Находка

     У Клавдии был выходной, и к обеду она уж успела скосить всю траву на косогоре. Оставался еще небольшой клинышек наверху, где одиноко росла берёза – малолетка, и трава был особенно густой и сочной. На небе ни единого облачка. Солнце сияло белым золотом, день обещал быть знойным. За час управлюсь, - решила Клавдия и снова взялась за косу-литовку.
      На работе Клавдию хвалили, грамоты давали. С планом, с показателями у неё всегда лучше всех! Даже в районной газете про неё написали и фотографию напечатали. Живёт де в селе Заречное, такая - Клавдия Петровна Лиманцева – работница птицефермы. И так она хорошо работает, что птицепоголовье и яйценоскость у нее на ферме самые высокие! И что все обязательно должны с неё пример брать! Статью эту председатель на общем собрании вслух прочёл. Перед всеми. И в поощрение выходной день дал! Отдохни, говорит, Клава, заслужила! Обрадовалась Клавдия, давно собиралась для Ночки сена накосить, да всё времени не было.
     Эх! Бухнуться бы сейчас на тёплую землю, - мелькнула мысль, -  и поваляться, как в детстве, раскинув руки, вдыхая запахи цветов и скошенной травы! Вот сперва докошу, а уж потом, - решила Клавдия. Наверху красотища – глаз не оторвать! Впереди село родное, позади – лес, слева – река Вербуша, справа - поля колхозные. Всё, как на ладони. Цветы у ног красивые, аж жалко.  Махнула косой раз, другой. И обомлела… Ребятёнок в траве! Кущи раздвинула - спит! Ножки босые, пяточки розовые-розовые. Тряпочкой накрыт. Лет пяти на вид. Кудрявый! Сердце заколотилось в груди. А, ну как я его косой?! Господь уберёг! 
     Своих детей у Клавдии не было, но ребятишек она любила. Да и вообще была баба добрая, хоть и одинокая. Из всех домочадцев только корова Ночка, пёс Байкал, поросята, да куры. Вообще не дело это, - подумала Клавдия. Уморился видать пацанёнок, и куда родители смотрят? Сразу видно городские! Туристы, наверное. Не дело это, спать здесь. Не то, на земле застудится, не то, на солнце обгорит! Взяла сухую травиночку, стала ему ножку щекотать, чтоб не напугался. Но он всё равно подскочил, как ошпаренный! Глазищи вытаращил, вскрикнул тоненько, в траву нырнул, будто и не было! Клавдия даже немного обиделась. На самом деле расспросить хотела, чей будет, да как зовут. Глянула окрест – не видать пацанёнка.  У реки люди, палатка, машина. Ну точно – туристы! Следить надо за детями! Только взялась снова за косу, что-то в траве блеснуло!  Маленький лук такой и стрелы золотистые. Всё, как игрушечное. По всему видать -мальчонка обронил…
     Подняла с земли лук, а может арбалет, дорогая наверно вещь, заграничная, узор затейливый по краю и буковки не наши. Стрельнуть, что ли? И так вдруг сильно ей этого захотелось, аж дух захватило. Вспомнилось, как давно еще девчонкой с дедом Семеном на белку ходили. Тогда он ее из мелкашки учил стрелять. И хоть ни одной белки Клава так и не подстрелила, но шишки с елок сбивала мастерски. Арбалет в левую руку взяла – примерилась, он хоть маленький, но вполне удобный, стрелять можно. Хотела стрелу взять: куда там. Стрелки между пальцев, как ртуть, и глядь, снова целехоньки на траве лежат. Да и ну их, решила Клавдия, я и без стрел. Прицелилась в березу, повела со стороны полей к деревне.
     Вон она видна - крыша родительского дома. Там жила с рождения с мамкой, с отцом и дедом Семеном. Там спала в детстве на теплой печке, а мамка пела что-то тихо и ласково. Нигде так хорошо больше не спалось. Вдруг вспомнилось почему-то, как года через два, когда мамки не стало, отец привел домой Зинаиду. Вот говорит, прошу любить и жаловать, будет теперь тебе дед новая дочка, а тебе Клава новая мамка. Клава заробела, взглянула украдкой на красивую нарядную Зинаиду в желтом платье в черный горох, и не поверила. А дед молча ушел к себе в каморку – заплакал. Мамка из Зинаиды не получилась, зато мачеха вышла отменная. Ох и натерпелась от нее Клавдия, то в кладовке запрет без еды – без воды, то лозой отстегает за любой пустяк, еще и отцу наговорит, что не слушалась, дерзила. А как деда схоронили, так и вовсе Клавдию пожалеть стало некому. Зинаида с отцом тоже неладно жили, ругань чуть не каждый день, отец пить начал. До драк доходить стало. Придет домой пьяный, а Зинаида его в дом не пускает. Так он в коровнике спал. Однажды в начале весны простудился сильно, до коровника не дошел… Через год отмучился. Потом и для Клавдии в родном доме места не нашлось. Председатель Степан Иванович – хороший мужик, на курсы в район отправил, а как отучилась, отдал Клавдии избушку-развалюшку на краю деревни, где старушка бездетная померла. Есть родимый дом, а Клавдии в нем нет. Глаза защипало. Зажмурилась. А когда открыла – сквозь прицел все так ясно увидела, словно в бинокль, что ей от агронома Николая на память остался. 
     И увидала она как к бывшему ее - Клавдии, а теперь к Зинаидиному дому председатель повернул. А во дворе Зинаида ругается. Посередь двора Соломон – племенной козел, раньше, лучший осеменитель, даже из соседних районов приезжали. Зинаида денег на нем немало заработала. Только старый он теперь. Больной. Шерсть пучками, борода – клочками, глаза слезятся и рог обломан. Ну и вонючий, как черт! Зинаида его продать хотела на мясо. Никто не берет. Вот она видать председателя уговаривает, чтоб помогли ей от козла избавиться, отвезли на скотобойню. Вот тебе Зинаида стрела – подумала Клавдия, и выпустила в Зинаиду воображаемую стрелу. Зинаида за грудь схватилась, будто и вправду стрела попала. Махнула рукой, в дом ушла, председатель – своей дорогой в сельсовет двинул. Навстречу ему – почтальонша Галка.
     Когда-то Клавдия с Галкой вместе в школе учились, дружили даже. Теперь – нет. Председатель поздоровался с Галкой, спросил её о чем-то, и дальше пошёл. Галка – подлая, только поздно Клавдия об этом узнала. Это она письма Мишины прятала, когда он в армии служил, а Клавины рвала, и в печку. А у них любовь была. Только Галка этой любви завидовала сильно, и потом сама письмо Мише написала, наговорила на Клавдию, что с городскими гуляет, он и поверил… После армии домой приехал, Клавдию и слушать не стал, три дня пил беспробудно, а через неделю уехал в соседний район, там устроился водителем в лесхоз, слышала, женился потом, дети народились. Так что Галка тоже ни с чем осталась. Только простила её Клавдия давно. Поехала как-то Галка в город, а на автобус назад опоздала, в попутку села, а там злодеи оказались. Избили, ограбили, у дороги бросили. Утром люди подобрали. Милиция злодеев потом искала, так и не нашла. А Галка из больницы вернулась сама не своя, будто вся жизнь из нее утекла. Сама к Клавдии пришла, сама всё рассказала и про Мишу, и про письма. Жалко Галку.
     Вот на телеге кто-то едет, кажется агроном новый Сергей Василич, хотя какой он новый, года три уже. До него Николай был. Ухаживал. Он неженатый - Клавдия одинокая, хороводились. Два года почти встречались. Клавдия всё ждала, что замуж позовёт – не позвал. Когда в соседний большой совхоз решил перейти, Клавдия думала с собой заберёт – не забрал. Видать, не судьба. Вместо него Сергея Василича прислали. Он семейный, в годах уже. А от Николая только бинокль и остался. Любил он в бинокль на поля колхозные глядеть.
     И опять будто наяву увидела Клавдия соседний совхоз, Николай на табурете сидит, напротив девушка на кровати, из-за спины Николая лица не разглядеть, в голубом платьице, коса длинная, рукой слезы утирает, а он отвернулся, кепку в кулаке сжал. Будто разговор Клавдия услыхала: Коленька, девушка сквозь слезы ему, как же мне теперь быть. Что же мне делать, Коленька? А он в ответ: Да не реви, ты Оля. Ну сама подумай, разве время сейчас нам детей заводить?.. Ах, ты! Подумала Клавдия.  И тебе стрелу! Прямо в левую лопатку! Николай дернулся всем телом и вон из дома за порог.
     Грустно стало Клавдии. Неужто и нет её, любви? Видно – так. А на Мишу хоть одним глазком посмотреть захотела. И увидела.
     Сидит Миша газетку читает. На лавочке перед домом. Возле дома мотоцикл стоит с коляской. Мальчишка лет семи на мотоцикл уселся, рычит, будто мотор работает. Рядом девчушка маленькая морковку грызет. Миша невесёлый какой-то, понурый. Сердце у Клавдии застучало сильно-сильно. Есть она любовь. Не ушла никуда. В тот год, когда Миша уехал, она жить не хотела. Сколько слез в подушку пролила, а от такой обиды и боли не чаяла, что оправится. Глаза защипало, в груди что-то кольнуло и руки сами собой натянули тетиву. Михаил вздрогнул и еще ниже опустил голову. Ну вот и все, подумала Клавдия, 3 обиды – 3 стрелы…
     Что-то в траве неподалеку зашуршало. Мелькнула среди клевера светлая голова.
- Эй, -позвала Клавдия, - не бойся! Из-за камня брызнули синевой испуганные детские глазёнки! - Ладно. Я на земле оставлю. Бери свою игрушку, а то мамка заругает.
     Клавдия положила лук рядышком с чудными стрелками, и подхватив косу не оглядываясь пошла вниз по тропинке. На душе у нее было светло и покойно. Правда, три невидимые стрелы, выпущенные Клавдией, не прошли даром ни для подстреленных, ни для неё самой.
     В тот самый момент, когда Николай пытался объясниться с Ольгой, его и настигла стрела Клавдии. Неожиданные мысли пронеслись в голове Николая: Мне скоро 37, ни жены, ни детей. Оля, она ведь ни в чем не виновата, милая, родная, у меня, ближе и дороже её и нет никого. Мысли эти пронзили его и причинили такую боль, какой он никогда раньше не знал. Боль эта вынесла его на крыльцо, где он смял пачку сигарет, сел, обхватив голову руками и вдруг ощутил прозрачную легкость и ясность мысли: Люблю. Ведь люблю. Больше всех на свете люблю. Вскочил и всем телом, всей душой устремился назад к Ольге. Стрела, выпущенная в Мишу, поразила его в самое сердце, когда он в смятении рассматривал Клавину фотографию в газете. Миша работал все в том же лесхозе и вдовел уж третий год, жена, Любаша, хорошая была баба, родила ему двух ребятишек: Митьку и Наташку, но после вторых родов так и не оправилась. В позапрошлом году он приезжал в Заречное, проведать родню, Галка-почтальонша пришла, повинилась перед ним, рассказала всё про свои подлости, только к Клаве он пойти не посмел, уехал в тот же день. Решил, не простит она его никогда. Теперь же, как стрела его пронзила, будто что-то в нем вспыхнуло и озарило все вокруг: А, ведь люблю, до сих пор её одну люблю.  Надо ехать! В ноги брошусь! И будь что будет!
- Митя! Наташка! А ну, собирайтесь. В Заречное поедем!
- Пап, на мотоцикле? - спросил Митька.
- На мотоцикле, сынок!
Так что, пока Клавдия спускалась к дому Николай стоял на коленях перед Ольгой, и целуя ее руки, умолял стать его женой, а Миша, усадив детишек в коляску уже выезжал на просёлочную дорогу, чтобы через каких-нибудь пару часов увидеть ее, Клавдию, сказать ей всё, что не было сказано, и решить их общую судьбу. 
В это время в доме Зинаиды творились странные дела. В хозяйской постели на кружевных подушках в полном изумлении и ступоре лежал начисто вымытый, но по-прежнему вонючий Соломон. Зинаида сидела у изголовья и смотрела на него с бесконечным восхищением и нежностью.
22.11.2018