя.

— Ой, да не благодари! Цветы для женщины в наш праздник — это святое! Шубку прими, это мне Мишенька подарил! Хорошая, правда? — Маня ловко скинула с плечиков шубу из искусственного меха, насквозь пропахшую её духами.

— Хорошая, Маш. Только я сейчас…

— Отлично выглядишь, Надежда! Вот всегда ты умеешь себя в порядке содержать. А я… Я уже подтягиваю, да… — сокрушенно вздохнула Маруся, погляделась в зеркало, оттянула кожу у уголков глаз. — Хочу сделать себе «оленьи» глаза. Знаешь, сейчас все делают. Как думаешь, мне пойдет?

— Нет, — отрезала Надя. — Маш, мне некогда сейчас, и говори, пожалуйста, потише, у меня мама спит.

— Вот и я думаю, что не пойдет! — зашептала Маруся. — А мы тихонечко! Я ещё торт принесла. Пойдем, чайком хоть угости! Ну Надь, сто лет же не виделись! Мы быстро. Мама поспит, а мы посидим. Ну пожалуйста, Надь, у тебя всегда такой вкусный чай!

Надежда нахмурилась, посмотрела на часы, потом кивнула.

— Ладно, давай. А то от этой работы с ума можно сойти. Только я прошу тебя, очень тихо! На мысочках, Маш!

Женщины прокрались на кухню, Надя убрала со стола ноутбук, включила чайник.

— Работаешь? Опять эти твои таблички? Отдыхать совершенно не умеешь. Вот торт. Маленький и диетический. Я же, Надюш… — Гостья поглядела на монитор ноутбука, поморгала, пристроилась на стуле у окошка. — Болею я, Надь…

— Что такое? — обернулась Надежда.

— Лишний вес. И вроде же не ем ничего, а потом срываюсь, нервы никуда не годятся! Переживаний столько, что хоть таблетки успокоительные пить начинай.

— А о чем переживаешь–то? — Надежда расставила на столе маленькие десертные тарелочки с розовыми цветками шиповника на белом фоне, разлила заварку в чашечки тонкого фарфора, «праздничные». Те, как светло–голубые кувшинки, сидели на блюдцах с золотыми каёмочками и блестели изящными петельками ручек.

— Да как же не переживать?! Как в сказке про зайца, да? — Маша хихикнула. — Я же до сих пор не замужем, Надя! Сколько мне лет? Ой! — всплеснула она руками. — И не говори! Молчи, грусть, молчи! Я такая несчастная, Надя! Совершенно одна.

— А Миша? — удивилась Наденька.

Маруся явно прибеднялась. Уж у кого, а у неё никогда не было недостатка в мужчинах. До Миши был Олег, до Олега Петя, до Пети…

Надя попыталась вспомнить имя очередного подружкиного ухажера, не смогла и махнула рукой. Какая разница?!..

— Миша… А что Миша? Мишенька только развлекаться приезжает. А замуж не зовет. Я намекала, а он… — Машка вдруг всхлипнула, скривила губы, того гляди, тушь потечет от рыданий. — Он сказал, что лишнее. Лишнее всё это — семья, детки, уют…

— Вот г а д! — кивнула Надя, ловко отрезала кусок торта, плюхнула его Маше на тарелочку. — Хватит или ещё?

— Хватит. А ты на Мишу не ругайся, слышишь! Тебе не понять. У тебя всегда всё хорошо, — с досадой вонзила Маруся вилку в торт. — Твоя жизнь, как по учебнику, — всё распланировано, мчит паровозом вперед. Муж, квартира, вон, работа, скучная, но есть. А у меня что? Институт я же тогда бросила, думала, за дипломата замуж выйду ,какие уж там лекции… А он, ты помнишь, свинтил в свою Болгарию и не вернулся… Профессии нет, чувствую себя совершенно никчемным человеком, Надя…

«С твоими деньгами можно уже три института окончить и пять профессий получить, было бы желание!» — подумала Надя.

— Ой, ладно, чего уж тут говорить, если красота сыграла со мной злую шутку. Цветы в вазу поставила? — переключилась на насущное Маня. — Завянут же!

Надя спохватилась, сунула уже и так едва дышащую мимозу в банку, налила воды.

— А тебе твой Женька не подарил ничего что ли? Не, небось в комнату поставила, да? Двадцать пять роз? Ой, Надька! — махнула Маша рукой, чтобы подруга не отвечала. — Ты просто везучая. Ну бывает, что одним везет, им всё, а нам, простым девчонкам, ни–че–го.

«Простая девчонка» Маша выросла в достатке, родители были на хороших должностях где–то при министерствах, дочку баловали, привозили из–за границы дорогие игрушки и одежду. Когда пришло время поступать в институт, Машу взяли без экзаменов, просто потому, что она дочка своего папы. И сессии она сдавала всегда на «хорошо», как договорились с тем же папой.

Мать Маруси разрешала ей всё, считая, что дочка должна «нагуляться, нарезвиться», а об остальном позаботится глава семейства.

Ещё в матери говорило чувство вины — постоянно в командировках, дочь брошена, обижается… ну как после всего этого её в чем–то ограничивать!..

Обо всём заботился Машин отец, не отлынивал.

Когда Маше захотелось пожить «гражданским браком» с то ли Федей, то ли с Игорем, ей тут же купили квартиру. Родители надеялись на свадьбу, внуков и уютные домашние вечера, а Маша взяла и выгнала то ли Феденьку, то ли Игорька, устроила грандиозный скандал, вытребовала квартиру побольше…

Ну и всё в том же духе. Маша нигде не работала, жила за счет отца, занималась «личной жизнью». Она брошенная маленькая девочка, дайте хоть самой пожить хорошо!

Наде не так повезло. В её существовании всё было просто донельзя. Мама — инженер, отец — проектировщик, квартира на две комнаты, одна — для Нади и родителей, вторая для деда. Тот, фронтовик, вдовец, с годами стал придирчив и капризен. Намучался с ранами и был глух на одно ухо, заставлял Надю читать ему стихи наизусть, но совершенно ничего не слышал и от этого злился. Если Надежда приводила в дом подружек, то они все подвергались дедовой критике — «не так одеты, не так смеются, а чего вообще они смеются?!», не так почтительно кивают ему, не так быстро уходят, а всё шушукаются с Надькой, чтоб её…

Дед умер, когда Надюше было девятнадцать. Ей отдали его комнату, прибили к стене полки, на которые Надя поставила нудные книги по машиностроению и сопромату, у окна разместили стол, и девчонка часами чертила что–то на больших ватманах, потом скручивала чертежи в рулон, прятала в тубус и уносила в институт. Надежда училась на вечернем, днем работала, одевалась не так ярко, как Маша, не знала проблем с уборкой «этих огромных комнат», не умела грациозно сесть в машину очередного парня… Она считала деньги от зарплаты до зарплаты, откладывала, копила, экономила, загадывала на Новый год приземленные желания вроде покупки сапог или пальто.

У Нади много подружек, все любят бывать на её маленькой кухоньке, сидеть, пить чай и болтать о чем–то легком, женском, интересном.

К Марусе же ездить не любили, хотя там и вино, и всегда забитый разносолами холодильник, и интерьеры, как в музее. Но не любили.

Почему? С Машей трудно. Она всегда несчастна, ноет, жалуется, страдальчески вздыхает, крутя золотые кольца на своих тонких, холеных ручках. Она закатывает глаза, если надо открыть консервную банку с оливками, и качает головой, не зная, где на её кухне лежит штопор. Она всегда или «только–только рассталась», или «в поиске», или встретила, но сомневается в том, хорош ли он. Машу нужно утешать, уговаривать, поддерживать и гладить по вздрагивающим плечикам. А кому это понравится?! У всех своих забот полон рот!

Когда Надя тихо, «кулуарно» вышла замуж, Маруся проплакала два дня. Да–да! Целых два дня страданий из–за чужого счастья. Наде опять всё, а ей, Марусе, ни–че–го. И плевать, что Надя потом пять лет, пока копили на кооператив, жила со свекрами в тесной квартирке. И тут даже не дело в родственниках, надежда с Тамарой Максимовной, матерью мужа, сдружилась, но молодым хочется уединения и свободы, а тут за стенкой кашляет Кирилл Григорьевич и поет на кухне «Наш паровоз вперед летит!» Тамара. Маше все это казалось пустяками. И то, что Женька, Надин муж, в один прекрасный момент свалился с пневмонией, и никакие лекарства не помогали, для Маши тоже показалось ерундой. «И чего ты плачешь?! Да вылечат его, не в каменном веке живем!» — утешала она Надю, пила чай на её уютной кухоньке, отправляла в рот «орешки» со сгущенкой и жалела себя. Потом, как и предсказала Маруся, всё обошлось, Женю выписали, но что–то там было с легкими, Надиному мужу даже хотели дать инвалидность.

— Вот это да! И привилегии у вас будут, и санатории! — взметались вверх Машины бровки. — Ну надо же так устроиться!

Надя тогда выставила её за дверь, года три они не общались, потом встретились на улице, как будто помирились.

И вот теперь Машенька пришла, «забежала на минутку», тянущуюся уже добрых полчаса, чтобы навестить свою везучую подругу.

— Женя в командировке, он потом подарит… — пожала плечами Надя.

— Ага, понятно… Ну привет ему передавай. А я вот тут подумала, что всем женщинам надо цветы дарить в зависимости от их «счастливости». Чем несчастней, тем больше букет. Прямо выставить весной на улице перед метро огромные чаны с цветами, набрать откуда–нибудь мужчин, например, пожарных, они такие симпотные, и пусть дарят.

— А пожары? — поинтересовалась Надя.

— Что пожары?

— Тушить кто будет?

— Ой, я тебя умоляю! Среди пожарных тоже не все красавцы, вот хороших отобрать, а квазимодо пусть работают. Не перебивай, Надя, у меня теория разрабатывается! Так вот, выходит из метро женщина. Если она несчастная, понурая, устала, заботы заели, проблемы сплошные, парикмахер руку сломала, творога с нулевой жирностью нет, ноготь сломался, и колготки со «стрелкой», то такой сразу сто одну розу в руки. Нате вам! И она сразу засияет, вот увидишь. Насаждать надо радость, Надька! А если так себе дамочка идет, на вид ничего, бодренькая, пусть и глаза, как у сенбернара, то значит, не приперло, значит, тянет ещё, и мир для неё играет разными красками. Таким помельче чего выбрать надо, не разбазариваться. Ну, тюльпанчики или мимозу эту. Мне, честно говоря, она не нравится, противный цвет, да и запах тоже. И…

— Ты поэтому мне её отдала? — улыбнулась Надя, налила им ещё чаю.

— Ой… Ой, нет! Что ты! Я же знаю, что ты любишь, вот и принесла! Ну а что розы, пионы, лилии… Банально. Мимоза на Женский день — это традиция. А я, Надя, люблю всё традиционное, понимаешь?

— То есть несчастная — она и с лица должна быть такая? — уточнила Надежда. — Но есть те, кто свои заботы и трудности другим не показывает. Разве нет?

— Нет. Надька, вот возьмем тебя! Ты всегда улыбаешься, всегда такая… Ну, уютная что ли. Значит, всё у тебя хорошо. Понимаешь?

Надя понимала. Она не гнала Машку только потому, что на неё было интересно смотреть, наблюдать, как за диковинным зверьком, слушать, не вникая в то, что она лепечет, кивать иногда и охать. Надя устала, замоталась, у неё на руках свекровь, которая обварила себе спину и теперь нужно делать перевязки, сын в училище за тридевять земель, тоже никаких нервов не хватит, чтобы не нервничать… Но Надя старалась, улыбалась, была «уютной». И ей нужна передышка, развлечение, цирковой номер, пусть это будет Маша. Плохо? Нечестно и гадко так поступать с подругой? Да. Но Машка сама не просто так заявлялась, и шубку продемонстрировала, и сапоги — «последний писк», и платье дизайнерское, с пайетками. И из окошка нарочито долго махала стоящему во дворе мужику. Тот помахал в ответ, закурил, отвернулся, проведя рукой по блестящему капоту своего «Мерса». Маша удостоверилась, что Надежда всё это заметила, и теперь, довольная, жаловалась на судьбу. Это игра, в которую принято играть двоим. Ну и хорошо, Надюшка не против.

— Вот всё же везучая ты, Надька! — опять запела Маруся. — И морщин совсем нет, и волосы густые. Богом целованная. А Женька твой — жмот. Мог бы доставку организовать, сейчас цветы, куда хочешь, привезут. Вот мой Мишенька с утра преподнес букет роз, такие, знаешь, алые, о любви кричащие, потом лилии ещё, дальше эти… Ну как их… На ромашки—переростки похожи…

— Герберы что ли? — подсказала Надя, посмотрела на часы. Скоро проснется Тамара Максимовна…

— Точно. А я зову их ромашки–мутанты. Ну вот их. И что–то ещё… Что же? — Маша вопросительно поглядела на Надю, та пожала плечами. — Ах да! Опять розы, только бледно—желтые.

— Чайные, — опять подсказала Надя.

— Ой, да я не разбираюсь. Я в ведро кинула, пусть стоят, потом выброшу, когда Мишка уедет. Зачем мне всё это, если замуж не зовут… — Маруся всхлипнула, закусила губу. — Надюш, а у тебя выпить нет?

Надежда отрицательно покачала головой.

— Счастливая ты… Вот таким, — вдруг зло сказала Маша, — я бы вообще запретила цветы продавать! Зачем вам, у вас и так всё «пучком»! У вас всё на блюдечке с каёмочкой, и никаких нервов, слез этих в подушку, диет и мучений! У вас же всё просто — женитесь, детей рожаете, летом дача, зимой лыжи, огурцы в банках на полке, елка пластмассовая в коробке, и ничего ж вам не надо — живете и живете, а страсть, чтоб в голове бухало, чтобы по жилам не кровь, а лава текла, чтобы… Ай, да что там говорить, вам это и не надо. И праздники вам не нужны, понятно?! Зачем, если вы и так всегда «на позитиве», а цветы «потом, после командировки»?! Вам не надо переживать, с кем «встретить» или «проводить», изощряться, чтобы понравиться, угодить, удержать. Вам всё само в руки идёт! И отдай мне мою мимозу, Надька! Не для тебя она цветёт!

Маша вскочила, сгребла свой хиленький букетик, тряхнула им.

— А мне вот это?! И ждать — придет или не придет, позвонит или нет?! И фасад штукатурить, и везде все подтягивать?! А у вас, таких вот Богом целованных, и проблем никаких нет. Затащили мужичка в ЗАГС, родили ему ребенка, готовите эти ваши отвратительные котлеты, прикармливаете, и довольны.

— Так перенимай, прикармливай! Ты торт ещё будешь, или тебе остатки завернуть? Маш, я тебе очень сочувствую и надеюсь, что всё в твоей жизни наладится, но больше уделить тебе времени на могу, мама скоро проснется… На, возьми под цветы пакетик, капают же! — Надежда протянула гостье прозрачный пакет–маечку.

Маруся посмотрела на него и расхохоталась.

— Потише, Маш, я прошу! — прошептала Надя.

— Да что потише?! Пакетик она мне сует! Интеллигенция! Ты мне ещё газетку дай. Маму к себе пристроила, чтобы она твою квартиру вылизывала, а ты пока на работе чаи пить будешь? ХитрО! А вот моя мама так бы не согласилась, она меня вообще знать не хочет. Да ну тебя, Надька! Зря я к тебе зашла, всё настроение испортилось. Бывай, подруга! И да точно, таким, как ты, я бы вообще цветы запретила дарить. Излишне это!

Маруся быстро обулась, набросила шубку на плечи, схватила клатч, споткнулась о коврик, чуть не упала, выругалась и ушла, хлопнув дверью.

В лифте она внимательно осмотрела себя, повернулась к зеркалу, подкрасила губы. Ничего, ничего! Пусть Надьке сейчас везет, но не всё коту Масленица! Маша тоже составит своё счастье, вот увидите! Просто она не разменивается на ерунду, и у неё дома стоит огромный букет алых роз, верный символ любви!

— Ну чё так долго, мне надоело уже тебя ждать! — гаркнул Миша.

— Не ори, мог бы и дверь открыть! — буркнула Маруся, уселась в машину.

— Сама откроешь, не безрукая! Как там эта твоя? Ну Надя или как там её? — Михаил скосил глаза на Машино декольте, крякнул.

— Как обычно, влачит существование. Погоди, Женька что ли её идет?! — Маша уставилась в лобовое стекло.

По тротуару шел мужчина, одной рукой он катил за собой чемодан, во второй нёс аккуратный, укутанный в нежно–розовую «паутинку» букетик тюльпанов. Надя любит крупные, сиреневого цвета, со соцветиями–свечками. Под них Женина мама отдала Надюше вазочку, настоящий хрусталь, на солнце сверкает, как самоцвет.

— Не заслужила она такого мужика. И букет не заслужила! Поехали! Ресторан нас ждать не будет! — Маруся щелкнула ремнем безопасности, пнула кулачком крышку бардачка. Та клацнула, отвалилась.

— Эй! Ты чего ломаешь?! Щас как вылетишь отсюда! — Миша выругался, стал прилаживать крышку, но та на место вставать не хотела, упрямилась.

— Что значит вылечу? — замерев, шепотом спросила Маша.

— А вот так! Поехали, Маня, устал я, в ресторан не хочу, к тебе поедем, будешь мне восточные танцы танцевать. Цыц, я сказал! А то денег не дам больше.

Маруся насупилась, отвернулась к окошку. Ну как же так — Надьке всё, а ей, Маше, ничего?!..

Женя тихо открыл дверь, вкатил чемодан, пристроил букет на тумбочку, принялся разуваться.

— Привет! — Надя вышла из комнаты с бинтами в руках, улыбнулась. Евгений заметил, что грустная, устала... — Мама проснулась, мы сейчас всё обработаем, я быстро… — зашептала она.

— Я сам. Надь, это тебе, с праздником! Ой, Надька, как я скучал! Ты у меня ж самая–самая! И букет тебе привез, вот! — Женя протянул супруге тюльпаны, покряхтел, встал на одно колено. — Если бы ты не была моей женой, я бы опять сделал тебе предложение!

— Я согласна! — рассмеялась Надя. — Спасибо…

Она взяла букет, зарылась в него лицом.

— А тут Маша приезжала, — сообщила она супругу, — сказала, что таким, как я, букеты вообще дарить нельзя, у меня и так всё есть.

Женя замер, пожал плечами.

— Ты знаешь, а она права! Ну их, эти тюльпаны! — кивнул он вдруг, хотел забрать букет обратно, но не успел. Надя слишком хорошо целовалась…

— Ну что вы, как подростки, ей–богу! — раздался женский голос из комнаты. — Надюш, давай, я сама забинтую что ли, а ты мужа встречай.

— Нет, что вы, Тамара Максимовна! Я уже иду! — Надя оторвалась от мужа, вздохнула и пошла ухаживать за свекровью. Раны заживали тяжело, слишком медленно… Ну ничего! Будет ещё и у Тамары Максимовны настоящий праздник, приедет её внук, Никита, они все вместе пойдут гулять в парк, потом посидят в кафе и покатаются на теплоходе.

— А на Воробьевы горы посмотрим, Надюш? — чуть по–детски кривя губы, как будто вот–вот расплачется, спрашивает Тамара Максимовна. Ей надоело, что всё болит, что нельзя надеть красивое платье… Но каждое утро она накладывает макияж, надевает сережки и улыбается. Наде это тоже важно, ей нужна поддержка. — Очень хочется посмотреть…

— И их посмотрим! И дальше поплывем! — гладит её, как маленькую, по спине Надя.

И да, она, Надежда, намного счастливее Маши. У неё всё есть — семья, любовь, дом, в который хочется вернуться. У неё есть сын, который, каждый раз, приезжая домой из училища, говорит Наде, что она самая лучшая женщина на свете.

— Я никогда не женюсь, мама! — говорит он.

— Это почему же?! — всплескивает Надежда руками.

— Потому что никогда не найду такую же, как ты… — вздыхает Никита.

— Ты найдешь лучше, сынок! Намного лучше. Для каждого человека на земле создана половинка, надо просто её разглядеть. И для тебя она уже есть.

Никита пожимает плечами. Хорошо, если так.

А Надя улыбается. У неё, как и у всех, бывают трудные, ужасные, чёрные дни, но их надо гнать от себя, побеждать хорошим настроением. Трудно, но без этого никуда!..

… Маруся сама выгнала Михаила тем же вечером, запустила ему вслед огромным букетом. Тот теперь, алый, с разлетевшимися лепестками, валялся на лестнице, как Машино вырванное сердце.

— Мария, что же вы такой красотой кидаетесь?! — поинтересовалась соседка.

— Не нужна мне эта красота, понятно вам? Хотите? Забирайте себе, — огрызнулась Маша.

— А, знаешь, заберу! — с готовностью подобрала букет тетя Ира. — Мань, иди ко мне, я пирог испекла. Чего реветь–то одной…

Маша пошла, ела пирог с яблочным повидлом, сопела и хлюпала носом.

— Вот почему так, теть Ир? Одним всё, а другим… — спросила она.

— Ой, и сама не знаю, Машуль. Одним и деньги, и шубы, и работать не надо, и грудь пятого размера, а хочешь, и шестого, и мозгов в голове нет, а другим — жизнь жить… Не сбалансировано всё как–то, Маш, не гармонично. Ну ничего, будет и на твоей улице праздник. Поедем с тобой летом к нам в деревню, сделаем из тебя человека! Там и коровы, и свинки у нас, поросятки вооот такусенькие, и щетинка у них смешная. А гуси — просто красавцы! Всё, решено, скажу, чтобы тебе нашли работенку по душе! Ты пирог–то бери ещё, не стесняйся!..

Ночью Марусе снились коровы, обросшие щетиной поросята и гуси на страусиных ногах. Все они бежали за Маней, а она таращилась на них своими «оленьими» глазами, крутила головой вокруг себя, как сова, а потом оказалась у метро, там стояли чаны с цветами и пожарные, которые протягивали букеты всем, кроме неё. «Таким не надо! У них и так всё есть!» — говорили они и отталкивали Машины руки. А у неё ж ничего нет! Ничего. Только тетя Ира и её коровы в деревне...

Благодарю Вас за внимание, Дорогие Читатели! До новых встреч на канале "Зюзинские истории".