в словах

послушай, в словах "мы никогда не встретимся"
больше нет боли,
лёгкий мартовский ветер
гоняет по асфальту
рваную плёнку,
у озера бродят собаки,
большие и маленькие,
с хозяевами и без,
бельё на верёвках,
чуть шевелимое воздухом,
говорит мне об одиночестве больше,
чем наша невстреча,
чем недостаток любви,
который я угадывала в твоём лице,
возможно, я ошибалась,
для нас -
я сочиняла мир,
который не имел ничего общего с реальным,
я заменяла войну на тир,
а бал наташи ростовой из книжки -
на школьную дискотеку,
память подсовывает мне более ранние воспоминания,
потому что я так странно равнодушна к "нам",
я не могу даже найти подходящей рамки,
чтобы погрузиться в нашу историю,
чтобы оживить в себе что-то,
казавшееся тогда невырываемым сорняком,
его корни, вросшие в мои мышцы,
доставляли нестерпимые мучения,
сейчас же я не умею ни воскресить чувства,
ни создать магического пространства,
ни построить из Образов дом,
где мы будем жить,
где будет готовиться мясо
с тушёными овощами,
где будет гореть этот бледно-золотистый свет,
в котором я растворялась, тонула, теряла себя,
я забыла о рифмах, кои составляли бы скелет текста,
я просто пишу,
и мне досадно неинтересно,
весна же, боже, весна,
в кресле сидит старенькая кошка,
она свила гнездо из нестираных вещей,
горошек
на столе
шепчет слово "loneliness"
(русский вариант употреблялся здесь ранее),
но не потому что нет тебя,
нет, дело не в этом, -
кажется, здесь нет меня самой,
а по дороге убегает вдаль девочка
в бежевой беретке
и красной куртке, так мечтающая о счастье,
я догоняю её, беру за руку,
хочу что-то сказать,
но мне нечего, лишь из глаз
льются слёзы,
"ну и чуднАя тётка", наверно, думает она,
закат, продирающий лучи сквозь дымку,
касается нас,
мы обе чувствуем недостижимость его красоты
и в грусти становимся одним и тем же,
и играет музыка,
и играет музыка