Память Хатыни

Трубы печные над полем застыли,
звоном печали и боли скорбя.
Страшной трагедией,
горькою былью
стонет Хатыни святая земля.
Трубы, как стелы, над полем застыли.

Мартовским утром хаты топили,
бульба духмяно в печи истомилась.
Через леса и болота к Хатыни
ехало, двигалось горе, катилось.
Мартовским утром хаты топили.

Утро взорвала стрельба автоматов,
немцы прикладами двери ломали.
- Schnell, schnell, - гремело
от хаты до хаты,
матери сонных детишек хватали.
Утро взорвала стрельба автоматов.

Полуодетых сгоняли к сараю,
плакали дети, и хаты пылали.
Лес отряхнулся вороньею стаей,
в хлеве надрывно коровы мычали.
Полуодетых сгоняли к сараю.

В тесном сарае горит потолок,
дети и матери, деды и внуки.
В пламени жарком — чёрные руки,
чёрного дыма последний глоток.
В тесном сарае горит потолок...

Стоят три берёзы на пьедестале,
здесь бы четвёртой шуметь и расти.
Нет её... Вечное пламя в провале,
память святой белорусской земли.
Стоят три берёзы на пьедестале.
   
   1986 г., дополнено — 2025 г.
(ремастеринг стихотворения)