Наследство. Рассказ

Тётя Настя с недовольным видом крутилась у замызганной газовой плиты, доваривая гречневый суп на жидком курином бульоне. Племяш, Валерий Павлович, нервно курил у открытой кухонной форточки. Тёте Насте давно за семьдесят, а сколько ей лет точно – племяш не знал. Он даже не интересовался этим никогда. А с тех пор, как четверть века назад уехал в Питер, там обосновался, женился, завёл детей, получил престижную должность на государевой службе - о тётке и не вспоминал. Это она о себе напомнила – через питерских друзей дальних родственников отыскав в социальных сетях аккаунт Валерия и сообщив, что отец его, Иванов Павел Иванович, после продолжительной болезни скончался, оставив наследство – добротный дом с высокой мансардой на далёкой окраине города.
-  М-да-а, - промычал недовольный Валерий. – Приехал вот… Только деньги зря прокатал.
- Да ты что такое говоришь, дурачок? Как это зря? На могилу отца хоть сходишь, - пролепетала, цокая языком, тётя Настя. – Да и полдома, извини, тоже денег стоят. Знаешь, сколько у нас сейчас беженцев без жилья скитается – и из Рубежного, из Попасной, из Лисичанска, из Донецка даже  есть. Они бы одной комнате рады были, а тут полдома, да с мансардой.
- Тёть, Насть, ты дурачком-то меня не называй, - злобно покашливая и поправляя сбившуюся на лоб слегка поседевшую чёлку, перебил Валерий. – Я ж уже не в том возрасте, да и должность у меня, знаешь какая…
- Да до лампочки мне твоя должность, - прикрикнула тётя Настя. – И знать её не хочу. До-олжность у него, видите ли. А ума так и не добавилось – куришь, вон, прямо в квартире. Хоть бы в подъезд вышел.
- Ой, тёть Насть, оставь своё брюзжанье, не до этикета сейчас, - махнул рукой племяш.- Я не могу понять, что это отцу в башку ударило, что он наследство на двоих разделил? Ну, кто она такая, эта Лариса Афанасьева? Кто, скажи?
- Хм-м, интересно…- держа в руке ложку со стекающим с неё бульоном, подбоченилась тётя Настя. – А ты кем для отца был, не скажешь мне? Ну, развелись они с твоей матерью. Ладно, Бог рассудит, кто из них там виноватый больше, а кто меньше. Я, ты знаешь, в этом деле не участник, не мне судить. Да, приняла я Пашку к себе, пока он дом строить не начал. В чём моя вина, что ты и с отцом перестал общаться, и со мной? А? Я-то перед тобой в чём провинилась, не скажешь мне, уважаемый Валерий Павлович? Мог бы уже за столько лет мудрости набраться и снизойти с высоты должности твоей.
- Я, тёть, Насть, всё-таки сын, а не как эта…
- Какая эта? Ты, милок, Ларису-то не тронь! А то как дам сейчас ложкой по лбу, ты меня знаешь! Сын он. Вспомнил, когда отца не стало. И когда наследством запахло.
- Да и он, согласись,  не сильно тянулся ко мне.
- А оба хороши! Два овна с рогами. Но я тебе так скажу: Пашка, отец твой, всю жизнь любил тебя. Ну, не сложилось у них с твоей матерью. Да у него и потом ещё с двумя женщинами не складывалось. Сложный у него характер был, тут ничего против не скажешь.  Но за тебя он всегда вспоминал, хоть ты и далеко был. А как контакт наладить - не соображал Пашка. Простой он человек, работяга. Шахтёр, одним словом. Институтов не кончал, психологий не изучал. А как заболел, так Лариса ему и стала опорой и подмогой. Я к нему уже туда, на край света не наезжусь, чтоб суп сварить, да постирать. У меня у самой здоровья нет, и муж тоже с одним лёгким одной ногой в гробу. А Лариса от этого, от собеса, к отцу твоему стала приходить. Соцработник она.  А ты бы мог хоть раз за столько лет хоть весточку о себе дать. Ты даже на похороны не приехал. Эх, Валерка…
- Да я что, виноват, что в это время как раз в Тайланде с семьёй отдыхал? Не знал я.
- В Тайланде-е, эх…Отдыхал он. Уморился от трудов своих… Не нашла бы я тебя, ты бы и не приехал никогда.
Валерий небрежно потушил дотлевшую сигарету в цветочном горшке и присел за накрытый пропитанной жиром скатертью стол. Брезгливо подвернул скатерть, поставил локти на столешницу, посмотрел, прищурившись, на свою вредничающую сгорбленную тётку. 
- Может, и твоя правда, - согласился он, даже не задумываясь,  какую именно правду имеет в виду. -  Злой я был на отца. Всю жизнь. А сейчас так вообще взбешён. Ну, как это так – какая-то нищенка и получит половину дома? Ни за что! Она ведь от соцзащиты зарплату получала, между прочим, неплохую, я это точно знаю.
- Зарплату она за другое получала, а за то, что задницу мыла, да каши варила твоему отцу, ей не доплачивали. И собаку с кошкой кормила, и огород копала, и сад обрезала, и дом прибирала, а этого в должностных инструкциях не значится, - недовольно поправила племяша тётя Настя; она уже доварила суп, и искала в подвесном шкафу тарелку поновей – для Валерия Павловича.- Пашка сам её просил о помощи, чтоб ты знал. А кого ему просить? Соседи поздоровей повыезжали, как война началась в четырнадцатом,  пол-улицы домов пустых. Да и кому он нужен был, уже неходячий? Соседям? Там и без него старики одни, кто с ходунками, кто на костылях. Вот Лариса и нашлась. Ты радуйся, что отец про тебя не забыл, когда завещание составлял. Он в больнице, между прочим, его подписывал, а Лариса ухаживала за ним.
- Ага, радость великая! – саркастически искривил лицо Валерий. – И как ты себе это видишь – делить с какой-то сиделкой, горшкомойкой, по праву принадлежащий мне дом?
- Это по какому-такому праву, скажи-ка на милость? – хлопнула ладонью по столу тётка.
- По праву очерёдности наследуемого. Первые в очереди на наследство всегда дети стоят. А не бомжи с улицы…
- Да видела я Ларису, приличная женщина молодая. И отцу она до души была.
- А ему все бабы помоложе до души. Он ведь и от нас ушёл к молодухе.
- Не от вас, а от матери твоей. Значит, не нашла, чем удержать. Ты думаешь, мой муж на сторону не заруливал? Ещё как! Ничего, побесилась, проглотила, да, считай, новую жисть начала с ним. И до сих пор вместе. Ничего…
- Я, тёть Насть, даже не представляю себе, как я смогу спокойно в глаза этой твари смотреть, когда завтра у нотариуса оглашать завещание будут. А без неё, оказывается, никак, закон такой.
- Ты за язычком-то своим следи, племяш, - грозно сдвинув брови, прорычала тётка. – Не за что Ларису оскорблять. А что так твой отец решил, так то его воля. Он этот дом сам строил, от фундамента до дымохода, никто ни копеечки не дал, никто гвоздик не вбил. И тебе деньги на содержание не забывал слать, пока ты рос. Так что ты не очень-то…
*
Утром на своей новенькой «Тойоте» Валерий Павлович Иванов прибыл в нотариальную контору на слушание оглашения завещания отца. В длинном коридоре с высокими потолками пытался угадать, кто из посетителей женского пола является той самой Ларисой Афанасьевой, беспардонно вторгшейся в его наследство. Валерий был человеком категоричным, не терпел, когда что-то в жизни происходит не по его нраву. А уж на работе – и подавно – не каждый соискатель должности мог выдержать назначаемый руководителем управления Ивановым испытательный срок. При этом Валерий Павлович искренне гордился непрекращающейся текучестью кадров в управлении, и считал это признаком    качественного менеджмента.
В личной жизни у Валерия всё складывалось примерно так, как и на работе, с одной лишь разницей – текучести жён не наблюдалось. Просто жена Света сразу осознала своё место в сложной системе координат Иванова. Сначала было тяжело наступать на горло собственной песне, а потом привыкла, и даже нашла в тоталитаризме Валерия многие преимущества. Если муж говорил: «Будет так, и никак иначе», Светлана охотно соглашалась, но и всю ответственность за принятие любых решений возлагала на него. Тяни, милый, не надорвись. И Валерий Павлович тянул, ни в чём никому не давал поблажек, в том числе и себе.
Всю ночь перед посещением нотариальной конторы он мысленно представлял лицо своей обидчицы. Перебирал в голове самые оскорбительные эпитеты, которыми он собирался её наградить при встрече. «Не-ет, я этого так не оставлю, - накручивал себя Иванов. – Не собираюсь с какой-то нищебродкой делить дом. Оспорю в суде, юристы есть, помогут. Если каждая побирушка будет у меня на пути стоять, то недолог час, сам по миру пойду. Не бывать тому! Я с ней поговорю. Так поговорю, что жить не захочется!»
*
Вслед за Ивановым в узкую дверь кабинета нотариуса неловко протиснулась невысокая хрупкая женщина, одетая в строгую чёрного цвета юбку до колена и белый батник, украшенный позолоченным кулоном. Как ни наблюдал за ней Валерий в коридоре, но так и не смог уловить в её взгляде ни волнения, ни боязни, ни безразличия. А именно так, по мнению Иванова, и должна была себя чувствовать Лариса Афанасьева. «Обознался, ошибся. Так вот, оказывается, какая ты, Афанасьева», - подумал Валерий.
  Оглашения нотариуса он почти не слышал, его мысли были заняты составлением речи, которую он готовился сказать Ларисе. Это была речь уничтожителя, завоевателя, урагана, ворвавшегося  всей своей разрушительной мощью в этот никчемный городишко, значившийся в паспорте Валерия Павловича в качестве места рождения.  Иванов внутренне ликовал – никому в жизни, даже себе он бы не пожелал услышать в свой адрес то, что он готовил сказать Ларисе Афанасьевой. Осталось теперь дождаться нужного момента – разговора наедине. А он обязательно случится, ведь им теперь друг от друга никак не уйти, не разойтись сторонками – дом-то один, а владельцев двое. А такого, по жизненным установкам Иванова, быть не должно.
Нотариус закончил, протянул бумаги на подпись Иванову и Афанасьевой. Валерий Павлович надел очки, и начал внимательно в некотором смысле демонстративно вчитываться в каждое слово, пытаясь найти в нём какой-то подвох или ошибку, но мозг отказывался воспринимать любую информацию, поступающую извне. Он был одержим грядущей беседой с обидчицей. Голова гудела, в висках стучал метроном, сердце неистово рвало грудную клетку. Устав от бесплодного чтения документа, Иванов молча подписал его, получил копию на руки и быстрыми шагами вышел в коридор. Вслед за ним последовала и Лариса.
- Валерий Павлович, - позвала она тихим приятным голосом, Иванов остановился и оглянулся. – Наверное, вы очень злитесь на меня. Но не нужно этого делать, пожалуйста. Я не претендую ни на что, клянусь вам. Я уже консультировалась у юриста, но оказывается перезавещать завещание нельзя. Я могу только оформить наследуемую половину и подарить её вам. Скажите мне, как это сделать. И я сделаю. Мне просто никогда не приходилось…
Иванов оторопел. Услышать подобное он никак не ожидал. Нет, он думал, что именно так, в конце концов, и должно было произойти, но не сейчас. А после долгой затяжной борьбы с Афанасьевой. После её унижения. Он хотел одержать победу не по очкам, а победу убедительную – нокдауном. Чтобы ползала в ногах и молила о прощении. И это, он считал, было бы в высшей степени справедливо. А тут – соперница просто отказалась от боя.
- Но почему? – сам не свой спросил Иванов.
- Я очень уважала вашего отца, он учился в одном классе с моей мамой, - несколько смущаясь и нервно напрягая каждую мышцу лица, ответила Лариса. – Мама даже любила его по молодости. Но не случилось. Я ухаживала за Павлом Ивановичем не из-за дома, вы не подумайте. Даже и мыслей таких не было. Мама покойная мена просила помогать ему. Да и отец ваш очень хороший человек… был. И вы, наверное, весь в него. У вас глаза такие же добрые. Вот ваши ключи от дома, единственное, о чём бы я вас просила, это позволить мне забрать собаку и кошку – Чапку и Мурку. Я уже к ним привыкла. Жалко зверушек. А вам они, наверное, не нужны? Не нужны ведь?  Позволите мне прийти и забрать их? Я их буду очень любить. И дети мои будут рады.
Остолбеневший Валерий, сделав внушительный глоток воздуха, принял из рук Ларисы ключи – от кованных ворот, от сарая и двери дома. Вся его выдуманная злостно-воспитательная речь рассыпалась в расширившемся до неимоверных пределов пространстве мыслей. И что теперь сказать Ларисе – он просто не находил.
- Да, забирайте, безусловно, - неуверенно сказал Иванов. – Завтра утром встретимся там, на усадьбе, и заберёте своих зверушек.
- Может, сегодня? Я выходной взяла. Кто их вечером накормит?
- Нет, завтра! Не умрут! - отрубил Иванов – это было в его манере – никогда не отменять своих изначальных решений. -  А визиточку вашу можно? Ну, чтобы созвониться на предмет наших дальнейших действий? 
- Разве у меня могут быть визитки? Мы люди маленькие, Валерий Павлович, запишите номер телефона... – тяжело вздохнула Лариса.
Ночью Валерию не спалось. Тётя Настя недовольно бухтела, что «оставил девочку без ничего, а она заслужила», и сидевший на кухне Валерий, перебирая бурлящие волны мыслей,  в некоторые моменты соглашался с ней. Вот, она, победа, а не радостно почему-то. И Лариса Афанасьева оказалась совсем другим человеком, нежели он представлял её себе в своих недобрых фантазиях. Где-то за горизонтом грохотала канонада боёв. Взрывы слышались то ближе, то дальше. В какой-то миг показалось, что сотрясший землю взрыв прозвучал где-то очень близко.  Открылась форточка, парусом надулись шторы, взрывная волна продавила лёгкие и толкнула Валерия на бетонную стену.
- Ох, ничего ж себе, давно такого не было!- вскрикнула проснувшаяся тётя Настя.  - Где-то под городом, наверное, прилетело.
- Может, наши бьют?
- Не-е, это прилёт. Точно говорю.
Утром невыспавшийся Валерий Павлович позвонил Ларисе и договорился о встрече. К отцовскому дому ехал минут двадцать, думая о том, что нужно было предложить Ларисе подобрать её в городе. Это старая нехорошая привычка Иванова – жалеть о том, чего не сделал, и никогда при этом не исправлять свой промах, чтобы потом не сокрушаться о нём.
Но Лариса добралась раньше. Только вот беда - дома она не обнаружила. На его месте дымилась лишь груда обломков, да потрескивал лопнувший шифер. Посредине двора была большая воронка от прилёта ракеты, вокруг которой суетились люди в военной форме – что-то замеряли и фотографировали. Возле повалившихся на бок кованных ворот лежали бездыханные тела Чапки и Мурки…  Они всегда ждали Ларису у ворот. Так и не увидел Валерий Павлович, какой дом выстроил его отец.

 
Март 2025