Ещё одна жизнь

                …совершенно непредвиденная сила
                тебя подхватывает
                и забрасывает в другой мир
                Аминора, «Осенние прогулки»


  Гроза налетела внезапно.  Только что было томно, жарко и душно, и вот откуда-то повеяло прохладой, заволновались берёзы и осины, а спустя считанные секунды во всю мочь дунул злой, словно сорвавшийся с цепи ветер. Он безжалостно растрепал верхушки деревьев, сорвал засохшие листья и мелкие ветки, стремительно метнулся ввысь и резкими рывками вытолкал на бледную, полинялую от небывалого жара голубизну тяжёлую и мрачную дождевую тучу. Чёрная громадина закрыла собой полнеба, затмив раскалённое солнце, и с шумом обрушила на Александру потоки воды. Молодая женщина ахнула и вскочила со скамьи, пытаясь прикрыться лёгкой соломенной шляпкой. Та немедленно промокла. «Опять дождина! Пятый день подряд! Надеялась, что сегодня обойдётся, так нет, – с досадой подумала Саша. – Вымокну вся, надо быстрее в баню. Хорошо, что утром протопила! До завтра, золотые мои!»

  Торопливо перекрестившись, она поспешила домой. От кладбища до дома чуть больше километра, если напрямик через поле. Трава там вымахала по пояс и уже наверняка намокла, ну да всё равно, дождь и так не оставил на Саше сухой нитки. Зарядил надолго, скорее домой! Домой… А зачем ей так срочно домой? Кто её там ждёт? Её ждут здесь, за кладбищенской оградой. Муж, дочка и мама…
Слёзы со щёк торопливо смывал дождь, словно не хотел, чтобы кто-то увидел её горе. Авария случилась почти два года назад, а боль от потери нисколько не уменьшилась. Она поселилась глубоко внутри – наверное, в душе… Где находится душа, Саша не знает, зато ей хорошо известно, как душа болит, ноет не переставая… Умереть бы, но она ничем не больна, только щемит постоянно сердце, но от этого не умирают, а вот голове холодно от промокшей шляпы… Господи, о чём она думает?!

  Женщина замедлила шаг, резким движением сорвала шляпку, сунула её в пакет и провела ладонью по мокрым русым волосам. Недавно она обрезала косы, которыми гордилась мама и не уставал восхищаться Аркадий, а Полинка с удовольствием сооружала на Сашиной голове разные замысловатые причёски. Эти воспоминания становились невыносимыми, когда Александра расчёсывалась по утрам, и она больше не могла видеть свои длинные волосы… Теперь они едва достигали плеч, и было легко их забрать в хвост и спрятать под платок или шляпу…

  Тихий плач перерос в рыдания. Измученная горем женщина подняла лицо к небу и закричала, захлёбываясь от слёз: «Господи, за что?! Что они тебе сделали?! Они умерли, а пьяный урод с грузовика жив! Господи, я всё, всё отдам, лишь бы их вернуть! Ну сделай же что-нибудь, Господи!»
Небо над ней рассекла ослепительная молния, а грохот грома едва не оглушил. «Надо же, ответил!» – всхлипнула Александра и побежала через поле. Ливень хлестал всё сильнее. Промокшее платье облепило и неприятно холодило тело, мокрая высокая трава оплетала ноги. Над головой бесновались молнии и свирепо рычал гром.
«Бог ты мой, ну и грозища! – изумлялась Саша, пробираясь через густую траву. – Слава те, вот уже берёза, теперь до дому три шага!» Разгулявшийся ветер лихо свистнул, высокая берёза согнулась под его напором, а с чёрного неба кто-то метнул огненную стрелу прямо в голову Александре. Не успев даже охнуть, женщина потеряла сознание и ничком упала в травяные заросли, сжимая в руке пакет со шляпкой.

  Уже смеркалось, когда она очнулась. Сознание возвращалось неуверенно, смутными обрывками, в ушах стоял ровный глухой шум, а тело было странно онемевшим. «Молния! – вдруг с ужасом вспомнила Саша. – Прямо в меня!» Она лихорадочно ощупала голову и не нашла ничего страшного. Мокрые волосы уже высохли, и в них запуталась длинная ломкая травинка – вот и всё необычное, что нашла Александра у себя на голове. Необычное обнаружилось вокруг. В поле царила душная жара, как будто и не бушевала здесь совсем недавно яростная гроза. Остро пахло сухой скошенной травой – на ней вниз лицом лежала пострадавшая от бури женщина. Она медленно села, захватила в горсть пучок травы, поднесла к лицу и вдохнула знакомый с детства аромат сенокоса: запах увядшей травы, солнца и лёгкой невесомой пыли. «Сухая… Когда скосили-то? Дождя не было… сюда не дошла гроза, что ли? А молния? Я же помню!» – Саша помотала головой, отмахнулась от назойливо пищащего комара, осторожно поднялась на ноги и побрела к дому, не заметив пакета со шляпкой, что остался сиротливо лежать на выкошенном поле.

  Женщину била дрожь – то ли нервная, то ли от ещё влажного кое-где платья, отчаянно чесались искусанные мошками ноги. «Опять всё будет в красных пятнах… Плевать! Хочу в баню! Наверняка остыла уже, но вода-то в котле ещё горячая».  Последние метры она уже бежала: от поля вниз по тропинке, вдоль забора,  распахнула калитку… сознание царапнула какая-то неправильность, но Саша уже спешила по двору к бане. Потянула на себя дубовую дверь, ступила на порог, пошарила по стене в поисках выключателя… не нашла… Она закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула – надо успокоиться.  Получилось плохо: воздух в предбаннике был застоявшимся, с тяжёлым запахом перегара и курева, а выключатель нашёлся на другой стороне. Щелчок – и вместо яркого настенного бра тускло засветилась голая лампочка под потолком.

  «Боже мой, мамочка, да что ж такое-то, – непослушными губами шептала Саша, со страхом разглядывая мужчину, лежащего вниз лицом на широкой лавке. – Пьяный, что ли… или… мёртвый?!». У женщины задрожали ноги, но она всё же осмелилась сделать пару шагов к неизвестному, когда тот мощно всхрапнул. От неожиданности Саша взвизгнула, выскочила из бани, и захлопнув дверь, привалилась к ней спиной. Сердце бешено колотилось, в носу противно защипало от подступающих слёз.
«Не ныть! – мысленно приказала себе женщина. – Подумаешь, пьяный! Главное, что не труп! – Она нервно хихикнула. – Утром разберусь и с мужиком, и с лампочкой… калитка! Она же у нас из штакетника, а теперь… теперь металлическая! Ну мрак… Нет, всё завтра!  А сейчас домой, а то скоро совсем стемнеет. Чаю – и спать!»

  Она взглянула на свой дом, и ноги снова задрожали: на кухне горел свет.
Этого не могло быть! Когда в четвёртом часу она уходила на кладбище, её просторную кухню заливало солнце, зачем свет включать! Она и не включала. И окно! Окно она закрыла, занавески задёрнула, а сейчас окно открыто, и тюль… Нет у неё на кухне никакого тюля! А может, Люська приехала? Да, точно, Люська! Ну, сестрица, мало тебе не покажется! Получишь за всё: и за приезд без приглашения, и за тюль этот дурацкий. Спасать её приехала? А не надо её спасать, не хочет она спасаться! Пусть родня двоюродная катится обратно в свой Ногинск, вместе со своим Боренькой! А-а, так это Люськин муж в бане! Бог ты мой, с чего это он так набрался? Ну сейчас я с ними разберусь!

  Разъярённая Александра подбежала к дому, но входить почему-то не стала, а на цыпочках подкралась к открытому окну, тихонько придвинула к стене большой крепкий ящик, подивившись, откуда тот взялся: вообще-то здесь стояло на просушке ведро для мытья полов. Наступив на ящик, женщина осторожно заглянула в окно и едва удержалась на ногах. Это была не её кухня, а чья-то чужая гостиная. Чужая гостиная с чужой мебелью, а за столом сидела её Полинка – живая, любимая и невыразимо прекрасная. Тёмные вьющиеся волосы, синие глаза, длиннющие ресницы… Ой, а где же татушка? На запястье была, змейка такая?..  Нету… зато ноздрю проколола, дурочка, камушек сверкает…
Саша жадно рассматривала дочку, отмечая малейшие подробности, и не сразу заметила грусть на любимом личике.
   Полина крутила в руках красную чайную чашку и разговаривала с Анютой. Когда-то девчонки учились в одном классе, потом вместе поступили в университет. Анютка уже на четвёртом курсе, после смерти Полины она часто навещает Сашу… После смерти?! Но вот же дочка сидит – живая, здоровая! Разговаривает!
 
– Я сегодня полдня у неё провела, рядом сидела, чуть на автобус не опоздала. Хоть бы на минутку очнулась… Она уже всё время спит под лекарствами, худющая, лысая…
И Полина заплакала – тоненько, горько и безысходно.

– Поля, Поленька, ну чего ты, – заволновалась Анюта. – Может, ещё обойдётся, не плачь!
– Ничего не обойдётся! – с надрывом крикнула дочка. – Врач сказал,  готовьтесь к худшему! У неё рак, понимаешь? – И Полина зарыдала в голос.
– Я знаю, знаю, – забормотала Анюта. – Но ведь она болеет уже почти два года, лечение помогало. И дядя Аркадий говорил…
– Что – дядя Аркадий? В бане валяется твой дядя Аркадий, в стельку пьяный!
– Как пьяный? Опять? Он же вчера обещал, – растерянно произнесла Анютка.
– Ага, обещал! Толку-то с его обещаний. Он и курить начал, представляешь? В жизни не курил, и на тебе!

  Что ответила Анюта, Саша не расслышала из-за громогласного лая в соседнем дворе. «Никоновы собаку завели? А я и не заметила…»  – равнодушно подумала она и тут же забыла и про Никоновых, и про собаку.
«Полинка… злится… Аркаша курит? и пьёт?.. живой? Не понимаю… Ничего не понимаю! – судорожно размышляла Александра. – Господи, я знаю! Меня молнией убило, вот я и вижу Полинку!» Обрадованная, она неслышно засмеялась от облегчения. «Наконец-то! Я с ними! Надо Аркашу из бани домой… Ой, а почему Анютка здесь? Она что, тоже… Нет-нет, она же сегодня мне пироги приносила! Не может она мёртвой быть!»
  Озадаченная мать внимательно вгляделась в подругу дочери. «Анютка в блондинку покрасилась, когда успела? Сегодня виделись, а корни уже отросли… Что же происходит, господи?..» Саше не хватало дыхания: было душно, воздух наполнял сладкий цветочный аромат. «Ночные фиалки… Мамины любимые… Но я их не сажала!»
В это время в комнату вошла пожилая женщина. Она была бледна, болезненно худа и зябко куталась в пуховую шаль.

– Девочки, а что же вы пирожки-то не едите? – надтреснутым голосом спросила она. – Полюшка, сходи на кухню, пирожки принеси, угости Анюточку.
– Бабуленька, ты зачем встала? Чаю хочешь? Сказала бы, я бы тебе всё подала. – Полина подошла к женщине и ласково обняла её за плечи. – Садись, я чайку принесу и пирожки. А мы тут про маму… врач сказал… – Девушка не удержалась, всхлипнула и торопливо вытерла глаза. – Прости-прости! Не буду, тебе нельзя волноваться! – И она поспешно вышла из комнаты.

– Душно-то как… Вторую неделю печёт, ни дождинки… – Пожилая женщина села к столу и тяжело вздохнула. – В новостях сейчас показали, в городе днём гроза была жуткая, молния в областную больницу ударила. Берёзу расколола… Чёрная вся берёза… прямо против окна, где Сашенькина палата… А я всё молюсь, чтобы Сашеньку вернуть…

  «Мама! Жива! Похудела… Умерла от инфаркта через два месяца, не смогла смерть Полинки и Аркаши пережить… Все живы… И Анюта… Живы по-настоящему?! И я жива, меня не убило? А кто в больнице? Я? Но у меня нет никакого рака… – В голове стало горячо, казалось, там вот-вот что-то лопнет от напряжения и полного непонимания. – Нет, так не бывает. Я что, сошла с ума? – Саша закрыла лицо ладонями. – Да, я сошла с ума. Как хорошо! Я свихнулась, я их придумала и буду жить с ними. Господи, спасибо!» – Она распахнула светящиеся счастьем глаза, с улыбкой подняла лицо к небу и увидела над собой незнакомые бледные звёзды.

  Удивиться Саша не успела: чьи-то сильные руки обхватили её за талию и сдёрнули с ящика. От неожиданности и страха женщина завизжала. Она старалась вырваться, но большая, пахнущая табаком ладонь зажала ей рот, и незнакомец потащил её прочь от окна. Александра, зажмурившись от ужаса, жалобно скулила, дёргалась и упиралась, но напавший на неё злодей, хрипло и шумно дыша, ещё крепче стискивал свою беспомощную жертву.

  И вдруг жёсткая хватка ослабла, те же сильные руки развернули Сашу, и до слёз родной голос закричал: «Шурка! Шурка, родная моя, ты!» От похитителя резко пахло перегаром. «Аркаша… Живой! Дурак пьяный!» Она уткнулась носом в грудь мужа и разревелась как маленькая – сладко и облегчённо. «Шурёнок мой, ну что ты… конечно, живой и дурак! Не буду больше, прости, – счастливо бормотал он, гладя её по голове и целуя в затылок. – Ух ты, волосы-то как отросли, надо же! Ну ничего, ничего!» – смеялся и плакал Аркадий, бережно, но сильно прижимая к себе жену, словно боялся, что она исчезнет.

  Во дворе вспыхнул свет, и с крыльца скатилась взволнованная Полинка, следом бежала Анюта. «Папа, что?! Что случилось? Кто кричал…» Девушка замолчала, остановилась, не веря глазам, сзади охнула Анютка. «Мама! Мамочка! Мама!» И вот уже в объятиях Аркадия рыдали обе его девчонки, а с крыльца на них молча смотрела пожилая женщина, сжимая в руке маленькую деревянную иконку. У ног женщины лежала ненужная пуховая шаль, душный вечер благоухал маттиолами. Потревоженная шумом, заливалась лаем соседская собака. Начиналась новая жизнь, и было совсем неважно, какие звёзды горят по ночам в этом мире…

  … А где-то под другим небом в похожем селе хоронили медсестру Александру Гордееву. Попрощаться с ней пришли все односельчане. Её любили и уважали, а после случившейся трагедии искренне жалели. Тогда многие пытались помочь, но сломленная горем женщина вежливо отвергала любую помощь и всё свободное время проводила на кладбище. А теперь вот и её повезли туда…
Соболезнования на поминках принимала Людмила – двоюродная Сашина сестра, приехавшая из Ногинска, статная черноволосая женщина с заплаканными серыми глазами.

– Горе-то какое, Люсенька! С кладбища Сашенька шла, когда молния в неё попала. Так враз и убила! И волосы сгорели!
– Да-а, Людочка, она и жила-то только там, на могилках. Теперь вот все вместе лежат, сердешные…
– Люсь, а ты дом продавать будешь? Или жить переедешь сюда? Дом-то добротный, большой, Аркаша для семьи строил…

  Людмила механически кивала, благодарила, что-то отвечала и мучилась неразрешимыми вопросами. Ну почему, почему не имеющая от неё секретов любимая Сашка ни словом не обмолвилась о своей смертельной беде? И как так случилось, господи, что её несчастная сестрёнка, исхудавшая, безволосая и одетая в нелепую больничную рубаху, умерла от страшной болезни не в областной больнице, а в мокрых зарослях высокой травы под расколовшейся от удара молнии берёзой?..