Нарты 8

Из аланского (карачаево-балкарского) нартского эпоса
Перевод с карачаево-балкарского Аллы Шараповой

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
МЕЖДЕ КУБАНЬЮ И ТЕРЕКОМ 
ГУ И СЕХ
 
Племя нартов на землю вселилось давно.
В Приазовских степях обитало оно.
 
И Дебет Златоликий их там посетил.
К старикам и джигитам он речь обратил:
 
«Сильный род ваш возвысить  Тейри захотел.
В Приэльбрусье отныне ваш будет удел.
 
Пусть грядут туда несколько сильных родов,
Чтоб для жизни наследников край был готов».
 
И туда, где Двуглавая встала гора,
Сам идет и сынов направляет Бора.
 
В Бештамак притекают Авар и Астар –
Плодоносные земли достались им в дар.
 
На равнине, где место завидно для всех,
Поселяются Гу, Темиргеу и Сех.
 
И река, через тот протекавшая край,
Получила названье от них – Карачай.
 
Ни зимы и ни лета не знало село –
Всякий день одинаково было тепло.
 
Все умели, что надо в хозяйстве уметь:
Лошадей разводили и плавили медь.
 
Красно-рыжие кони паслись под горой…
Но творили набег эмегены порой.
 
Много горя принес тот народ. Искони
Человеческим мясом питались они.
 
Нападенье творили они из-за гор.
Нужен меч против них был и острый топор.
 
Великан, если палицей был поражен,
Вниз с вершины летел обезглавленный он.
 
Эмегены ушли. Дни текли без тревог –
Хан-Тейри богатырское племя сберег.
 
День и ночь Темиргеу велели ковать –
В кузню из дому перетащил он кровать.
 
От Магула пошла песнопевцев семья,
Про отцов узнавали от них сыновья.
 
Гу, хоть был пастухом, но в боях никого
Не боялись враги, как боялись его.
 
С  тетивы его если срывалась стрела,
Значит, верная гибель кого-то нашла.
 
Сех охотился. Зубра, бывало, убьет,
Взвалит на спину и на село принесет.
 
Не обидит он, не обойдет земляка,
Всех накормит – и девочку, и старика.
 
Всем хорош был. Одно только было беда:
Брата старшего он унижал иногда.
 
- Тот, чей лук кабанов или зубров разит,
Люди скажут о нем: настоящий джигит!
 
Неподъемную тушу на завтрак семье
Через семь перевалов я нес на себе.
 
На тебя же посмотрит и скажет народ:
Как он жил пастухом, пастухом и умрет.
 
Погоди, из-за гор похититель придет,
Тонкорунных баранов твоих украдет!
 
- Сех, я в силе равняться с тобой не могу,
Я другой, - отвечал ему, выслушав, Гу,
 
Ты волчонок и сокол, я конь и олень,
Я овец моих в горы вожу что ни день.
 
Из отар, что в наследство я взял от отца,
Ни одна у меня не пропала овца.
 
А придет похититель – я лук напрягу,
Точен выстрел мой, - так отвечал ему Гу.
 
Засмеялся, потом призадумался Сех:
Что ли шалость какую устроить мне в смех?
 
В час, как будет уже он клониться ко сну,
Подкрадусь и овцу у него умыкну!
 
Тихо крался он к пастбищу, только едва
У него под стопой шевельнулась трава.
 
Гу сидел у костра, гебенек  свой суша, 
И услышал, как кто-то крадется шурша.
 
Тут же лук зарядил он пернатой стрелой –
Сгинь, умри, похититель коварный и злой!
 
И стрела полетела зарницы быстрей,
Словно ветер шумя и шипя будто змей.
 
И до слуха его вдруг доносится стон,
В нем почувствовал что-то знакомое он.
 
На руках пастуха умер Сех, его брат.
Тяжелее и горше не знал он утрат.
 
Плач не сложит пастух по тебе, зверолов.
Ни звучаний ему не приходит, ни слов.
 
В мире места себе он не может найти,
И Тейри не замедлил на помощь прийти.
 
Белым лебедем сделался Гу в облаках,
И звучит для людей его голос в веках.
 
Песню ту, что при жизни он не заслужил,
Белокрылый двойник его в небе сложил.

  МАЙМУР И КАМНИ ИЛЬКЕР
 
В месте Сары-Кая – это было давно –
Под скалой жило нартское племя одно.
 
Жили дружно. Привыкли вставать до зари,
Были ловкие пахари и косари.
 
А едой их обычной был хлеб с ячменем
И айран из оленьего млека – питьем.
 
Никогда не чуждались они чужаков,
Каждый дом хлебом-солью встречать был готов.
 
Ограждали камнями ручьи, чтобы скот
Не мутил их прохладных, целительных вод.
 
Знали дни, когда ливень пройдет или град,
И не гнали на дальние выпасы стад.
 
Землю женщины чистили от сорняков.
Непотребством считалось в глазах земляков,
 
Если кто-то из жадности лань убивал,
Кто в огонь или в чистую воду плевал.
 
Жили нарты в довольстве в краю близ Сары,
Как орлята живут на вершине горы.
 
Все мужчины и женщины в этом краю
Чтили камни Илькер как святыню свою.
 
Блюда с яствами в праздник поставя вкруг них,
Сотворяли помин об усопших своих.
 
Чужестранцев семейство, придя в то село,
Всеми нартами принято было тепло.
 
И Маймур, той семьи голова, был женат,
Подрастали в дому его трое ребят.
 
Мать, как в горы овец уходил он пасти,
Встав навстречу ему, не давала идти.
 
- Помнишь камни Илькер? Не касайся их, сын.
До сих пор не притронулся к ним ни один.
 
Как приблизишься ты к заповедным местам,
Валунов не сдвигай, пусть лежат себе там.
 
Знай, Маймур,  что священные те валуны,
Почитают особо их нартов сыны.
 
- Как хочу поступлю. Запрещать не вели.
Сброшу их, пока в землю они не вросли.
 
- Говорю тебе, если затронешь ты их,
Много бед навлечешь на себя и других.

Будешь, хилым, горбатым, с отсохшей рукой,
И удачи не будет тебе никакой.
 
Или конь тебя сбросит с крутой высоты
И навек ты лишишься своей красоты.
 
Станешь зол и завистлив. Твои сыновья
Воспылают враждой, и погибнет семья!
 
Ничего не сказав, удалился Маймур.
На высотах сидел он, рассеян и хмур,
 
То на солнце поглядывал, то на овец,
И на камни упал его взгляд наконец.
 
Из земли выворачивать камни их стал
И потом с высоты их в ущелье свергал.
 
Вдруг скала раскололась высокая Ча,
Воды хлынули вниз на село, грохоча.
 
Нарты поняли, что угрожает им сель
И рванулись в нагорье с низинных земель.
 
До единого всем им спастись удалось,
Но немало потом они пролили слез:
 
Ничего не оставил им сель от села,
Жизнь, привольная прежде, в упадок пришла.

В новом месте решили село заложить,
И Маймура простили, позволили жить.
 
Но раскаянья не было в нем и следа.
К родникам заповедным гонял он стада,
 
Так что в них до того замутилась вода,
Что уже не годилась она никуда.
 
Шел на пир, на почетных местах восседал,
Ел в три горла и лучшие яства съедал.
 
Часто, с этих пиров возвращаясь хмельной,
Он плевал и мочился на берег речной.
 
Мать реки прочь бежала, обид не снеся,
И река полноводная высохла вся.
 
Так Маймур сотворил, что в окрестностях Ча
Ни колодезя нет, ни пруда, ни ручья.
 
Нет ни белки, ни птички в лесу ни одной,
Только волчий оттуда доносится вой.
 
И старейшины к дому Маймура идут
И виновника бед призывают на суд.
 
- Он безумец, злодей! Не знаком ему стыд.
Ни земли, ни огня, ни воды он не чтит.

За добро не воздал нам, лишил нас святынь,
Сделал тучные земли подобьем пустынь.
 
Пусть уходит подальше от нас поскорей,
И берет с собой мать, сыновей, дочерей!
 
Кто увидит, что он возвратился в свой дом,
Мы тому застрелить его право даем.
 
И Маймур подчинился, ушел из села,
Но беда вслед за ним никуда не ушла.
 
Камни скинуты в пропасть, пустует гора,
Нет ни рыбы в реке, у реки ни бобра.
 
В пересохшее русло вошел аксакал,
Триста камешков мелких в котомку собрал
 
И бросал их с мольбою: «Вернись к нам, вода!» -
Но увы, никуда не девалась беда.
 
Следом на берег множество женщин пришло:
«Помоги нам, Тейри! Погибает село!
 
Тучи пусть приплывут, как большие киты
И вершин острия им прорвут животы.
 
Пусть омоет волна на реке острова,
Пусть опять на лугах зеленеет трава!»

Но по-прежнему нет ни травы, ни волны,
И повалены в пропасть во мху валуны.
 
В это время в их сторону двигался хан,
На людей налагавший тяжелую дань.
 
Хоть и бедствуют люди в селе у Сары,
Что за дело ему? Пусть готовят дары.
 
А Маймур в это время в себя приходил,
Пас в низине овец и коней разводил.
 
Постепенно сплотилась, окрепла семья,
Возмужали в изгнанье его сыновья.
 
Приближение хана Маймур проследил
И красавицу дочь на коня посадил.
 
Пусть доскачет скорее до мертвой реки
И расскажет, что ханские вои близки.
 
Сам же в горло теснины коней устремя,
Стал врага выжидать с сыновьями тремя.
 
Хан сражался, но войско свое не сберег –
Слабо было оно против тех четырех.
 
Скоро нарты в кольчугах на помощь пришли,
Но Маймура и юношей мертвых нашли.
 
Хан бежал вместе с теми, кто был еще жив.
Так Маймур, свою голову честно сложив,
 
По-мужски искупил прегрешенья свои,
И тогда побежали, воскреснув ручьи.
 
Теплый дождик из облака лился семь дней
Над могилами павших в сраженье людей.
 
И тогда над Эльбрусом, двуглавой горой,
Семицветная радуга встала дугой.
 
И ледник ее свет отразил как стекло,
Семь стремительных рек от него потекло.
 
А Маймура как друга тогда погребли
И богатые жертвы Тейри принесли.


БЫСТРОНОГИЙ ГОНАЧХИР

Где Балык быстроводный начало берет,
Жили издревле нарты – отважный народ.

В том народе прославлен весьма  Гоначхир,
Зверолов и охотник, великий батыр.

Словно тур пробирается он по горам –
Никуда от него не укрыться зверям.

От добыч Гоначхира прокормлен народ,
Каждый дом без забот и в достатке живет.

Он недаром рожден кобылицей в горах,
А отец его – облако в горных ветрах.

Как-то женщина слышала плач из дупла,
Подбежала и мальчика в дом свой взяла.

Тайной было для всех, как явился он в мир.
Имя он получил от людей Гоначхир,

Словно вскормлен Дауче, так был он силен,
Но не вправе пока был охотиться он.

А как вырос – вручили оружье ему
И в леса допустили ходить одному.

Раз у дуба прилег он – надвинулась мгла,
И послышался голос ему из дупла:

«Ни один больше всадник не встретит рассвет,
И наследник ничей не родится на свет,

Если ты, кобылица, умрешь, не открыв,
Как зачал в тебе всадника ветра порыв».

Те слова возгласил пестрокрылый орел,
И покоя с тех пор Гоначхир не обрел.

Как и прежде носил он добычу домой,
Но не целился издали в жертву стрелой,

Быстроногого зверя ловил он живьем
И распарывал горло ему острием.

Зубров он убивал и косуль без числа,
А меж тем пестрокрылого помнил орла.

Раз бродил он, о встрече мечтая с орлом,
И зашел к своей старой кормилице в дом.

- Помоги мне, о друг мой, молочная мать!
Мне однажды орла довелось повстречать,

Хоть давно это было, но память жива.
- О, какие, скажи, произнес он слова.

- «Ни один больше всадник не встретит рассвет,
И наследник ничей не родится на свет,

Если ты, кобылица, умрешь, не открыв,
Как зачал в тебе всадника ветра порыв».

- Вот, послушай, что должен ты делать теперь,
Если дикий тебе повстречается зверь,

Ты главу его в жертву отдай Апсаты,
Ну, а туши его не выбрасывай ты.

С ней дойди по тропинке до заросли туй
И у самой огромной в дупле заночуй.

Тур придет туда в полночь, могуч и высок,
Чьи рога задевают за месяца рог.

Ты его ухвати за рога и держи,
А как рваться начнет, обратись и скажи:

- Если дума моя от меня не уйдет,
В отчий дом если мне не откроют ворот

И навстречу не выйдет мне матерь моя –
Да не будет нигде по округе зверья!

Гоначхир совершил предуказанный путь
И устроился на ночь в дупле отдохнуть.

И предстал ему тур, горделив и высок,
Чьи рога задевали за месяца рог.

И, когда за рога его взял Гоначхир,
То услышал ответ, как явился он в мир:

«Ты зачат кобылицей, рожденной в горах,
А родитель твой – облако в буйных ветрах.

На уступе оно прилегло, утомясь,
А вблизи от него кобылица паслась.

По серебряной гриве найдешь ее ты», -
Так сказав, растворился, исчез Апсаты.
 
В неотступные думы свои погружен,
С тушей зубра в селенье направился он.
 
Под чинарой у крайнего дома села
Кобылица стояла, стройна и бела.
 
Сбросил ношу он, ринулся к ней, но она
Растворилась, как будто виденье из сна.
 
И кормилица снова предстала ему.
– Вот явилась она мне – и нет. Почему?
 
И Тейри в кобылицу ее превратил,
И за гриву ее Гоначхир ухватил.
 
– Подтверди, если правда тобой я рожден,
Если было пророчество с неба не сон.
 
Если ж только вскормила меня ты, то я
Сын послушный, такой же, как все сыновья.
 
Облик женщины снова она приняла:
– Ты мой третий, орлица двоих унесла.
 
Не орлица – злой дух моих деток унес.
Камень треснул в горах от огня моих слез!
 
И тогда я с мольбой обратилась к Тейри:
– Уничтожь первозданный мой облик, сотри!
 
Не нужны мне ни белые руки, ни речь,
Если третьего сына не дашь мне сберечь!
 
Шум раздался. Умчалась она в облака.
Шел охотник, была ему ноша легка…

Как то раз на рассвете он берегом шел,
Глядь – табун за рекой, гривы вьются как шелк.
 
Им навстречу поток Гоначхир переплыл,
И ничуть не спугнул он коней и кобыл.
 
Конь один подошел к нему, видом своим
Говоря: «Ну, давай, взапуски побежим!»
 
И когда скакуна Гоначхир перегнал,
Что есть сил он за гриву его удержал.
 
Недоуздок он сплел из ивовой коры.
– Много дней ты на воле гулял до поры,
 
А отныне ты слушаться будешь меня, –
Так сказав, недоуздок надел на коня
 
Гоначхир и на спину вскочил он коню.
– Вот где счастье! Я ветер сейчас обгоню!
 
Так впервые коня человек обуздал.
С изумленьем за ним Апсаты наблюдал.
 
И к верховьям реки на спине у коня
Всадник плыл. «Отпусти, ты замучил меня!» –

Молвил вдруг человеческим голосом конь.
«Что ж, иди!» – Чудо! С места не стронулся он.
 
«Ты меня одолел, несравненный батыр,
И теперь я до смерти твой друг, Гоначхир!»
 
Это был лошадей покровитель Сийкун,
Серый в яблоках конь, несравненный скакун.
 
Образ облака некогда принял тот конь –
Значит, был Гоначхиру родителем он.
 
И Сийкун к нему вывел тулпара тогда:
«Вот крылатый мой конь – твой теперь навсегда!»

На мгновенье Сийкун над лужайкой завис
И, помедлив, растаял средь облачных риз.

Приголубив тулпара, нарт сел на коня
И в село прискакал, тень свою обгоня.

Он был первым из тех кто коня приручил
И уменью тому поселян обучил.
 
Гоначхира, коня приручившего, род
Под присмотром Тейри с той минуты живет.
 
Среди неги их семьи живут и тепла,
Как орлицы с птенцами в гнездовье орла.
 
А когда постарел Гоначхир и устал,
Сыновьям своих лучших коней он раздал,
 
Драгоценный повесил кинжал у двери,
О народе своем помолился Тейри,
 
Повелел, чтобы слуги коня запрягли…
За Эльбрусом, от нартских пределов вдали
 
Есть красивое синее озеро – в нем
Скрылся всадник седой вместе с верным конем.


АВАР И КУ-КЕМПИР


Где трава не шумит и не плещет река,
Одинокая башня стоит из песка.
 
В ней никто не живет. Но слыхал я, что встарь
Там жила Ку-Кемпир, безобразная тварь.
 
Из суставов, как древо пустынь саксаул,
Вся она состояла от стоп и до скул.
 
Рукокрылый слуга ее, злой скорпион
По округе возил Ку-Кемпир, точно конь.
 
В душном замке блуждала она в темноте,
Предаваясь своей неотступной мечте –
 
Чтобы не было в мире ни трав, ни дождей
И остались в живых лишь подобные ей.
 
Раз в селение нартов ее занесло,
И тогда в ней еще преумножилось зло.
 
Жар беззубый тогда испустил ее рот,
Как в печи от горячих идет сковород.


(далее -подстрочник)


Затем она наслала в горы и долы горячие ветры,
Поля и пастбища стали выгорать.

Тут примчался суровый Боран, младший сын Химикки,
Вступил с ней в единоборство.

Насылал Боран на Ку-Кемпир вьюги,
А та защищалась от них своим огненным дыханием,

Превращая снег в пар.
Тогда на помощь Борану пришел Горий, его старший брат.

Обладающий большой силой Горий наслал на нее ураган,
Как мотылек, взлетела Ку-кемпир в воздух.

Но она не отчаялась, не испугалась, не сдалась,
Стала метать свои губительные семена (семена песка) в разные стороны.

Подоспели на помощь Гылан и Эвюл,
Вчетвером они стали одолевать Ку-Кемпир.

Спас ее от них мощный скорпион,
Он втягивал в себя посылаемые ими стрелы.

Как ни старались рассвирепевшие юноши, ядовитый хвост скорпиона
Не давал им приблизиться к нему и поразить мечом.

Но Эвюл – (Надменный Гордый) не зря гордец:
Рассердился, рассвирепел он!


Ястребу был он подобен в бою,
Удалось ему отсечь мечом ядовитый хвост скорпиона.

Ку-Кемпир удалось спастись, и она наслала новую беду на Страну Нартов.
Не видно теперь на полях девушек, вяжущих снопы.


На долины Кемпир насылала огонь,
Чтобы там не паслись ни отары, ни конь.
 
С той поры на базарах не видно толпы
И красавицы в поле не вяжут снопы.
 
Лишь однажды случалась такая напасть –
Когда отдан был край Кызыл-Фуку во власть.
 
Эмегенов и тех доняла Ку-Кемпир,
И соседи нарушили с нартами мир.
 
Был котел благодатный в дому Алика,
Свет волшебный его излучали бока.
 
До краев его если наполнить водой,
Бычьим мясом наполнится он сам собой.
 
Только воду где взять? Пересохли ручьи,
Засорились колодези, и силачи,
 
Выжимавшие влагу, как сок, из камней,
Истощились и мощи лишились своей.
 
Многих спас от погибели в те времена
Нарт Авар, покровитель полей и зерна.
 
Сам Дебет Золотой ему жизнь даровал,
А Тейри в земледелье его наставлял.


(далее - подстрочник):


Ауар, сын Дебета, был отцом земледелия,
Полевые дела ему поручил сам Тейри.

Именно Авар первый стал использовать плуг,
Запряг быков и стал пахать землю.

Авар вспахивал не только пашню, но и целину,
Поля, обработанные им, давали богатый урожай.

Брата его звали Астар, он был знатным поливщиком,
Всем на зависть собирал он урожаи.

Ауар поднял народ, чтобы осуществить задуманное:
На склонах, где задерживается влага, устроить террасы,

В местах, где текут ручьи, возделывать пашню,
Чтобы наполнились осенью зерном закрома.

Стар и млад решительно взялись за дело,
На тенистых склонах устроили они террасы.

Вспахали землю, посеяли зерно, обратились с мольбой к Тейри,
Все как один трудились, чтобы провести воду с Белых гор.

Астар строго спрашивал с мастеров, поливщиков,
Из больших сосновых стволов он выдолбил желоба.

По ним он протянул воду к пахотным участкам,
К пастбищам, страдающим от жажды. 

Губительные семена Ку-Кемпир нанесли много вреда,
Потрескалась земля, покрылась пылью, перестали идти дожди.

Настала пора собирать урожай,
Надо было и защищать поля от жеков.

Нартские отряды охраняли границы полей,
Громили харра, обезумевших от голода.

Настала осень. Для сбора урожая, который спасет их жизни,
Люди вышли все до единого.

Не потеряв ни зернышка, свезли они на гумно,
Стали молотить зерно, вкладывая душу в песню.

Ласково общаясь друг с другом,
Разделили они между собой ячменные и пшеничные снопы.

У тех, кто жил на равнине, дела были плохи, поля их сгорели,
На бескормье начался падеж скота.

Поделились урожаем и с ними, чтобы они смогли пережить зиму,
Наступила весна, опять настала пора сеять зерно.

Первую борозду проложил сам Ауар,
Затем он выбрал самую щедрую из девушек.


 
Пышнотелая дева на пашню легла,
Чтоб, приняв ее силу, земля понесла.
 
А отец ее бодро за плугом шагал,
И молитву богам про себя он слагал.
 
«Слава тебе, Апсаты, что дал мне вола.
Как без него была бы жизнь тяжела!
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой –
Зорко боги следят за твоей ездой!
 
Слава тебе, Эрирей, что весна пришла.
Скинула шубу земля и лежит гола.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
Шея крепка у вола с золотым ярмом.
Крепко набита сума золотым зерном.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
Слава тебе, Тейри, что послал мне дочь –
Ту, что земле помогла понести в эту ночь.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
Ляжет зерно в борозду, чуть сойдет туман.
Души колосьев живут в глубине семян.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
Даулет мне в подмогу послал вола.
Благословеньем богов земля понесла.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!

Свежий ветер пошлет в поля Эрирей,
Чистить, веять жен созовем и детей.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
Если жертвенный в радость богам наш дар,
Кончим труд, пойдет отдыхать мал и стар.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
И чужаки объявятся на току,
Всех угостим, отсыплем всем по мешку!
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!
 
Дров нарубим, затопим в домах очаги,
Пусть порадуют званых гостей пироги.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!

Зимой я зерна насыплю своим скотам,
По милости свыше буду я сыт и сам.
Вол, поспешай, двигай плуг бороздой!"

****
 
Вот и осень в краю, завершенье работ.
К Сабантую готовиться начал народ.
 
В жертву лучшие закланы были волы,
И в богатых домах накрывались столы.
 
Силачей препоясал ремнями Авар,
И боролись они, потешая базар.
 
Столб, намазанный  маслом, стоял средь двора,
За коз-бёрком училась взлезать детвора.
 
Гостем на Сабантуй приглашен был Боран,
С ним и братья – Эвюл, и Горий, и Гылан.
 
Уговаривать стали они и сестру –
Отдохни от работ, погости на пиру.
 
А сестра их была так прекрасна собой,
Что, увидя, замолкнет  завистник любой.
 
 Суичмез ее звали. Вошла она в зал,
И Авар, очарованный, с места  привстал.
 
Суичмез опустила глаза, смущена,
Так любовь испытала впервые она.
 
И Авар поприветствовал братьев, как друг,
А сестру заключили девицы в свой круг.
 
И настал Сабантуя торжественный час.
Музыкантов гурьба на дворе собралась.
 
Зоммахай  своей палочкой им замахал,
Семенами веселья  осыпан был зал.
 
Время танцев пришло, и начальник  пиров
Суичмез  пригласил на узоры ковров.
 
Дева в танце как лебедь плыла, а Авар
Изощрялся в прыжках, словно горный архар.
 
Заструились волшебные звуки с небес,
И с хвалой обратился Авар к Суичмез.
 
«Кто она – та, что отцовский уважит совет,
Матери, братьям поможет, поднявшись чуть свет?

Кто освещает округу, как месяц с небес?
Это она – несравненная Суичмез!
 
Чье всех проворней вращается веретено?
Кто до рассвета приносит снопы на гумно?

Кто словно лебедь плывет по узорам ковров?
Это она, Суичмез, украшенье пиров!
 
Чей как тюльпан вдоль по склонам мелькает подол?
Кто нам поставил лукошко с брусникой на стол?

Кто прилетел к нам нежданною птицей с небес?
Это она – несравненная Суичмез!
 
Чья упадает к стопам золотая коса?
Чьи прозревают сквозь водную толщу глаза?

Кто был дарован Авару наградой с небес?
Это она – несравненная Суичмез?»
 
Ну, и ясно, что после такой похвалы
К Химикки были посланы утром послы.
 
Эрирей возвестил повеленье с небес:
Пусть Авару отдаст Химикки Суичмез!
 
Хоть нежданной была для родителей весть,
Но уважили сватов – хвала им и честь!
 
В оный день обрели свое счастье сердца –
Да хранят они верность всю жизнь, до конца!