malady

открыта фамильярность резать по живью, вгоняя костлявые наточенные окончания в грудную клеть и копошится старушечьими руками, ища ведунью нить, что шепчет преобразованию куда ногой занесть когда стремленья глаза вырвав, душа бежит вперёд и ввысь, на это безрассудство, взблеснув слепым оскалом липнет горечь вязкая, как смоль, раскалённая огнем, пожирающим изрубленное тело с цикличностью остановившихся кругов жизнеписания в разрезе, полно!, нутром прогнившим и дряхлостью ветшалой, слюньми и ядом брызжа, желая вспрыснуть, запустив заразу, округляет костлявый Колизей ржавелый, влипнуть, оторвав глоток, испить нектара медоносной трели, разобщить невидимое покрывало с анатомическим плато, взбесилось, схватив запястия в кольцо с огромной силой прирасталось будоража не лицо, гримасою покрывшись ужаса, трепалось тряпичностью ветшалой орущему в потоке ураганном, со сшитым ротом молитвенная песнь, корежилось под десятичными клинками заточенной кости изнеможенное и неприкрытое от срама нагое мясо, перерезались струны драгоценности присущей, подергиваясь, веко шевелило буквы в сознании пролётом, как жемчуга на нити шелкового переплетения отыгрывая невнятность переперченных пороховою слизью губ усопших, бредилось и леденелось, осыпая градом пота, казалось бы, последнее, сошло, но пробивались звуки выстроенные в рать несчётну перелива пурпур, пускай несмело, дотошным заклиналось хрипом отпущением проснуться и воспрять, забыв о бренном месте в мира карте, не сдавалось, остервенелостью терзалось, ковыряя, насквозь, боле, чем ближе пробуждение душой вторгалось водрузившись щ'итом, несопоставимая проистекала битва, уничтожения потерь претерпевавших нагостью протягшись в застывшее на циферблате время, наливалось вестью со спускающейся негой распускаясь в члены беспрестанно