Судьба интернированного

   Я сижу у реки с двумя удочками и поглядываю на поплавки, солнце восходит,  безветрие, зеркало воды отражает перистые облака. Утонувший поплавок напоминает, что хватит созерцать. Подсёк и вытащил сверкающую на солнце плотвичку. Отцепил и бросил в ведро с водой к собратьям.
   Зашуршала трава, справа, в двадцати метрах присоседились худощавый мужчина сорока лет с пареньком, которому, на мой взяд, лет четырнадцать-пятнадцать, приветственно помахав мне руками. Забросили удочки и уселись на раскладные стульчики перед ними.
   -Папа, 9 мая, на 20-летие Победы я видел много людей с орденами, медалями, а у тебя на фотографии в военной форме нет ни одной награды. Почему?-звонко прозвучал
голос мальчика над водной поверхностью.
   -Другой была для меня война, сынок, и в военной форме сфотографировался уже после войны, на учебных сборах.
    В 1941 году после 9 классов я окончил учительские курсы в городе Опочка Псковской области, где мы с родителями и младшей сестрой жили в своём доме, и уже познакомился со своей будущей школой, где должен был преподавать с 1 сентября. Но...
    22 июня отец ушёл в военкомат, больше мы его не видели и ничего не знали о нём, только после войны поисковики нашли его медальон. По захоронению определили, что вся рота, защищая город, полегла в его окрестностях в конце августа.
    Мне тогда не было восемнадцати, в армию не взяли, сказали, что без меня справятся. На третий месяц войны, 7 сентября в город вошли оккупанты. До середины октября мы перебивались на своих запасах, но поняли, что не протянем даже до Нового года.
    -Папа, у нас клюёт!-воскликнул паренёк и вытащил из воды свой первый трофей.
Отец тоже не упустил добычу.
    -Война отодвинулась от города на восток,- продолжил отец,- по улицам уже вместе с немцами ходили полицаи, так назвал народ немецких прихвостней. Зашли и к нам. "Почему не работаешь? Смотри, не устроишься здесь, поедешь работать в Германию".
    Словом, в комендатуре оценили моё знание немецкого и взяли переводчиком. Благодаря моей зарплате мы прожили год. Каким-то способом узнавалось положение на фронте и с мы компанией моих друзей-ровесников понимали, что нужно что-то предпринимать, искали пути противодействия немцам и ничего не могли придумать.
Наконец нашли партизанского связного, который сказал всем двенадцати парням
тепло одеться, взять запас продуктов и в назначенном месте он нас будет ждать вечером в десять часов.
    Заслушавшись, я пропустил поклёвку на одной удочке, но вовремя подсёк на второй и пополнил свой улов.
    -Попрощался с родными без надежды увидеться и пошёл к назначенному месту на окраине города,-услышал продолжение рассказа,-где вскоре собралась вся наша компания. "Все готовы?"-спросил связной. Час добирались до леса и вздохнули с облегчением, когда вошли в него.
    Вдруг свет  фар в глаза, когда они привыкли, увидели, что мы окружены немцами и полицаями. Через какое-то время нас привезли в гестапо. Всем сказали: или добровольно едете в Германию, или будете все повешены, как партизаны. Связной оказался провокатором.
    Через две недели мы очутились в концлагере Нойенгамме, находящегося в одноимённом районе Гамбурга. От голода народ вымирал ежедневно сотнями. Я был на грани,-отец смахнул слезу,- когда меня с группой десяти человек купил для личных нужд  гроссбауэр (кулак, по нашему). Благодаря работе на него мы подкормились, хотя вместо картошки отваривали очистки, супы были с куриными головами и лапками.
    Трудны, видно, были воспоминания для этого столько пережившего и рано поседевшего человека. Я прислушивался к его рассказу о своей судьбе, порою забывая о поплавках. Так и есть-на обоих удочках червей уже нет. Покопавшись в баночке, насадил других.
    -В конце войны,-сын тоже внимательно слушал отца,- когда стали к лагерю приближаться американцы, всех заключённых, более пяти тысяч человек, стали вывозить на трёх баржах. Налетевшие английские самолёты две разбомбили, мне повезло, был на третьей.
    В фильтрационном лагере американской зоны нас мурыжили около месяца, третья часть из полутора тысяч человек с третьей баржи осталась в "свободном мире",
а остальных передали в советскую оккупационную зону, где мы также оказались в фильтрационном лагере.
    Офицеры НКВД трудились в поте лица, выискивая предателей. Попал в плен-10 лет лагерей и поражение в правах; был интернирован, то после полной проверки отправляли домой. Так и случилось со мной.
    Какая была обоюдная радость, когда нашёл маму и сестру живыми. После того, как меня увезли в Германию, они до освобождения в январе продержались на картошке, которую ещё я помогал выкапывать.
  После того, как представил 100 подписей живших на оккупированной территории,
заверивших, что за время работы в комендатуре я не делал ничего плохого против советской власти, мне выдали документы  и предложили работу переводчиком в лагере
для немецких военнопленных.
  Встретил твою маму, вместе переехали в Нелидово Велико-Лукской, в то время, области, где ты и родился. Там я устроился в школу учителем немецкого языка, но это была вечная война с детьми,которые за время оккупации отбились от рук,к тому же считали,что язык врагов им ни к чему, да и мои нервы после двух лет концлагеря были не идеальными.Учитель из меня не получился.Через пару лет переехали в Щёкино Тульской области.Устроился в автоколонну слесарем-мотористом, теперь работаю автомехаником. Вот такая судьба, сынок, у твоего отца.
Ну, ладно хватит о грустном, давай уху приготовим, давно не пробовали.
Сосед, присоединяйся!