Вовочка Акчовов

   Первыми солидными звуками Вовочки, вылетевшими из его улыбающегося ротика и свившими гнездо в памяти его мамы, Ларисы Акчововой, когда она держала в руке ложечку с разбавленной манной кашей, были... нет, не «агу». «Угу».

   А несколькими месяцами позже первым словом стало... нет, не «мама», а «мамам».

   Да, так родились его первые и самые короткие палиндромы.

   Когда он основательно подрос, то показал свои выкопанные непосильным трудом сокровища учительнице по литературе.

   «Ну, что ты хотел этим сказать?» – вопрошала Валентина Петровна. – «И леопард, и гидра поели». И посоветовала ему оседлать альтернативу, а точнее – сочинять стихи.

   Вова проглотил статьи о плохих и хороших рифмах. Потом – о ритме.

   Однажды он сидел и стучал худенькими пальчиками по клавишам синтезатора, с недавних пор поселившемся в его комнате, смакуя сильные и слабые доли из нити извлечённых из инструмента звуков.

   «Ох уж эти ямбы, хореи!», – говорил Вовочка, и напевал: «Па-па, па-па, ма-ма, ма-ма».

   «Ох уж эти дактили-птеродактили да иже с ними!» – и продолжал: «Тра-та-та, тра-та-та, о-го-го, о-го-го».

   А сам думал: зачем и на какую лапу упала роза Азору? И кто этот Азор? И почему Аргентина манит африканца? «Именно так следует произносить эту фразу в новом, толерантном, мире», – промолвил Вова.

   А потом прочитал мысленно свою фамилию наоборот и засмеялся.