Иоанн покаялся в осуждении скупого настоятеля

6 августа. Сегодня обедни нигде не служил по случаю окраски полов в Успенской церкви в Думе; молебны в артиллерийских мастерских служил с великою верою и с великим дерзновением по благодати Господа. Когда пришел к поздней обедни в собор, где служил настоятель, я был всю обедню в величайшей агонии – в борьбе с моим недовольством на него и даже с сильною неприязнию к нему за его нераспорядительность, отчужденность от братии, за леность к службе, за нерадение к делу служения и проповеди (ибо весь поглощен сребролюбием и честолюбием), за нерадение о добром направлении паствы и даже за насмешку над простыми богомольцами, часто ходящими к службам церковным, за укрывательство раскольников и за преследование меня по поводу совета моего ему обозначить число их в документах ближе к истине. Впрочем, я не оправдываю своей к нему неприязни. Я согрешил в том, что имею неприязнь к нему, и осуждаю себя, и считаю долгом молиться за него, да просветит Господь сердечные его очи, да согреет его сердце любовию к братии и к нищим, да поразит в нем насмерть страсть сребролюбия (накопил капитал в шестьдесят тысяч рублей), да направит мысли и сердце к делу служения. После обвинения себя в неприязни и по доброжелательстве ему я успокоился, а прежде сильно болезновал и был в утеснении.

После того, как негодование на настоятеля смутило и парализовало меня и выражение ему моего неудовольствия не вразумило его, а вызвало только с его стороны клевету на меня же – и опять смутило, меня чудно успокоило молебствие у соседа с садом моим инженер-механика [Симеона] Андриановича. Слава Господу! Лишь на час молебен – и гора с плеч.


Обвинил себя - и успокоился! Это так!