Нарты 7

Из аланского (карачаево-балкарского) нартского эпоса
Перевод с карачаево-балкарского Александра Пряжникова

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

СЫН ДЕБЕТА СОЗУК

СОЗУК И ВЕДУНЬИ

Год за годом трудились Дебета Сыны
Ради счастья и радости Новой страны.

А умелым рукам благодарна земля:
Урожаем ответили братьям поля.

Каждый выбрал себе по душе ремесло,
Нарождалось потомство, богатство росло…

Табуны по просторам гонял Усхутрук,
Гожуна стал светилом столярных наук.

Раздобревший Сийнух знал коровий Язык,
И с быками по-свойски общаться привык,

А Магул был по-прежнему легок и мал,
Быстро бегал и связь между ними держал.

Зоммахай затевал, как обычно, пиры,
Словно чуял конец беззаботной поры.

Брат-Созук на лугах пас ленивых овец
Как его научил Златоликий отец.

Малолетний Созук в доме пас угольки,
Серый камень был волком, у волка – клыки.

Вырос он самым добрым в семье молодцом,
Стал похожим на маму душой и лицом.

Только счастье недолго балует людей –
Наступила година нелепых смертей.

Моровое поветрие к морю пришло,
И сгубило людей бестелесное зло.

Даже меч не спасет, коль не видишь врага,
И песок, словно саван накрыл берега.

Их Чудесная Чаша могла бы спасти,
Но она, как на грех, задержалась в пути.

А без Чаши Чудесной хватало лишь сил,
Чтобы множилось полчище свежих могил.

Каждый день девять братьев теряли родню,
Только нартов болезнь не свела на корню.

Лишь Созук проклял горькую долю свою,
Схоронив за неделю большую семью.

Он болел очень долго, метался в бреду,
А очнулся безумным – не вынес беду.

Перестав быть и мужем, и добрым отцом,
Он казался теперь несмышленым мальцом.

До заката безмолвно лежал у реки
И, как в детстве, тростинкою пас угольки.

Представлял себя воином он иногда,
Говорил, что пригнал после битвы стада.

Восемь братьев покой потеряли и сон:
Есть ли снадобье, чтобы поправился он?

Как-то раз поутру быстроногий Магул
На охоту его за собой потянул.

Думал он: «На просторе развеется брат,
Там, глядишь, и рассудок вернется назад».

Слишком долог по следу звериному путь,
Под ветлою решили они отдохнуть.

Нынче бедный Созук, как когда-то кинжал,
На ремне деревянную чашку держал.

Намешав на привале сметану и хлеб,
Стал обедать, и, словно оглох и ослеп.

Чашку крепко поставил он между колен,
Не заметив, что к ним подошел эмеген.

Эмеген был голодным, как стая ворон,
И сперва на Магула набросился он.

Драка вмиг понеслась, словно яростный шквал,
А Созук равнодушно сметану хлебал.

- Эй, Созук! Я слабею! – воскликнул Магул, -
Брось еду, помоги мне, неужто уснул?

Но не слышал безумный Созук ничего,
Только ложка мелькала в руках у него.

Эмегена ударил Магул кулаком,
Тот от боли свалился овсяным мешком

А Созук стал от ярости былым, как мел:
Эмеген своим задом в сметану присел.

Громко крикнул Созук:
- Тюрю портить не дам! –
И руками врага разорвал пополам.

Всем Магул рассказал, как их братец силен,
Только ценится сила с умом испокон.

Самых знатных ведуний собрал Усхутрук,
Каждой отдал богато набитый сундук.

- Помогите Созуку рассудок вернуть,
И мы шелком с парчою устелем ваш путь.

Осмотрели ведуньи Созука сто крат,
А ему хоть бы что – он вниманию рад.

Приговор мудрых женщин был краток и строг:
- Нужно место найти, где сошлись семь дорог.

Там постройте овчарню, а брат Чюмеди
Пусть поможет безумцу по жизни идти.

Там вдвоем их оставите, дав семь овец.
Вы сердиты? Но это еще не конец.

Запаситесь терпеньем на семь долгих лет,
И рассудок к Созуку придет, как рассвет.

Усхутрук сделал все, что ведуньи велят,
И с безумным остался безмолвный собрат.

Пас тростинкой Созук на полу уголек –
Чюмеди управлялся с хозяйством, как мог.

СОЗУК И АЙМУШ

Бай проезжий увидел Созука игру,
И пришелся ему здоровяк ко двору.

Он решил: «Тот, кто думает, словно малыш
Заработать поможет несметный барыш».

Стал трудиться Созук дни и ночи подряд,
А богач был такому работнику рад.

После трудного дня сны нисходят на нас,
Спал Созук, но услышал неведомый глас:

- Слушай молча и сделай все именно так.
Будет вязка овец – заберись на чердак.

Заиграй на свирели с другой стороны –
К небесам эти звуки подняться должны.

Вскоре два небожителя спустятся вниз,
Станут громко браниться: «Мол, что за каприз?

Разверни свою дудку, и дело с концом,
Или будешь до смерти безумным глупцом!»

Ты ж играй, как играл на своем чердаке. 
Небожитель ударит тебя по щеке,

Как положено, дудку твою развернет,
И мелодия сладкою станет, как мед.

С первой нотой растает злосчастный недуг,
И разумным мужчиной ты выйдешь на луг.

Там отринет твой слух вековую печать:
Ты научишься птиц и зверей понимать.

Время режет кинжалом кромешную тьму:
В срок исполнил Созук, что велели ему.

И рассудок вернулся в положенный час,
Чтоб узрел Человек этот мир без прикрас.

Счастье речи нежданно обрел Чюмеди,
И от радости к братской прижался груди.

Так, в овчарне, по-новому жизнь потекла,
Братья стали едины, как лук и стрела.

Младший пищу варил и готовил постель,
Старший шел на луга, взяв с собою свирель.

Знал Созук, как страдает волчица от ран,
Что ягнятам рассказывал мудрый баран.

Понимал без труда, что тревожит собак,
Если лают они по ночам на овраг.

Волк с овчаркой бранятся – смеется чабан,
Полнотой новой жизни и радостью пьян.

Рассказали ему два болтливых осла:
«Мол, ягненка в отаре овца родила,

Что ж поделать, закон у природы таков…
Только носит ягненок две пары рогов».

С этих пор стал за ними Созук наблюдать,
Слушать, как наставляет детеныша мать.

За отарой ягненок едва поспевал,
Всюду виделись волки, их хищный оскал.

Утешала овца, пробивая бурьян:
«Потерпи еще малость – у заводи стан».

Отвечал ей малыш:
- Я тащу на спине
Благодать всей отары, и тягостно мне.

Удивился Созук:
- Что за странная речь?
Буду сам я отныне ягненка стеречь.

Словно талый ручей год по капле истек,
И Созук отработал положенный срок.

Стал красивою яркой ягненок чудной,
Что отару вела за своею спиной.

Под дождем проливным, в непроглядный туман
До единого всех возвращала на стан.

Поделил пополам бай отару свою:
- Эту долю, Созук, я тебе отдаю,

Лишь добавил потом, завершая расчет,
Что чудесную ярку себе заберет.

Но Созука объял неожиданный раж:
- Я привык к этой ярке, оставь мне, уважь! 

Бай почуял случайной наживы восторг,
И немедля затеял неправедный торг.

Спор был долгим, но в споре легко победит,
Кто однажды забыл свою совесть и стыд.

И промолвил Созук через гневную дрожь:
- Все себе забирай, только ярку не трожь.

Бай был рад, что Созуку не дал ничего,
И задаром заставил работать его.

Шел Созук по тропинке, гремел котелком,
Ненасытного бая ругая тайком.

- Что скажу Чюмеди? Как в глаза загляну?
Я за год заработал лишь ярку одну.

Две собаки бежали чуть-чуть впереди,
Чтоб не встретились волки у них на пути.

Сел Созук у воды, размышлял, что, да как?
Ярка рядом паслась под охраной собак.

Ярка тихо шагала, щипала траву.
«Лучше спать, чем такое терпеть наяву!»

Но едва лишь подумал об этом Созук,
Как услышал похожий на блеянье звук:

- В той отаре служила я только тебе.
Не горюй без нужды, будь покорен судьбе.

Если ты отдохнул, поднимайся, иди,
Нас, наверно, заждался твой брат, Чюмеди.

Понял все Чюмеди, их увидев, едва,
Но, как младший, под сердцем упрятал слова.

Утром ярка сказала:
- Нам нужно в поход.
Вдалеке нас Маджарское озеро ждет.

Только выбрались к берегу – новый наказ:
- Жить теперь станем здесь – это место для нас.

Вы устали, а сон – покровитель работ,
Завтра строить ограду голов на пятьсот.

Братья крепкий забор сколотили без слов,
Но к чему он, коль нету овечьих голов?

Спать легли, а наутро был полон загон.
Что же это такое, обман или сон?

Ночью свет засиял из Маджарских глубин,
Словно Солнце мелькнуло сквозь камни вершин.

И огромный баран вышел к ярке на луг,
Золотыми рогами сияя вокруг.

Уши были в узорах, а длинная шерсть
Словно пестрые перья павлина, как есть.

Он Плескался , подобно бобру, что есть сил,
И владыкой себя перед ярочкой мнил.

Доскочить до Бештау – хватало прыжка,
И в озерные воды нырнуть свысока.

Заприметив Созука, чудесный баран
Тут же скрылся, подняв за собою фонтан.

Ярка тихо проблеяла:
— Это Аймуш,
Покровитель овечьих бесхитростных душ.

Он выходит из озера каждую ночь
И старается нашей отаре помочь.

Не волнуйся, хозяин, Аймуш – не злодей,
Но не смей никогда говорить ему: «Хей!» 

Так теперь повелось: выходила Луна,
И Аймуш поднимался с Маджарского дна.

Проводил он с отарой всю ночь напролет,
А к утру приносил небывалый приплод.

Наизусть знал Аймуш каждый камень и куст,
Где найдется  типчак, самый лучший на вкус.

Был от счастья такого Созук без ума,
И отарой своей любовался с холма.

Заплутавшей овечке свирелью Созук
Подавал через поле спасительный звук.

И смотрел, как следит за овцою баран,
Чтобы та возвратилась обратно на стан.

А хозяйство по-прежнему вел Чюмеди,
И, казалось, что горести все позади.

СОЗУК И ДАММЕТТИР

Пролетело семь лет, как семь утренних снов,
От Дебета пришли трое верных сынов.

- Как живешь на чужбине, наш бедный Созук?
Я теперь богатей! Посмотрите вокруг.

Прибежали из чащи дремучей два пса,
Услыхав незнакомых людей голоса.

Беззаветно служили Жетер и Тутар
На защите несчетных овечьих отар.

Мне вернулся рассудок, - добавил Созук, -
Не напрасно ведуний собрал Усхутрук.

Но и этого мало – немой Чюмеди
Радость речи в изгнанье сумел обрести.

От души были рады Дебета сыны,
Что их братья здоровы, загоны полны.

Не стихал днем и ночью восторженный гул,
Под конец, расставаясь, взял чашу Магул.

- К вам навстречу я шел через горе и грусть,
Ныне – счастлив, поэтому здесь остаюсь.

И остался Магул, чтобы братьям помочь,
Прогонял он любые сомнения прочь.

Он везде поспевал, все на свете умел,
Так и стал, сам собою, главой общих дел.

- Очень много овец, - он однажды сказал.
Для отары такой этот край слишком мал.

Откочуем на берег Эдиля, а там
Будет места в достатке и овцам, и нам.

Но Созука от слов этих бросило в жар:
Стал ему слишком дорог чудесный Маджар,

Долго он упирался, с решеньем тянул,
А потом согласился: ведь прав был Магул.

На Эдиле их встретила уйма забот:
Снова ладить загоны, чтоб множился скот.

Снова строить кошары – здесь ветер суров,
В непогоду овец нужно прятать под кров.

Вскоре степь, как зимой утонула в снегу
От овец, что паслись на крутом берегу.

Шли, однажды, два брата, устав от трудов,
На песке заприметили пару следов.

Что-то стала душа неспокойна моя, -
Тихо молвил Магул, - здесь не сыщешь жилья.

Может быть, это дочка самой Дамметтир
Невзначай навещала сегодня наш мир.

Рассмеялся Созук, надрывая живот,
Что ты? Струсил? Ведь женщина жизнь нам дает.

Разве можно бояться любовных страстей? –
Он умолк, вспоминая жену и детей.

- Эх, чудак-человек, знал бы ты, неспроста
Ослепительным девам дана красота.

Здесь, в Эдиле живут дочки Матери Вод,
Их распутство погибель мужчинам несет.

Свою жертву у чистых ручьев стерегут,
Едет путник один, а они тут, как тут.

Кто услышит журчащий, чарующий глас,
Навсегда потеряет рассудок тотчас.

Так мужчины влюбляются в их красоту,
Что звездами сгорают сердца налету.

Кто русалки коварной возлюбленным стал,
Тот рассыпался в прах, словно ржавый металл.

Тот от мира земного отрекся навек, -
Он теперь и не рыба, и не человек.

Через месяц увидели братья опять
В том же месте ноги незнакомой печать.

Не осталось сомнений – то Матерь Воды
Для Созука свои оставляла следы.

Полюбился наивный и добрый батыр
Заскучавшей хозяйке реки – Дамметтир.

В мертвый штиль накатила на берег волна,
И, круги разогнав, показалась Она.

Улыбнулась Она, подмигнула разок,
И сразил человека безжалостный рок.

Он не смел от нее отвести даже глаз,
Так случается с каждым, должно быть, хоть раз.

Ее очи горели, что звезды в ночи,
А слова, как полуденный жар горячи.

Заметался Магул:
- Мой Созук! Это – ложь!
Перестань ее слушать, не то пропадешь.

Не сдавался Магул пред ее красотой,
И она наказала его слепотой.

Поздно понял Созук, до чего ж тяжелы
Колдовские объятия – что кандалы.

Он лишь крикнул прекрасной русалке:
- Постой! –
- Только сам в этот миг был уже под водой.

За хозяином овцы нырнули ко дну,
По Эдилю погнав за волною волну.

Стали белыми рыбами тут же они,
И блестели на солнце – куда ни взгляни.

А Магул повторял:
— Это я виноват,
Что в тенёта русалок попался мой брат.

Только вечером поздним его смог найти
У Эдиля валившийся с ног Чюмеди.

Он спросил:
- Где Созук? Почему ты ослеп?
Для кого мне теперь жарить мясо, печь хлеб?

Где отары теперь? Ничего не пойму…
И Магул все, как было, поведал ему.

Вести горькие быстро до нартов дошли, -
Все на помощь примчались в поту и в пыли.

Только кто они против самой Дамметтир?
Не подвластен законам земным водный мир.

А Магула измучил отчаянья груз,
Не сдержавшись, он снял со стены свой кобуз.

Песни добрые петь – лучше нет ремесла,
Так и стал он бродить от села, до села.

Пел о подвигах братьев, отца своего,
И сказителем люди прозвали его.

Это высшая честь для слепого певца, -
Если смог он мелодией тронуть сердца.

А Созук припеваючи жил с Дамметтмир
В Изумрудном Дворце, как подводный эмир.

Временами русалка пускала его
Походить по земле. Просто так. Одного.

Шел Созук как-то раз, день был ясен и тих,
Вспомнил вдруг про кошару и братьев своих.

Шел знакомой тропой, веселясь на ходу,
Только вместо жилища нашел пустоту.

Даже утренний воздух был с привкусом зла…
Всюду изгородь сломана, крыша сгнила.

Горевал как дитя многоопытный муж,
Тут к нему подошел Златорогий Аймуш.

От Аймуша узнав, как несчастен Магул,
Изумленный Созук только тяжко вздохнул.

- Хочешь брата избавить от горькой беды,
И проклятие снять колдовской слепоты?

- Я на все соглашусь, лишь приказывай мне,
Ведь незрячим Магул по моей стал вине.

- Дамметтир очень ценит богатство свое,
И чудесная бусинка есть у нее.

Нужно выкрасть ее, оттолкнуться от дна,
И любое желанье исполнит она.

Ты отважен, и, все же, Созук, берегись,
Коль поймают, - ничто не спасет твою жизнь.

Только эти слова не расслышал Созук,
Он старался Магула избавить от мук,

И под воду нырнув, так спешил ко дворцу,
Что рыбешки хлестали его по лицу.

Во дворце отыскался заветный сундук,
Нарт уплыл, и не выронил счастья из рук.

Вот и берег, а, значит, несчастьям конец, -
В поле новый загон, в нем семь тысяч овец.

Нужно брата Магула скорей разыскать,
Чтобы солнце несчастный увидел опять.

Он услышал, что рядом сказитель поет,
И на берег пришел, где толпился народ.

В середине слепой, но счастливый Магул
Свою песню под старый кобуз затянул.

Тут же бусинку к векам приладил Созук,
И счастливые крики раздались вокруг:

- Он прозрел! Восхищался собравшийся люд –
О таких чудесах только в песнях поют.

В этот миг Дамметтмир поднялась над волной,
И сказала:
- Созук, зря ты шутишь со мной.

Жил в чертогах моих и не ведал нужды,
Но ничтожным воришкою сделался ты.

Ты за бусинку страшной заплатишь ценой:
Все овечки под воду уйдут до одной.

Вижу я, у тебя что-то сталось с лицом?
Только, это – не все, ты не будешь отцом.

Наказанье такое больнее плетей,
Ты вовек не увидишь улыбок детей.

Подбежали к Созуку Жетер и Тутар –
Псам неведома сила русалочьих чар.

С ними вместе, от встречных печали тая,
Он ушел по дороге в чужие края.