Вновь я посетил...

Здесь всё по-прежнему:
дома, скамейки, двор,
подъезд,
где ЖЭК в подвале, коридор
с портретом Брежнева
за шкафом — лозунг
"…съезд" закрашен;
рисунок карандашный
в стиле ню,
где поза
отрицает новизну
и перемены;
стены,
исписанные руганью площадной,
и стол, исструганный нещадно,
реестр женихов и их невест.

Знакомый дворник-старикан,
класс, кажется, седьмой,
портвейн, на всех один стакан,
и эта — старше, взгляд её немой…
Негромкий звон бутылки,
руки касание затылка,
конфеты, кажется, грильяж.

Косой пролёт вверх, на этаж,
— квартира та ж —
не мешкая, прихожая,
на виселицу вешалка похожая,
— и каждый гвоздь знаком!
Так прямиком,
как в пустоту, в ту комнату,
где ломанная мебель,
вьющийся по стенке стебель,
фигурок караван,
продавленный диван, —
могила всех надежд, потуг
моих и всех моих подруг...
Захламленный шалман,
где полочками книги —
из кармана фиги,
с жёрдочками стулья,
потолок два сорок — соты улья;
модерн шестидесятых:
за стеклом —
Гагарин, папа Хэм,
иконостас пархатых,
Эйнштейн, Ландау, Грэм,
стопкой «Новый Мир»
и попкой «…мира и социализма»;
на кухне ЗиЛ — гримасы ленинизма —
«Спидолы» воющий эфир —
как дверь со сломанным замком...

Так, словно зверь, тайком,
на волю — с чистой совестью,
вслед за эфирной новостью,
с башкой забитой "доблестью и честью",
и повестью, где лестью
послужит опыта урок
вхождения повторно в воду...
А местью будет время,
ждущее у входа,
и бремя — жизни потолок.