Эволюция пошлости, 2

ЭВОЛЮЦИЯ ПОШЛОСТИ, 2
Мой преданный и нежный друг
позвонил мне жаркой июльской
чернильной ночью и это был
как звонок с того света
или гром среди ночи,
когда весь день ожидаешь дождь,
устал, а дождя всё нету.
И тут же, через какую-то минуту,
другую разговора с ним,
меня всего обдало жаром
той незабвенной липкой
набоковской пошлости,
от которой нигде спасения нет:
ни на земле, ни на небе.
Это было, как будто на рану
вам  наложили не бинт, а скотч.
Мой преданный и нежный друг 
бессовестно называет себя
«сыном баптиста»,
живёт в Эстонии, работает в Германии,
пьёт водку в Москве и
верит во Всемогущего Бога,
любит всё русское, громко
называет себя русаком,
хвалит какого-то Мутина,
гордится татуировкой «СССР»
во всю спину и при этом
цитирует наизусть
моего «Заратустру»...
Он повадился мне звонить по ночам
и по несколько раз в полгода,
но обязательно пьяным в хлам,
не забывая упомянуть,
что телефонный разговор со мной
стоит ему 80 евро.
Бросать трубку и ссылаться
на испорченный телефон
мне всегда не хватало смелости
и тогда вспышки ненависти к нему
сменялись чувством брезгливости
и я терпеливо, как наказание,
продолжал выслушивать
этот полуночный бред
с неизменным «а помнишь?»,
злясь на себя и зверея от безысходности.
С телефоном в руке я включаю в комнате свет и
вижу в зеркале не себя, а липкую бумагу для мух,
засиженную этими мерзкими существами.
Характеристикой пошлости, по Набокову,
является посредственность и обычность,
но пошляки и пошлятина известны тем,
что они псевдострадальцы
и псевдомудрецы.