Параллельно миру поэма

1

Надмирной поступью храним,
среди вселенского пожара,
идёт, шатаясь, пилигрим
в тени уснувшего Ваала.
Он шепчет в волос бороды
не то стихи, не то молитвы
от прихождения беды,
от переточенности бритвы,
от поворота головы
на невозможное для черни
ночное виденье совы,
на звук летящей через тернии,
кровавым умыслом дыша
над крупной дрожью мелкой дичи.
Чужие промыслы верша,
бредёт апостол безразличий.
В его руке – рука Судьбы,
в его глазах Вселенной знамя,
за ним хрустальные гробы
и полыхающее пламя
сожжённой заживо травы.
Он всем ветрам подставил щёку,
чтоб кто-то произнёс: Увы –
не быть в Отечестве Пророку.

2

Не быть в Отечестве Пророку.
С берёзы не напиться соку
в едва забытом феврале,
когда хрусталь на ветках тает,               
когда неспешно догорает,
спустя столетия, Моле –
предвестник странных потрясений,
заложник вынужденных мнений,
адепт всевластия над тьмой.
Его вело воображенье
в зеркальный мир, где отраженье
соединяется с тюрьмой.
Слова – взлетающая стая –
меняют мир, в котором майя –
игра, иллюзия, фантом,
преобразующий в движенье
седого солнца искаженье
в его сиянье золотом.
Весь мир рассыпался на роли:
звенят загадочные тролли
златою цепью на дубу;
их различая сквозь столетья,
поэт вкрапляет междометья
в свою печальную судьбу.

3

В свою печальную судьбу
вводя понятие “табу”,
провозглашает переход
от мира к мору
давно ослепший звездочёт,
который яблоки печёт,
предполагая, что Исход
испортил Тору.
Историй множество. Читай
о том, как Герду бросил Кай,
поддавшись похоти её
преосвященства –
холодной женщины. Юнец,
он не предвидел, что венец
оберегает вороньё
от декадентства.
Морозным утром выйдя в свет,
собой становится поэт
и начинает прозревать
первопричину
своих исканий в темноте
прелестниц, в липкой наготе
шутя стремящихся создать
себе мужчину.
Всё фарс, притворство и игра.
Гоняет мячик детвора
на пустыре, где подожгла
родные стены
гордыня избранных скопцов,
в себе увидевших творцов.
Но, что она ещё могла,
вскрывая вены.

4

Вскрывая вены, шепчет ночь
на ушко каменной ограде,
что невозможно превозмочь
лишь ту, что в траурном наряде
перемещается впотьмах
легко, таинственно, но жутко,
не оставляя промежутка
в седых осенних облаках.

А пилигрим затеплит свет
в спокойной лирике лубочной,
рисуя свой автопортрет
хрустальной кистью непорочной.
И в свете том безмерен шаг
любого жителя острога,
лишь непонятная тревога
в скупых улыбках бедолаг,

давно привыкших к перестуку.
– Испивший свет стремится к звуку.

5

Испивший свет стремится к звуку.
Испивший звук стремится к свету,
направив скромную фелуку
к непостижимому Завету
меж перепутавшихся нитей
в канве придуманных материй,
в пылу таинственных открытий,
в плену загадочных мистерий.

6

В плену загадочных мистерий
свободной кисти след волшебный 
ведёт художника вдоль прерий,
где воздух вымыслов целебный
перетекает в глубь гортани
и обжигает, словно виски.

Ты балансируешь на грани
и совершенствуешь английский,
на русском думая свободно.
На русском думая беспечно.
На нём, возможно, и не модно,
но бесконечно человечно.

Ты веришь в то, что было слово.
Ты знаешь то, что слово будет!
Оно – незримая основа –
тебя неизданным простудит
и проведёт через пороги,
вдоль зарождения согласных,
на всепрощения пироге,
пред немотою безучастных
слепых свидетелей эпохи.

Ложится снег на подоконник,
как манны тающие крохи,
что сыплет ветренный разбойник
с затёртой тучи сотворенья
на наши головы хмельные.
И мы глядим в стихотворенья:
в них измерения иные
распознаём по звукоряду
и застываем в каждой ноте,
подобно “искреннему” взгляду
на выцветающей банкноте.

7

На выцветающей банкноте
икона выцветшего мира.
Не создающие кумира
слетают с трасс на повороте
из-за того, что визг резины
превысил уровень сцепленья.
Читает чёрт про отреченья.
Блестят рекламой магазины.

Порок врождённого Пророка
не проявляется до срока,
но если слишком одиноко,
то, отрываясь от истока,
ты ищешь кисть в реестре вольно
распоряжающихся кистью,
и, сокрушаясь по безлистью,
напишешь так, что краскам больно.

Поэт на холст положит время.
Художник рифму нарисует.
Кого-то заинтересует –
кто им и что втемяшил в темя.
А наблюдающий за всеми
поставит кляксу в некрологе:
мол, то да сё вращались в теме
и извратились в эпилоге
до непонятного сарказма
над померещившимся светом.
От остракизма до маразма
блестит стакан над парапетом.
На то его стаканья доля –
принять в себя тоску сомненья
и, распадаясь на мгновенья,
служить бекаром для бемоля.

8

Служить бекаром для бемоля;
раздевшись выйти в чисто-поле
и над безумьем воспарить;
в себя впуская перемены,
предвосхитить синдром отмены,
надменно продолжая пить;
грести по воздуху руками;
в бреду командовать полками
неверноподданных солдат;
грешить и каяться безбожно;
писать о том, что невозможно
вернуть минувшее назад;
переживать пережитое;
замыслить действие простое
и до предела усложнить –
и всем покажешься забавным,
чужим, непонятым, бесправным,
достойным, чтоб тебя казнить.

9

Достойным, чтоб тебя казнить,
ты начинаешь быть с рожденья.
Из года в год сплетая нить,
судьба не знает промедленья. 
Она как добрая сестра
в плену безумных наваждений.

Вглядись в уверенность костра
без сожаленья и сомнений:
там твой последний робкий свет,
в ночи молящийся на сажу;
там славит смерть кордебалет,
являясь сводней эпатажу.
И там, сквозь тонкое стекло
любуясь на перерожденья,
нисходит в ад былое зло,
меняя смысл стихотворенья.

10

Меняя смысл стихотворенья,
кто холст грунтует не спеша,
чтоб отразить мировоззренье,
где дышит вымыслом душа?
Кто неопознанный скиталец
по переулкам головы?
Какой Вселенной постоялец,
неуязвимый для молвы,
пробрался в мир чужих мистерий,
изображая их порок?
От аллегорий Алигьери
струится призрачный поток
флюидов внешнего распада,
объединяемых строкой,
ведущей по проспектам ада
впотьмах блуждающей рукой.

11

Впотьмах блуждающей рукой
слепец себе дорогу ищет.
За остывающей рекой
прозрачный ветер в поле свищет,
стремясь в себе соединить
несовместимые начала,
где раньше музыка звучала,
сердца способная пленить.

Холста впитает полотно
за гранью лет пережитое,
когда художнику дано
раскрасить виденье простое
непостижимостью мазка,
преобразующего Вечность.
И, воскрешая человечность,
застынут в небе облака.

Пророк найдёт немного слов
для воссоздания былого,
чтоб стало главным из основ:
– В начале появилось слово!
Земля впитает слёзы туч,
взойдут таинственные всходы,
и в проявлениях природы
наш мир окажется живуч.

14 ч. 55 мин.    09.03.2025 года